Хочу от вас ребенка

– Какого такого? – насторожился Зайцев. – Отравленного? – его губы впервые за всё поздравление дернулись в легкой улыбке, и, кажется, это заметили все. Потому что на мгновение кабинет погрузился в напряженную тишину – народ недоумевал: показалась ли им эта улыбка или то был мираж, но спустя пару секунд все нестройно и дружно засмеялись.

– Скажете тоже! – старшая медсестра беспечно махнула на Ивана Романовича рукой. – Наш – коллекционный и в форме туфельки! Признаем, так сказать, вашу власть, Иван Романович, и что все мы у вас тут…– вместо продолжения Ада Адамовна выразительно постучала пяткой по полу, а Иван Романович внезапно довольно улыбнулся во второй раз.

Да ладно? Улыбнулся?

– Ну и заодно желаем вам свой каблучок найти! – Адовна, окрыленная успехом, по-свойски подмигнула заву, – дело хорошее, нужное! – и неожиданно перевела многозначительный взгляд на меня.

Моя челюсть отвисла, а стул подо мной обещал пробить пол и рухнуть на этаж ниже. Это что еще за фокусы, Ада Адамовна?

Ко всему прочему Зайцев, проследив за её взглядом, автоматически переключился на меня, отчего я вспыхнула как спичка.

– Думаю, с этим пока повременим… – рассеянно пробурчал, глядя мне прямо в глаза, а следом отвернулся, неразборчиво затараторив и оттесняя народ к выходу из своего кабинета.

Я была оглушена, кровь шумела в ушах. Уловила только момент, как Адовна буквально заставила Зайцева согласиться пойти с нами в караоке-бар через дорогу.

Прикрывшись Виталиком, выскользнула из кабинета зава и только тогда осознала, какую редкостную дичь натворила Адамовна, когда пригласила начальство. Как вообще веселиться при нем?!

Глава 9.

Алена

Моя рука дернулась, когда я тонко чихнула. Черная тушь украсила скулу. Просто чудо какое-то, что не проткнула себе глаз, ведь сегодняшний день с самого утра не задался.

– Будь здорова! – в спину прилетело пожелание от Адовны.

Шмыгнув носом, я обернулась и недовольно покосилась на женщину, которая орошала начес из волос, похожий на огромную сладкую вату, баллончиком лака сверхсильной фиксации.

В небольшом помещении моментально стало нечем дышать, отчего мои глаза заслезились. Я старательно удерживала их распахнутыми, чтобы не потекла тушь, но щипало безумно.

– Фух, девочки, – начала размахивать руками Пельц, – надо проветрить, – двинулась в сторону окна.

Вот уж точно.

Для наведения марафета мы с девочками оккупировали кабинет старшей медсестры, оставив ординаторскую мужчинам. Им тоже нужно подготовиться к мероприятию, собственно, в их честь оно и было организовано.

Как только прохладный уличный воздух перемешался с удушливым внутренним и стало легче дышать, ватной палочкой поправила макияж, последним штрихом которого должна была стать красная помада. Но сегодня явно все шло не по плану – руки не слушались, мысли разбегались в стороны, помада ложилась неровно…

Меня раздражало всё! Даже Адовна, пригласившая Зайца, ее топорные намеки и подмигивания, Туманов с беременностью и…и вообще!

Звонко чмокнув губы друг о друга, я распустила волосы и взбила их у корней.

Поправила черное трикотажное платье длиною чуть выше коленей. Я не наряжалась по случаю праздника, просто любила платья. Они мне шли, вот и всё.

Бросив на себя взгляд в зеркало, я вздохнула. Во мне не было ничего фееричного с точки зрения общепринятых канонов красоты, но любить и принимать себя я умела. Сейчас я себе не нравилась.

– А кто у нас сегодня дежурный? – уточнила медсестра Настя, когда мы гуськом вышли из кабинета Пельц.

– Екатерина Григорьевна, – ответила ей Ирина Александровна. – Поменялась с Сотниковым. Какое ей караоке, девочки?! Она сейчас ляжет, покемарит в тишине и спокойствии. У нее дома каждый день свое караоке – трое внуков и дочь с зятем-виолончелистом.

Женщины дружно хохотали, пока впятером шли по длинному коридору, в конце которого с постовой медсестрой переговаривались наши виновники торжества. Ушей среди них не было, и я, облегченно выдохнув, опрометью рванула в ординаторскую, чтобы забрать из тумбочки подаренный Погосяном пирог и накинуть пальто.

Когда мы толпой выходили из отделения, Зайцева по-прежнему не наблюдалось, и это было прекрасно. В душе я питала надежду, что он не придет.

Привычным составом мы двинулись в бар-караоке, в котором обычно гуляли отделения нашего медцентра, и уже через пятнадцать минут сидели за двумя соединенными вместе столами.

Несмотря на то, что всё вокруг было знакомым: это место, сидящие рядом люди и наш постоянный столик, я никак не могла расслабиться, сбросить напряжение текущего дня. Даже с учетом того, что Зайцев так и не явился.

Пусть бы вообще этот сухарь не приходил!

Не думаю, что такие, как он, умели расслабляться. Что ему вообще здесь делать? Считать, что и сколько кто выпил?

Я мотнула головой, выпроваживая из нее нежелательные мысли, ведь думать о Зайцеве мне совершенно не хотелось. Мне было о чем и о ком подумать, тем не менее мысли все равно кружились вокруг него и его взгляда, которым он наградил меня после слов Адовны о «каблуке». Этот взгляд не давал мне покоя. Будоражил, заставлял чувствовать себя неспокойно.

– Аленчик…

Сквозь галдеж я едва различила свое имя, произнесенное Сосновским. Я повернула к нему голову и вопросительно выгнула бровь.

Виталя кивнул подбородком на дежурно улыбающуюся официантку, спрашивая:

– Что будешь пить?

«Ромашковый чай с мятой!» – кричало мое увядающе-стареющее нутро.

Вот оно! Начиналось! То, о чем говорил Туманов. А завтра я приду на работу в шерстяных носках, а потом… потом выпишу себе журнал с народными рецептами и каждый вечер буду обводить карандашом отвары из лечебных трав от радикулита.

Ну уже нет!!!

– Мартини со льдом и лимоном! – заявила себе же назло.

Мы пришли сюда отметить наступающее двадцать третье февраля, а не провожать на пенсию мою стареющую репродуктивную систему.

Поэтому я заставила себя вымученно улыбнуться и оглядеться по сторонам.

Бар был забит под завязку. Гул стоял как в оркестровой яме. Сегодня здесь гуляли врачи, большая часть их лиц была до боли знакома. Многие подходили к нашему столику обмениваться приветствиями и врачебными сплетнями. Культурно и цивилизованно. До первого микрофона.