Хочу тебя любить
Шрифт:
Варя просто влетает с бригадой в лифт, а я остаюсь.
Говорил ли я, как ненавижу больницы? Больше всего на свете! Долгие минуты ожидания законных пару лет жизни отбирают. Не знаю, из-за чего конкретно меня так штормит... Раскидывает на куски, усидеть на месте не могу. Прижимая ладони к губам, таскаюсь по чертовому коридору, пока перед глазами все не расплывается, а в голове не сбоит последняя плата.
Ничего не угрожает единственному родному мне человеку. А на остальных должно быть насрать. Жаль, конечно. Чисто по-человечески сочувствую. Тупо, как чужим. Ничего более. По другим причинам шманает. В первую очередь,
Какой-то мужик, решив, что у меня, потерянного, как и у него, жена рожает, зовет перекурить вместе. Но меня даже никотин сейчас ни хрена не манит. Мотая головой, отказываюсь.
Наворачиваю и наворачиваю круги у лифтов. Наматываю такое количество энергии, что впору взлететь. Да только сердце тяжелое. Тянет к полу. Прибивает. И плевать мне «на вертолеты», остановиться не в состоянии.
В какой-то момент просто вынужден отойти в сторону – везут новую «экстренную», суету творят. Отхожу и отворачиваюсь к окну, чтобы не видеть того, что на повторе ситуации вызывает слишком острые эмоции.
Наклоняя голову, хрущу на нервах пальцами.
А потом… На мобилу прилетает «входящее». От нее. На автомате опускаюсь в ближайшее кресло. Руки странно дрожат, пока снимаю блок и открываю приложение.
Впиваюсь воспаленным взглядом в экран и резко выдыхаю. Сердце теряет силу и ритм. Вместо него грудь разбивает какой-то маятник.
Варвара Бойко: Анечка, 2460 г/43 см.
Мелкий сморщенный комок лежит у Вари на груди. Улыбается она не просто на камеру. Счастливо, я-то знаю, как это. Бережно придерживая ребенка ладонью, на одном снимке смотрит в кадр, а на втором вниз – на нее.
Меня же… Меня, блядь, парализует.
Анечка… Анна? Аня?.. Нюта…
Из глаз просачивается какая-то скупая, но дико жгучая влага. Даю себе пару секунд, чтобы продохнуть и уронить на дно души все, что подперло горло. А потом грубо шмыгаю носом, моргаю и набиваю ответ.
Mr. Бойка: Умница.
Заюзанное розовое сердце следом. Оно всегда первое, всегда наготове. Все выдержит.
Потому что… Больше не первый. Главный.
[1] Здесь: двадцать тысяч долларов.
Глава 62
Спасибо за все, что ты делаешь…
– На двух первых УЗИ не смогли сказать пол ребенка. Прятался. Но Ренат был уверен, что сын… – тихо рассказывает мама, пока я, замерев у пеленального столика, пытаюсь понять, как правильно надевать подгузник. Малышка такая кроха, а Бойка, похоже, не тот размер купил. Хотя на упаковке и пишется, что с нуля. Может, проблема в том, что она недоношенная? Мы с Киром не подумали, а у мамы что-то спрашивать бесполезно. Она в нашу сторону даже не смотрит, а если и смотрит, будто сквозь нас. Говорит, по большей части, сама с собой. Мне даже немного жутко. Выглядит ведь, как сумасшедшая. – На последнем УЗИ увидели… Он та-а-ак расстроился… – сипит и срывается.
Приподнимая ножки, осторожно подкладываю развернутый подгузник. Малышка как-то странно кряхтит и этим пугает меня. Застываю, вглядываясь в личико. Не сделала ли я ей больно? С облегчением отмечаю, что плакать она
не собирается. Просто вертится.«Такая забавная…» – думаю я и улыбаюсь.
– Ты же не станешь его после всего выгораживать? – вопрос направляю маме, но смотрю на Аню.
Свои действия прослеживаю и ее реакции. Все идет нормально, и я решаю просто подвернуть верх подгузника.
– Отлично, – бормочу сама себе.
Ловлю одной ладонью крохотную ножку, а второй уже хватаю из принесенного Киром пакета слип. Вдруг замерзла, пока я копалась? Немножко прохладная, но вроде не критично. Не теряя бдительности, максимально ускоряюсь.
– Он просто расстроился, – талдычит мама, глядя в окно.
Вставать ей пока запретили. Но ее психическое состояние пугает больше, чем физическое. Она и не рвется что-то делать. Не интересуется Аней, даже не смотрит на нее. Когда медсестра пыталась подложить ребенка на кормление, заявила, что молока нет. Мы, конечно, уговорили ее попробовать. Но, судя по всему, какая-то проблема действительно есть. У малышки ничего не получалось, и в конце она раскричалась, хотя сама по себе удивительно спокойная.
Медсестра принесла смесь и показала мне, как кормить. Я узнала название и заказала Киру несколько упаковок. Просить маму попробовать еще раз дать малышке грудь не переставала. Однако с каждой попыткой все меньше верила в какой-то успех.
Закончив малышку одевать, беру на руки и, глядя в милое личико, слегка качаю.
«Ну, какая же она красивая…» – думаю я с улыбкой.
– Мам, давай попробуем еще раз покормить…
Договорить не успеваю, мама так сердито смотрит, что я обмираю.
– Нет молока. Нет! Как ты понять не можешь? – шипит резким тоном.
– Но консультант по грудному вскармливанию сказала, что надо прикладывать, – осторожно тяну я.
– Сказала, сказала… Когда ты перестанешь меня донимать? Или хочешь, чтобы я умерла? Чуть теплая лежу! Повернуться не в силах. Все болит. Все.
– Ладно… Отдыхай.
Отворачиваясь, беру со столика подготовленную заранее смесь. Пока кормлю Аню, не смотрю на маму, хоть она и продолжает что-то рассказывать.
Mr. Бойка: Я внизу. Выйдешь?
Варвара Бойко: Да. Дай мне пару минут.
Аня уснула, но оставлять ее с мамой я не решаюсь. Зову медсестру, сунув ей в карман деньги, прошу оставаться в палате, пока не вернусь.
Издалека узнаю своего Бойку. Сердце тут же сжимается, и отчего-то накатывают слезы. Улыбаюсь, чтобы отогнать ненужные эмоции. Он, увидев меня, сразу же поднимается.
Я ускоряюсь. Кир не двигается. Только смотрит так, будто год не виделись. В лице не меняется. Но воспаленные глаза выражают и переживания, и растерянность, и жгучую тоску.
Останавливаюсь, только когда налетаю на него. Обвиваю шею руками. Прижимаюсь. Втягиваю запах. Он тоже выразительно вдыхает. И еще громче выдыхает. Только после этого обнимает. Притискивает с какой-то пронзительной осторожностью.
Проходит не меньше минуты, прежде чем смотрим друг другу в глаза.
– Ты что, совсем не спал?
Полагая, что без меня всю ночь просидел за работой, собираюсь ругать. Однако быстро об этом забываю, когда Бойка отвечает:
– Без тебя трудно.
Я, конечно, тоже безумно скучаю вдали от него. Но за заботой об Ане это, наверное, не так сильно ощущается. А он ведь дома совсем один.