Хочу съесть твою поджелудочную

Я слишком с этим затянул? Вот и Кёко так сказала.

Выслушай же моё оправдание. Поскольку я жил сама знаешь какой жизнью, я не знал, например, по каким критериям определяется, кто твой друг.

Я считал, что мы с Кёко должны появиться в твоём доме в качестве друзей.

И основывался на её отношениях с тобой и со мной, потому что не знал других.

С того дня, как она сказала, что меня не простит, мы понемногу, просто крошечными шажками, прошли по дороге к дружбе. Я шёл по ней впервые, шаткой походкой, но Кёко, несмотря на свою обычную горячность, терпеливо меня ждала, и я безмерно ей благодарен. Ещё бы, она ведь твоя лучшая подруга. Ей, разумеется, я об этом не скажу.

И наконец, не так давно мы с ней съездили туда же, куда ездили с тобой год назад, — правда, вернулись в тот же день. Тогда я впервые сказал Кёко о моём обещании твоей матери. А она разозлилась: мол, что ж ты раньше не сказал?

Такой вот вспыльчивый у меня друг.

Моё подношение тебе — купленный там гостинец.

Его сделали из слив, собранных на том месте, где обитает бог учёбы.

Тебе пока только восемнадцать лет, но в порядке исключения — разрешаю. Пробу я снял, вкус отменный.

Буду рад, если тебе понравится.

Кёко в полном порядке. Ты, наверное, и так знаешь?

Я тоже в порядке. В куда большем порядке, чем до встречи с тобой.

Когда ты умерла, я решил так: я жил для того, чтобы встретить тебя.

И не мог поверить, что ты жила для того, чтобы стать нужной мне.

Но сейчас я думаю иначе.

Я верю, что мы жили, чтобы быть вместе.

Нас самих нам было недостаточно.

И мы жили, чтобы дополнять друг друга.

Такие вот у меня мысли.

И потому, лишившись тебя, я должен научиться стоять на своих ногах.

Мне кажется, я смогу — ради нас, что стали когда-то одним целым.

Я ещё приду! Не знаю, что происходит с душой после смерти, поэтому повторю свой рассказ у тебя дома, перед твоей фотографией. Если ты меня не услышишь — расскажу, когда сам попаду на небеса.

Ну, пока.

…

Ах да, вот ещё что. Я ещё не сказал, что обманул тебя.

В «Книге жизни с болезнью» ты призналась, как плакала, как думала обо мне и как врала, и будет честно, если я тоже признаюсь.

Идёт?

Я как-то рассказал тебе о своей первой любви, но это враньё.

Помнишь, о девушке, которая всегда добавляла «сан»? Наглая ложь, я всё выдумал.

Тебя эта история так впечатлила, что я не смог признаться в обмане.

Что же было правдой? Об этом — при нашей следующей встрече.

Если вновь появится девушка, похожая на мою настоящую первую любовь…

Возможно, на этот раз лучше будет съесть её поджелудочную.

Под лучами неизменно беспощадного солнца мы спускались по сверкающей белой лестнице.

Шагавшая впереди Кёко, раскачивая висевшую на плече спортивную сумку, что-то напевала себе под нос.

Я поравнялся со своим другом, пребывающим в превосходном настроении, и попытался ей подпеть.

Смущённая Кёко с силой ударила меня по плечу.

Засмеявшись, я задрал голову вверх и без утайки произнёс то, о чём думал:

— Будем же счастливы.

— Ты что, признаёшься мне в любви? Возвращаясь от могилы Сакуры? Как ты низок!

— Нет, конечно. Я в широком смысле. К тому же, в отличие от кое-кого, я предпочитаю более женственных девушек, чем ты, — хитро засмеялся я, поддразнивая Кёко — не желавшую меня когда-то прощать, но всё же простившую.

И тут же сообразил, что сболтнул лишнего. Но было поздно — Кёко, символизируя собой вопросительный знак, недоумённо склонила голову набок:

— В отличие от кого?

— Прости. Отбой. Забудь, ладно?

Глядя, как я заметался — редкое для меня поведение, — Кёко немного подумала, затем с глубочайшим презрением вздёрнула уголки рта и хлопнула в ладоши. Звонкий звук отразился от окружавших нас каменных надгробий.

Замотав головой, я воззвал к ней:

— Правда, случайно вырвалось. Умоляю, не выдавай меня…

— Если бы ты завёл побольше друзей, Харуки, я бы, наверное, не догадалась. Но надо же! Значит, он. Хм… Я считала, это ему нравятся более женственные девушки.

Я тоже так считал. Он сам мне так сказал. Возможно, вкусы изменились, возможно, он мне соврал. Впрочем, неважно. Я мысленно перед ним повинился. Прости. Теперь я угощу тебя жвачкой.

Кёко ухмылялась, время от времени произнося: «Хм» или «Надо же».

— Ты довольна?

— Ну, когда ты кому-то нравишься, недовольной не будешь.

— Отрадно слышать.

В том числе болтуну вроде меня.

— Но встречаться начнём уже после экзаменов.

— Какой у тебя дальний прицел. Я ему передам. Будет стимул подготовиться и сдать на отлично.

Так мы шумно спорили, спускаясь по ступеням.

И ты наверняка это увидела.

— Ха-ха-ха! — раздалось у меня за спиной, и я так резко обернулся, что чуть не сломал позвоночник. Кёко поступила так же и с криком «Ай!» схватилась за шею.

Сзади, разумеется, никого не было.

Ветер обдувал наши мокрые от пота лица.

Мы с Кёко повернулись друг к другу, посмотрели друг другу в глаза и одновременно рассмеялись.

— Ну что, идём к Сакуре домой?

— Да. Она нас ждёт.

Громко хохоча, мы спустились по длинной лестнице.

Я больше не боялся.

notes

Примечания

1

Мандзю — пирожки из рисовой муки со сладкой фасолевой начинкой.

2

Лоферы — туфли без шнурков.

3

«Ешь сколько влезет» — название вида меню, аналог европейского шведского стола.

4

Улун — по китайской классификации улун занимает промежуточное положение между зелёным и красным чаем (который в других странах называют чёрным).

5