Хочу быть богатой и знаменитой

— Я предлагаю познакомиться с поэзией Роберта Бернса.

Окинув взглядом студентов, удивилась:

— Татьяна? А вы откуда появились? Вас не было на начале лекции.

— Простите, Светлана Ивановна, но я… из-под стола.

— ???

— Кто-то из мальчиков на перемене связал шнурки на кроссовках, я развязать пыталась.

— Насколько успешно?

— Спасибо, все удалось!

— Странные развлечения для студентов вашего возраста. Ну да ладно. Может, вы порадуете нас чем-то из творчества поэта?

— Почему нет? Только я буду читать в оригинале.

— Прошу вас.

Тошка встала, вздохнула, уставилась в окно и начала читать. Тусклый не выразительный голос. Народ замер. Все терпеливо ждали, она не заставила их разочароваться. Ее голос медленно начал набирать мощь, стал сильным и звонким, голова повернулась в сторону доски, речь стала убыстряться, руки поднялись к груди, и на самой вершине эмоции вдруг наступила тишина. Голос оборвал строчку, как будто ожидания не оправдались, и это случилось так неожиданно и так внезапно, что стало горько и больно. Руки бессильно упали. Последнюю строчку она прочитала глухо, как будто глотая слезы, пытаясь справиться с эмоциями, поэтому замедляя темп. В аудитории стояла оглушительная тишина.

— Запомните это состояние души, оно называется катарсис, — Светлана Ивановна взяла со стола свои записи и вышла из аудитории, пряча глаза.

Все дружно повернулись к Тошке. Потрясение, вот, что было написано на лицах.

— Тош, у меня к тебе просьба, — голос Пьера явно подрагивал, — при мне никогда Бернса не читай, ладно? Может, на моих поминках, чтобы всех пробрало.

— Тьфу! Дурак! — Тошка кинула в Пьера ручкой, — что попало говоришь!

Ручка прилетела Пьеру точнехонько в ладонь. Прозвенел звонок, и все вздохнули, выходя из какого-то транса. Народ отмер и загомонил.

— Тоша, — Лиля теребила ее рукав, у нас только пять минут. Быстро говори, где тебя носило прошлую пару!

Девушка посмотрела по сторонам, увидела, что предмет ее хлопот кокетничает с Пьером и тихонько выдала:

— Я Пиночку ездила на прослушивание пристраивать. В консу.

— Иии?

— Все получилось. Завтра между тремя и пятью часами ее ждет в 203 аудитории профессор Знаменская Инга Яновна.

— УР…

— Тихо ты! Чего орешь? — Тошка испуганно оглядываясь, зажала ладошкой рот не в меру эмоциональной подружке.

— Надо еще придумать, как нам ее туда сманить. Думай, давай! Только не ори.

В таких раздумьях прошла вторая половина пары. После звонка в аудиторию заглянул Леонид Александрович и кивнул Тошке на выход. Они вышли из здания и направились вдоль по улице.

— Я — прогуляться, — сообщил внучке дед.

— Ты со мной или дела какие-то, например, такие, что не позволяют во время прийти на занятия? А россказням про шнурки уже три года. Чего опять замутила? Колись.

— Деда, я подвиг во имя дружбы совершала.

— Какое пафосное начало. Давай дальше.

— Ездила в консерваторию к профессору Знаменской, Пиночку пристраивала на прослушивание.

— Куда ты ездила?

Дед развернулся к Тошке.

— В консерваторию к профессору Знаменской, Пиночку пристраивала на прослушивание, — послушно повторила девушка.

И тут же полезла в свой рюкзачок, отыскивая что-то в кармашке:

— А Инга Яновна тебе визитку передала и сказала, что встретиться была бы рада. Держи, — девушка передала белый бумажный прямоугольник деду.

Прочитав, он вдруг резко побледнел.

— Деда, ты чего? Тебе плохо? — Тошка забеспокоилась.

