Хочу быть плохой
Шрифт:
«Малышка» звучит, как оскорбление.
— Не понимаю, — сжимаю подол юбки.
— Не сможешь, — фыркает. — Иди уже работай, только постарайся не брать чужую работу, ради бога.
Краснею от стыда и поспешно выхожу из кабинета. Пока иду до своего стола, смотрю в пол.
Почему-то хочется заплакать? Словно унизили. Но реветь на работе — это не профессионально.
Сажусь и до обеда работаю, не замечая ничего вокруг. Я бы и на обед не пошла, если бы Иван и Мария силком не потащили в столовую.
Почему
В столовой слишком людно и шумно. Некомфортно. Медленно пережевываю пищу.
Потому что так правильно.
И слушаю Марию. Или делаю вид, что слушаю.
— Не понимаю, как так можно, — доносится до меня, и я поднимаю взгляд на возмущенных супругов.
Это из-за меня? Я что-то сделала не так?
— О чем вы? — вежливо интересуюсь.
— Ты опять замечталась и не слышала, о чем мы говорим? — Иван смотрит на меня с понимающей родительской улыбкой.
Я не мечтала. Я не хотела слушать ваше воркование.
— Замечталась, — согласилась вслух.
Какая же ты жалкая. Жалкая! ЖАЛКАЯ!!!
— Ты когда в последний раз заходила в чат компании? — сразу же деловито интересуется Мария.
— Какой из?
— Где сплетни, конечно же, — цокает языком, как учитель, услышавший глупый вопрос двоечника.
— Я слежу только за новостями фирмы.
Зачем вы переглянулись? Я снова сказала глупость?.
— Пропускаешь все самое интересное, — возбужденно восклицает Иван и привлекает к нашему столику внимание.
— Зачем так громко? — шепчу, сжимаясь внутри от взглядов, как ежик, в клубок.
— Сегодня в чат скинули фотографии генерального, — понижает голос Мария, заговорщически переглядываясь с Иваном.
— Слухи ходили давно, — подхватывает Иван.
Боже, когда он успел стать таким?
Не узнаю бывшего мужа, он никогда не интересовался слухами, доверял только проверенным фактам. Да и интереса к жизни других не показывал.
Знала ли я вообще собственного мужа?
— Какие слухи? — спрашиваю больше из вежливости, чем из интереса.
— У нашего босса специфический вкус к сексу.
Сексу? Причем здесь это? Такое личное.
Щеки горят от стыда за них. Как можно за спиной обсуждать то, что их совершенно не касается?
— Не смущайся, — улыбается Мария.
— Генеральный предпочитает делить женщину с другим мужчиной.
— Как можно себя так не уважать? — Мария закатывает глаза.
— Дорогая, я вообще сомневаюсь, что он знает, что такое уважение к себе и своей женщине.
— Милый, — нежно улыбается Ивану.
— Делить женщину? — недоумеваю.
— Нина, как можно в тридцать быть такой невинной? — удивляется Мария и сразу же забывает про меня, пытаясь накормить Ивана с ложечки, как маленького.
Это задевает больше, чем я могла ожидать от себя.
Копаться
в чужой личной жизни — низко. Но любопытство, как зуд от грибка, чешется, так и хочется спросить. Вот только останавливает опасение быть осмеянной.До самого вечера не могу успокоиться, слыша обрывки разговоров сотрудников. Все только об этом и говорят, смакуют, а я не понимаю, о чем.
Из-за этого чувствую себя изгоем. Неприятно.
Обычно на работе я ухожу последняя, доделывая мелочи за остальными. Но сегодня отказываю в помощи.
…кажется, впервые.
И под удивленные взгляды собираюсь домой за минуту до конца рабочего дня. Пока иду до метро, в руках сжимаю телефон, борясь с желанием зайти в чат и узнать, что же так взволновало сотрудников.
Вспоминаю внешность генерального, и щеки вспыхивают от смущения.
Он красивый.
Что значит «делить»? Его женщина встречается с кем-то другим?
Сев в вагон, сдаюсь своему любопытству и, жадно вчитываясь, забываю про все. Краснею, бледнею, закусываю губу, рассматривая фотографии обнажённых тел.
Так вот что значит делить женщину.
Пролистываю вниз и не успеваю сообразить. Видео загружается, и громкие шлепки и стоны разносятся эхом по вагону.
О, нет!
Пытаюсь заблокировать, но телефон выскальзывает и падает на пол, демонстрируя всем желающим не только звук, но и картинку.
— А в тихом омуте черти водятся, — произносит рядом сидящая старушка, подмигивая.
Какой позор!
Глава 2
Сложно менять привычки, корнями вросшие в тебя. Даже когда сильно хочешь, обещаешь себе, например, поехать на работу на такси. А утром неосознанно идешь к метро и, только сидя в вагоне, осознаешь, что соврала самой себе.
В очередной раз не сдержав свое слово.
И теперь придется сидеть и бояться встретить тех, кто был свидетелями вчерашнего. А могла ехать с комфортом и даже не вспоминать про это.
Боже, мне казалось, я умру от стыда на месте, когда услышала первый смешок после слов бабушки.
Но, оказывается, от этого не умирают. Хочется, конечно, провалиться на месте и убрать с глаз злосчастный телефон.
Что, впрочем, я и сделала.
Сегодня утром даже не доставала из сумки.
Хотя можно ли винить гаджет в своей неуклюжести?
Надо было не поддаваться любопытству, так бы избежала не только смущающего конфуза, но снов с участием генерального.
Зачем только вспомнила?
Густо покраснев, поспешно вышла на своей остановке, сразу же затерявшись в толпе.
Вот теперь не могу не думать об этом.
Неужели я такая впечатлительная, что после фотографий… и не только… захотела ощутить?