Хочу быть честным
Шрифт:
– Да вы пойдите посмотрите, что там творится.
Дроботун посмотрел на свои ботинки, потом на санинспектора.
– Придется идти,- сказал санинспектор, хотя тоже был недоволен этим.
Мы вышли на улицу. Вдоль стены от первого подъезда ко второму были положены кирпичи, но расстояние между ними было слишком велико. Дроботуну сохранить ботинки не удастся, это было понятно сразу. Студент, которому терять было уже нечего, уверенно плыл впереди.
Ничего страшного во второй секции не было - обычная наша работа. Кое-где двери не закрывались.
– Вот,- сказал
– Сырость. Поэтому не закрываются,- пояснил Дроботун.
– Если бы одна дверь...- сказал студент.
– Сырость на все двери действует сразу,- заметил санинспектор. Ему-то уж до дверей было меньше всех дела. Он думал, наверное, о химчистке, в которой после двух часов будет такая очередь, что не достоишься.
– А теперь поднимемся выше,- сказал студент. Он говорил уже так уверенно, словно был самым большим нашим начальником. Он пошел впереди, перепрыгивая через ступени, мы не спеша плелись следом.
– Карьерист,- глядя студенту в спину, тихо сказал Дроботун.- Такой молодой, а уже выслуживается.
– Смолоду не выслужишься, потом поздно будет, - деловито заметил инспектор.
Студент вывел нас на балкон четвертого этажа и толкнул сильно балконную решетку. Она оторвалась от бокового крепления и закачалась. Это была та самая решетка, которую варил Дерюшев.
– Вот видите,- сказал студент торжествующе и посмотрел на Дроботуна.
Тот нахмурился.
– Это уже непорядок,- сказал он.- А вдруг кто свалится? Подсудное дело. Пускай сегодня же приварят.
– Потом подпишем акт,- добавил студент.
– Акт подпишем сейчас,- сказал Дроботун.- Решетку он приварит.
– А двери? А окна?
– сказал студент.
– Это ерунда,- сказал Дроботун.- Подсохнет - и все будет нормально. Ты уж хочешь, чтоб вообще все было без придирок. А сроки у него какие?
– Сроки,- сказал студент.- Все гонят, лишь бы сдать дом, а потом сразу же в капитальный ремонт. Раньше дома строили вон как. По пятьсот лет стоят.
– Раньше на яичном желтке строили,- заметил Дроботун.- А теперь мы яичницу сами есть любим.
Разговор принимал отвлеченный характер. Я стоял в стороне, как будто меня это все не касалось. Я был зол на Дроботуна. Ему до этого дома нет никакого дела, важно поскорее отделаться и сообщить начальству, что все в порядке. Я так разозлился, что мне было уже наплевать на все, что будет потом. В конце концов и с семьей можно уехать в Сибирь. Поэтому, когда Дроботун предложил мне подписать акт, я отказался.
– Ты что, шутишь?
– удивился Дроботун.
– Не шучу,- сказал я.- Он прав. Дом сдавать еще рано.
– Да ты понимаешь, что говоришь? Это ж будет скандал. Уж во все инстанции сообщили, что дом сдается. Подарок комсомольским семьям.
– Он прав,- сказал я,- такой подарок никому не нужен.
– Да вообще-то, может, и нужен,- вдруг засомневался студент. Должно быть, он пожалел меня.
– Выйди,- строго сказал ему Дроботун, и студент вышел. Некоторое время Дроботун молча стоял у окна и ковырял ногтем замазку.
– Ну чего ты дуришь?
– сказал он.- Ты представляешь, чем
На какую-то секунду я заколебался, но потом меня понесло.
Я подумал: "Будь что будет, подписывать акт я не стану. В конце концов хорошая у меня работа или плохая - она единственная. И если эту единственную работу я буду делать не так, как хочу и могу, зачем тогда вся эта волынка?"
– Вот что, - сказал я Дроботуну,- вы идите, а дом я пока сдавать не буду. Встретимся после праздника.
Он посмотрел на меня и понял, что дальше спорить со мной бесполезно.
– Как хочешь,- сказал он,- тебе же хуже.
22
В контору я пошел не сразу, сначала заглянул в прорабскую. Там сидели все рабочие, они курили, переговаривались, ожидали меня. При моем появлении все замолчали и повернули головы ко мне.
– Ну чего смотрите?
– сказал я, остановившись в дверях.- Идите работать.
– Значит, объект не приняли?
– спросил Шилов.
– Не приняли.
– Почему?
– Потому что надо работать как следует. Собери сейчас плотников, пусть обойдут все квартиры и подгонят двери. Не успеют сегодня, будем работать после праздника до тех пор, пока не сделаем из дома игрушку. Дерюшев, ты ту решетку так и не заварил?
– Я заварил,- сказал Дерюшев неуверенно.
– Так вот пойди еще раз перевари. А я потом проверю.
Зазвонил телефон. Я попросил Шилова снять трубку.
– Алло,- сказал Шилов.- Кого? Сейчас посмотрю. Силаев,- шепнул он, прикрыв трубку ладонью.
– Скажи: ушел в контору, сейчас будет там,- сказал я.
Пока я дошел до конторы, Дроботун уже, наверное, успел туда позвонить, там поднялся переполох. Секретарша Люся куда-то звонила, просила отменить какой-то приказ. Возле нее стоял Гусев и спрашивал, как же теперь с очерком, который уже набран.
– Может, мне поговорить с Силаевым, он даст кого-нибудь другого?
– Конечно,- сказал Сидоркин, который все еще здесь крутился в ожидании Богдашкина.- Тебе ведь только фамилию заменить, а все остальное сойдется.
– У хорошего журналиста все, если надо, сойдется,- сказал Гусев, глядя куда-то мимо меня, как будто меня здесь не было вовсе.
– Силаев у себя?
– спросил я у Люси.
– У себя. Он ждет вас,- сухо ответила Люся.
Разговор с Силаевым не получился. Как только я вошел, он стал на меня топать ногами и кричать, что я подвел не только его, но и весь коллектив, что теперь нам не дадут ни переходящего знамени, ни премий и вообще райком сделает свои выводы.
Дальше - больше. Он сказал, что теперь ему мой облик совершенно ясен, что должности главного инженера мне не видать как своих ушей и что вообще он выгонит меня как собаку.
Я все это терпел, но, когда он сказал, будто только служебное положение мешает ему набить мне морду, я не выдержал.
Я взял с его стола пластмассовое пресс-папье и раздавил его одной рукой, как пустую яичную скорлупу. Я сказал, что и с ним мог бы сделать то же самое, если бы он посмел меня тронуть. И вышел.