— А давай в кафешку зайдем, у меня стипендия пришла, кофейку закажем тебе, а мне мороженое. А, дед?

Леонид Александрович, не мигая смотрел куда-то в сторону парка. Ни одна эмоция не просачивалась сквозь бесстрастное выражение лица. Тошка очень опасалась этой маски. Перед ней стоял не ее любимый, добрый, великодушный дед, а мужчина-воин, таким он становился только на татами или в зале на тренировках, когда учил Эмика управляться с каким-то боевым шестом. Ей стало откровенно страшно. Дед молчал. Тошка, кусая губы, нажала кнопку экстренного вызова у себя на телефоне:

— Эмик, — в голосе Тошки стояли слезы, и отчетливо слышался страх, — Эмик, а ты где сейчас?

— Через дорогу стою, на вас с дедом гляжу. Ты чего? Опять влезла куда?! Сейчас перейду и разберемся. Да говори уже что-нибудь!

Эмик перешел на крик, а потом совершенно будничным голосом добавил:

— А то я боюсь.

Он поспешил перейти дорогу:

— Привет!

— А, Эмик, привет-привет!

Мужчина провел по лицу ладонью, как будто стирая капли с лица. Улыбнулся. У Тошки от сердца отлегло. Она вытерла вспотевшие ладошки об штаны, подняла глаза полные слез на брата. Тот в недоумении смотрел то на того, то на другого. Только открыл рот, чтобы спросить, что за бодяга тут у них, но дед перехватил его взгляд, почти незаметно мотнул головой, мол, все потом и не при девочке. Эмик склонил голову, делая вид, что рассматривает кроссы, этим самым подавая сигнал, что все понял, и все, действительно, потом.

Леонид Александрович, глядя на малышку, вдруг осознал, что она успела испугаться, и поторопился нивелировать впечатление:

— Тош, ты в кафе просилась или я неправильно постиг твои возвышенные гастрономические чувства?

— Просилась, ага. Мороженого купишь?

Он усмехнулся:

— Кто-то мне кофе со стипендии обещал, наверное, привиделось-прислышалось.

— Ой, и не говори, иной раз такое приглючится, что прямо оторопь берет, — Тошка приходила в себя медленно. Сдвинула со лба неизменную бейсболку, вытерла испарину рукавом толстовки.

— Погодите! Ничего пока не понял. Я через половину города к вам на перекладных скакал, чтобы мороженного именно в этой кафешке поесть?

Эмик попытался выйти на привычный для Тошки режим общения. Прекрасно видел, что девочка чем-то напугана. И точно знал, чем это может закончиться. Она может пойти или побежать успокаиваться в любую сторону, потому, что в таком состоянии себя не контролирует абсолютно. Вот тут и надо ее ловить. Держать за руку очень крепко и вести туда, куда тебе надо. А когда в себя придет, то обязательно будет удивляться, как это она сюда добралась? Так, что Эмик подошел к сестре, обнял ее за плечи и великодушно проговорил:

— Ладно, гуляем за мой счет, я сегодня программку продал, денежку уже на карту кинули. Мы можем даже после кафешки смотаться в магазин, нам с тобою новые кроссы прикупить — осень, холодно. Вот!

Эмик гордо выпятил цыплячью грудь и оглядел всех взором с ноткой превосходства. Дед улыбался чуть снисходительно, ласково поглядывая на детей, и думал о том, что ему с ними не просто повезло, а его за что-то одарили высшие силы. У него появилась настоящая семья, и мир поселился в его доме и душе. Гармония сознания, духа и тела — так примерно переводилось название упражнений в одной из духовных практик, которыми он постоянно занимался. Гармония, надо же, он и не задумывался над названием. Гармония стоит сейчас рядом, взявшись за руки, и взирает на окружающих с некоторым снисхождением. Брат гордится своими достижениями, а сестра братом. Они привязаны друг к другу и приняли его в свой круг. И он никогда, пока жив, не обманет их ожиданий — в этих детях счастье его жизни.