Хочу от вас ребенка

Самодур!

Он сам не уставал от себя?

Интересно, вне стен больницы он себя также вел? Или это только нам от него доставалось?

Например, в семье. Какой Зайцев был в семье?

Адовна сказала, что он холостой, но, если на его безымянном пальце отсутствовало обручальное кольцо, это же не говорило о том, что он не женат или в его жизни не было любимого человека?

Мой взгляд зацепился за мужские пальцы, которыми Иван Романыч энергично клацал по клавиатуре. Длинные, ровные, ногти подстриженные. Виталик рассказывал, что он профи. В том смысле, что у него золотые руки, и он первоклассный хирург.

Уверена, так оно и было.

На пятиминутках нам всем страшно открыть рот. Помолчи – за умного сойдешь… Думаю, каждый в нашем отделении придерживался этого умозаключения. На пятиминутках рот Зайцева извергал совершенно фантастические вещи. Уверена, его пальцы во время операций творили нечто подобное.

Но все же природа всегда за баланс. Повышенный коэффициент его умственного развития явно компенсировался отвратительным характером.

Он попросил минуту, кажется, она уже прошла, однако, глаза Зайцева все еще были прикованы к экрану ноутбука, а лицо – предельно сосредоточенное. Возможно, он уже забыл о моем присутствии. Хотя, о чем я: Иван Романович никогда никого и ничего не забывал.

Мне-то не сложно, я подожду. И пусть Ушастый только попробует заикнуться, что я отлынивала от работы.

Хмыкнула про себя и отвела от него взгляд, останавливаясь им на широком подоконнике, который был заставлен всяческим алкоголем: от шампанского до марочного коньяка. Я снова покосилась на Зайцева: самодур, хирург от Бога, полузрячий, так еще и прикладывается на работе?

Решила, что нашла его слабые стороны, но потом вспомнила: сегодня 22 февраля, а, значит, нашему заву весь этот «бар» надарили.

Я пришла без подарка.

Еще чего?! Обойдется. Я и так скрипя зубами оторвала от себя пятьсот рублей, которые пошли в складчину на презент этому Ушастому. Не в курсе, что ему приготовила Адовна (у нас за сборы на дни рождения и похороны ответственная она), но уверена, наша старшая медсестра отличилась оригинальностью.

– Что-нибудь для себя присмотрели? – низкий баритон напугал.

Я повернулась на этот сексуальный звук и убедилась, что он принадлежал единственному мужчине в этом кабинете, взгляд из-под стильной оправы которого был прикован ко мне.

Зайцев смотрел на меня и, черт возьми, уголки его глаз улыбались. Мне же не могло показаться? Пф-ф-ф! Конечно, могло! Это же Зайцев… Где он, а где улыбки? Думаю, он вообще не в курсе, что люди умеют смеяться.

И все же… о чем он? Слегка откашлявшись, уточнила:

– Что…вы имеете в виду? – но мне не потребовался его ответ, потому что внезапно ответ озарил меня сам. – Нет! – воскликнула в сердцах. Не хватало, чтобы Ушастый заподозрил меня еще и в пьянстве. Достаточно того, что он считает меня главной сплетницей отделения, поэтому я тут же попыталась обелить свою честь. – Я вообще не пьющая! – и для наглядности приосанилась.

Одна из бровей Ивана Романыча выразительно взлетела вверх. Не знаю, что он этим хотел мне сказать, но я расправила плечи и вздернула подбородок. Надеюсь, я выглядела достаточно убедительно.

– Это радует, – Зайцев поднял руку, сжал пальцы в кулак и в него же тихо откашлялся. – Алена Алексеевна, я хотел бы послушать ваше мнение по поводу истории Погосяна, – сходу перешел к делу.

Я прямо опешила. Ну кто так делает?

Надо же собраться, подготовиться…

Ладно.

Я положила ладони поверх папки и произнесла:

– Я думаю, что Погосяну необходима витрэктомия.

Сказав это, я быстро взглянула на Зайцева. Как школьница на учителя. Я боялась ответить неправильно, но больше я боялась того, что зав посчитает меня некомпетентной.

Для меня это было крайне важно.

– Но вы не уверены? – в его тоне просквозило разочарованием.

Мои ладони тут же вспотели. Стали влажными. Я ощущала себя как на экзамене. И нет, я не боялась его, но у мужчины, который сидел передо мной и смотрел на меня твердым взглядом, была такая подавляющая энергетика, что мое сердце начало отбивать корявую чечетку.

– Нет! Я считаю… – запальчиво затараторила я.

– Вы сказали, что думаете… Вы не сказали, что уверены в необходимости витрэктомии, – Зайцев перебил меня твердо.

Вот же зараза! Мне дико хотелось встать и ударить по его умной голове папкой с историей болезни Погосяна! Вместо этого я глубоко вздохнула и постаралась сказать ровным, сдержанным тоном высококвалифицированного специалиста:

– Я уверена… что пациенту Погосяну требуется витрэктомия с тампонадой силиконом.

Глубокая задумчивость полоснула привлекательное лицо Зайцева. Он почесал кончиком указательного пальца подбородок, который покрывала светлая густая щетина, а потом снял очки.

Возможно, он собирался меня уволить. Вот прямо здесь и сейчас собирался заставить меня подписать заявление на увольнение. Тем не менее я держала спину ровно и не собиралась забирать свои слова обратно.

– Почему силиконом? – спустя пару секунд услышала вместо «Уволена!».

Я даже растерялась, но быстро нашлась:

– У пациента несколько разрывов на сетчатке с отслойками. Газовая смесь и эндолазер не удержат. Я… я уверена, что конкретно в его случае показана витрэктомия с тампонадой силиконом.

Зайцев смотрел на меня цепко. Я хотела отвести свой взгляд, настолько его взгляд казался мне непосильным, но все же в ответ смотрела упрямо. Я не надеялась получить от него аплодисменты и тем более не рассчитывала услышать:

– Назначайте дату операции и приступайте, – сцепив вытянутые по столу руки в замок и подавшись корпусом вперед, заявил Иван Романыч.

Меня окатило ледяным душем. Под халатом на мне была шифоновая блуза, которая мгновенно прилипла к спине.

Вероятно, я должна была визжать от восторга. Ведь слова Ивана Романовича сообщали о том, что с моим врачебным заключением дотошный Зайцев был абсолютно согласен.

Но я не визжала… я хотела спрятаться в домике.

– Вас что-то смутило, Алена Алексеевна? – нахмурился Зайцев, подметив мое замешательство.

– Я… я предлагаю поручить эту операцию Виталию Игоревичу. Он более опытный врач и его квалификация…