Хочу быть твоей

— Слишком запутанно и странно, — покачала я головой, — я не представляю, чем могу быть ему интересна. Ну кроме документов.

— К сожалению, я тоже, — пробормотал Тима, снова задумываясь.

— Ты с Антоном не говорил?

— Нет. Он уехал в Москву в командировку рано утром, дня на четыре вроде.

— Как вовремя, — усмехнулась я, не удержавшись.

— Да, я в нем ошибся, — протянул Тима, потирая лицо, — ладно, разберемся. Я поехал к Кате, мне еще в аптеку надо. А ты отдохни, тебе это не помешает.

Проводив Тиму, я прошлась по квартире, осматриваясь. Странно было здесь находиться, но интересно представлять, как живет Тима. Зайдя в его комнату, открыла шкаф, провела пальцами по ряду висящей на вешалках одежды. Посмотрела обложки книг на полках. Вообще, Тима или минималист по природе, или специально не особенно обживается. Вздохнув, я подумала, что так и не поела. Вытащив из холодильника продукты, прикинула, что из этого можно приготовить, и остановилась на овощах, тушенных с фаршем. Интересно, Тима вообще дома часто ест?

Приготовив ужин, прошла в комнату, прилегла на кровать, прислушиваясь к себе, думая над происходящим. Странным образом я не испытывала страха. Хотя, наверное, должна была. Тем более, Тима вон нагнал, сказав, что Жильцов придумал какой-то хитрый план, в который меня не посвятил. Пока не посвятил. Уверен, я не найду флешку. А я вот питала слабую надежду. Даже не то, что надежду, это была ниточка, тоненькая-тоненькая. И за нее я собиралась вытащить себя из болота.

Глава 25

Не заметила, как уснула, а проснулась вдруг. Просто открыла глаза и поймала на себе внимательный взгляд карих глаз. Быстро сев, пробормотала сонно:

— Давно пришел?

— Минут десять.

— Как Катька?

Тима неопределенно пожал плечами.

— Колют кровоостанавливающее, прописали таблетки. Завтра узи с утра.

— Как настроение у нее?

— Не очень. По-моему, она близка к истерике, но держится.

Я вздохнула. Да уж, Катька так хотела счастья, а в итоге сначала лишилась мужчины, а теперь и над ребенком нависла угроза. Мы немного помолчали, потом Тима заметил:

— Пойдем выпьем, что ли.

Я уставилась на него, вздернув бровь.

— Я имел в виду бокал вина, а не бутылку текилы.

Усмехнувшись, я покачала головой, вставая и потягиваясь. Поймав на себе Тимин взгляд, тут же опустила руки.

— Одежда, наверное, уже высохла, — сказала, отводя глаза.

— Можешь оставаться в моей, спать в ней удобней.

Мы прошли в кухню. Тима полез в шкаф за вином, пока открывал бутылку, я стояла, прислонившись к столу и наблюдая.

— Может, заодно поужинаем? — задала вопрос. — Я сегодня так и не ела.

— А ты что-то приготовила? — только сейчас он обратил внимание на сковороду на плите. Заглянув под крышку, потянул носом. — Пахнет вкусно. Я думал, ты не умеешь готовить.

— Почему? — удивилась я. — Я вообще-то четыре года прожила в общежитии. Думаешь, мне там завтрак в постель приносили?

— Не знаю, — засмеялся Тима, пробуя овощи прямо из сковороды. Это было так мило. В джинсах и футболке, с слегка взъерошенными волосами он казался сейчас моложе. Еще, наверное, из-за смеха. А я в очередной раз задалась вопросом, какой же он на самом деле. Иногда Тима словно отпускал себя и становился милым, веселым, беззаботным. А потом в одно мгновенье снова собранный, хмурый, серьезный.

Мы ели молча, сидя друг напротив друга. Выпили по бокалу вина, вкусного, я такое пила, когда с Владом жила. Даже усмехнулась, когда Тима поставил на стол бутылку. Владу я не готовила. В крайнем случае заказывала в ресторане. Это его тоже бесило, кстати. Как и то, что я не любила носить его футболки. Я вообще его не любила, как это ни прискорбно осознавать. Он, конечно, не самый лучший человек, но все же его жаль. Вот бы нашлась какая-нибудь девица, от которой у него мозг поплыл, захомутала бы его, и он исчез из моей жизни навсегда. Хотя, может, он и исчез… Правда, если мне придется уезжать, то куда? В Питере он меня найдет по-любому.

Тут я поперхнулась, подумав: ведь если я уеду, мы с Тимой больше не увидимся. Сердце сжалось, замедлив ход. Я, нервно сглотнув, уставилась в тарелку. Потому что только в этот, совершенно нелепый и неподходящий момент, стало ясно: я не хочу, чтобы он пропадал из моей жизни. Да, я собиралась бежать из города, сознательно вычеркивала его, но это были только шаги отчаяния, нежелания признать, чего же я хочу на самом деле. А я хочу, чтобы он был рядом. Вот так просто ужинать с ним, болтать ни о чем, гулять по городу, обнимать его, целовать… Но у меня нет такой возможности. И значит, нужно найти эту чертову флешку и валить в закат. И это будет лучший выход для всех.

— Все в порядке? — спросил Тима, я вскинула на него глаза. С трудом улыбнулась, кивая. — Ты в лице изменилась. Тебе нехорошо?

— Нет, все нормально, просто поперхнулась.

Выдержав долгий взгляд, я вернулась к еде. Но теперь кусок в горло не лез. Допила вино и попросила налить еще бокал. Пока Тима загружал тарелки в посудомойку, я уселась на край стола, попивая вино, наслаждаясь этим вечером, спокойным и уютным, почти невозможным, но все-таки реальным. А сделав очередной глоток, вдруг спросила:

— Ты любил когда-нибудь?

Тима замер, стоя ко мне спиной. Бросив взгляд через плечо, вернулся к тарелкам.

— С чего вдруг такие вопросы?

Я пожала плечами, хотя он этого не видел. Повернувшись, Тима прислонился к кухонному гарнитуру, скрещивая на груди руки. Я была уверена, что он или не ответит, или переведет разговор в шутку, но Тима вдруг сказал:

— Давай баш на баш. У тебя три вопроса, на которые я отвечу, и у меня три.

Я удивленно вздернула брови, качая головой.

— Ладно, — ответила ему, — я первая. И вопрос тот же: любил ли ты когда-нибудь?

Тима посмотрел внимательно, а у меня по рукам побежали мурашки.

— Да, — ответил спокойно. Сглотнув, я спросила:

— Жену Кирилла?

В нем ничего не изменилось, разве что взгляд стал более внимательный. После паузы он ответил:

— Да.

Я не знаю, что меня побудило задать следующий вопрос, может, вино голову затуманило:

— Ты ее еще любишь?

И мы продолжили смотреть в глаза друг другу. Сердце замерло, мне кажется. Я даже дышать перестала. Вот черт, в животе неприятное ощущение, надо глубоко вдохнуть и выдохнуть, а у меня нет сил.