Хочешь мою жизнь?

Но я все же наклоняюсь над ним, почти ложусь грудью на его спину, и тихо говорю на ухо:

– Что, неужели так плохо? Не больно же! Ты почти ее не чувствуешь.

– Не больно, - хрипло соглашается он. Ну, в сознании, говорит – значит, живой и здоровый.

– На наказание сам нарвался, - продолжаю я.

– Да, я не отрицаю, - чуть оживает он, и почти смеется. – Лучше уж раньше, чем позже.

– Тоже верно, - усмехаюсь я. Не стану учить его, что это госпожа определяет, когда и как наказывать. Сейчас у нас желания совпали.

Ну, что выбрать? Стек, пожалуй. И по спине я стараюсь не бить, потому что иши нет, а местные мази слабенькие. А вот по красивой попе как раз заслужил! Приятно – мне, и безопасно – ему. Подумаешь, постоит на работе. Или подушечку подложит.

Это непередаваемое чувство, когда первый удар ложится на чистую нетронутую кожу, и мужчина непроизвольно вздрагивает. Но молчит, ни звука не издает. Еще бы немного выдержки и покорности – и я бы решила, что его обучали в нашей школе наложников.

На коже пропечатывается первая красная полоса. Потом к ней добавляются еще и еще. Я вначале кладу удары параллельно, любуюсь ровным расстоянием между полосками, потом наношу несколько ударов поперек, нарисовав решетку.

Он хрипло дышит, опираясь руками о стол. А пробка добавляет дополнительных ощущений, не давая полностью расслабиться. Я откладываю стек. Кир, поняв, что все прекратилось, пытается распрямиться.

– Рано еще, - останавливаю я его. – Стой так.

А сама рассыпаю на полу в углу крупу. Она какая-то странная, многоугольная, острая. «Гречка» - подсказывают воспоминания.

– Постой здесь, пораскаивайся. Это очень важная часть наказания, - развлекаюсь я.

Да, у нас процессу раскаивания придают большое значение. Сейчас, на самом деле, я не сержусь серьезно на Кира за его выходку, но пришла пора продемонстрировать ему, какими бывают развлечения настоящей госпожи. Сбежит после этого – ну, что же, задница целее будет.

Нет, не показывает желания сбежать. С опаской встает коленями на эти рассыпанные крупинки. Я оригинальна в придумывании наказания, потому что у него такое в первый раз. Впрочем, со мной у него многое еще будет в первый раз…

Малиновый от напряжения и от стыда, красивый обнаженный мужчина, с такой же почти малиновой разлинованной попой, стоит в углу, демонстрируя мне результаты наказания. Эх, где же мои девчонки, перед которыми можно было бы похвастаться этой картиной!

Надо дать время на раскаяние, в идеале вообще оставляют до утра. Но, конечно, не на таких острых предметах, потому что это чревато серьезными травмами. Впрочем, опять-таки, он не раб, может сам встать, или меня позвать.

Ухожу в другую комнату выдержать немного времени. Наказание у меня здесь будет так себе, слабенькое, декоративное, недолгое. Но ему сообщать об этом не буду, чтобы не смазать весь эффект.

Дела находятся, как всегда, да еще приходит звонок по работе. Коллега просит прощения за то, что побеспокоила в выходной день, но она не может найти нужные файлы. Странные люди, не дают отдыхать себе и другим!

Когда наконец заканчиваю разговор, прошло даже больше времени наказания, чем я планировала. Не успев подойти, уже издали вижу, что Кир держится из последних сил. Мышцы рук, сплетенных за головой, подрагивают, ноги уже откровенно трясутся. Мальчик еще менее привычен к подобным наказаниям, чем я думала. Но держится до последнего. Вот ведь бестолочь гордая! А если бы я действительно забыла, или ушла куда-нибудь? Он бы тут умер от своей гордости?

– Кир, вставай! – дотрагиваюсь до его плеча. Он вздрагивает от неожиданности. Так ушел в себя, в боль?

– Давай, давай, поднимайся осторожно, - ногой сметаю острые крупинки с пола, чтобы ему было удобнее вставать. Не так это просто – встать – потому что мышцы ног затекли, и он чуть не упал. Заодно и меня чуть не свалил, потому что не смогла отойти и дать ему встретиться с полом.

– Ты мог встать! Или меня позвать! – злюсь я. На этой дикой планете, в отсутствие нормальных средств заживления, я действительно готова разрешить ему то, чего никогда не простила бы нашим мужчинам – самому прервать наказание. Я не хочу оказаться с покалеченным мужчиной, которого мне никем пока не заменить!

– Ничего страшного! Жить буду! – бодро заявляет он, но почти шипит от боли.

– Идти можешь? – спрашиваю я. Он распрямляется, держась за стену, пережидает момент, когда кровь возвращается к нормальной циркуляции, принося с собой не самые приятные ощущения. Ну, и на коленях красные следы от острых крупинок – болезненно, но не смертельно. Вообще, ничего страшного не случилось, зря я переживаю. Будем считать, что в нынешних условиях лучше перестраховаться и выдать меньше болезненных развлечений и наказаний, потому что в здешней медицине я не слишком уверена. Да и лекарь здесь не в пределах дома, а где-то в больнице, его ждать еще надо. Да и мужчина у меня только один, а не целый гарем на выбор… Так, кажется, я нашла достаточно оправданий собственной мягкотелости. Если каким-то образом вернусь на свое прежнее место, я уже на вечеринках начну жалеть рабов, похоже.

– Пойдем уже. Хотя нет, постой.

Набрала в ладонь заживляющую мазь, растерла следы на коленях, заодно массируя мышцы. Кто бы видел такое – женщины на коленях у ног мужчины, растирает ему ноги! К счастью, никто не видит. А то, что Кир попытался обнять меня, когда я распрямлялась, и поцеловал куда-то в макушку – так его странным поступкам я уже перестала удивляться.

Потом он достаточно бодро дошел до кровати, на которую я указала, и лег на живот. Ладно, теперь обработаем следы на все еще красной попе. Сидеть какое-то время будет некомфортно, но ничего страшного, переживет. Да еще и целый выходной впереди.

– Приятно, - довольно заметил он, откровенно стараясь продлить прикосновение ладоней к своей коже. Да еще и по голосу чувствую – улыбается. Довольный, значит. Короче, воспитательный момент пропал даром. Это я ему и озвучила.

– Я смотрю, наказание было приятным? – интересуюсь.

– Ага, - подтверждает он. – Придется повторить?

– Нет, что уж с тобой сделаешь. Вначале вылечить придется, потом повторять, если что.

– А, ну, ладно тогда. Потом, наверное, я тоже готов. Вроде, выжил.

– Ладно, лежи, поправляйся. – Я накрываю его простыней, и собираюсь уходить.

– Нет, останься… останьтесь, пожалуйста. Еще немного. Да и не буду же я лежать тут до утра, сейчас немного – и встану.

Делаю вид, что не заметила его оговорки, и снова присаживаюсь на край кровати, слегка поглаживая плечи и перебирая волосы. Почти котик, такие же упругие мускулы под приятной шкуркой, такой же шкодливый и своевольный.

Глава 58

Лайна

Раз я все равно на тебя отвлеклась, расскажи мне историю какую-нибудь интересную, как ваша сказочная Шахерезада. Та жизнь свою спасала, а ты будешь… попу свою спасать. Чтобы по ней лишний раз не получить, и чтобы я еще раз намазала тебя заживляющей мазью.

– Кир, я хочу, чтобы ты рассказал, что у тебя случилось раньше. Ведь почему-то ты пришел в этот клуб?

У меня достаточно чужих воспоминаний и своих выводов, чтобы понять: в этом мире посещение подобных клубов и вообще любовь к боли и зависимость от нее – это ненормальность. Мужчин здесь воспитывают совсем по-другому. Если судить по моим впечатлениям – их вообще не воспитывают. Это мне случайно такой интересный экземпляр попался.