Хочу тебя себе

Я ревную её к папику и той херне, что она творила. До сих пор вижу, как Коленька сосёт её губы, меня тошнит от этой мысли, но я не могу остановиться. Я видел их вместе. И сейчас очень чётко осознаю, что с Поповым она была другой, вела себя иначе, а в данный момент времени испытывает смесь желания и смущения. Сделала первый шаг и застеснялась. Девочка, совсем ещё глупая и наивная, хоть и старается выглядеть роковой соблазнительницей. Напускное это всё, юношеская храбрость и безмозглость. На самом деле вот она, дрожит и вся горит, доверяя мне. Охренеть, неужто я и вправду ей нравлюсь? Её тело мякнет в моих руках, вернее, в одной руке, но это неважно. Власть над ней сводит с ума. Снова теряется всё вокруг. И смыл жизни концентрируется на этом сладком ощущении. Лена пахнет земляникой, ежевикой и дикой малиной одновременно, она как этот лес — нечто таинственное и манящее.

Вдавливаю её в себя, с грохотом откидываю стул и целую, целую, целую. Мне уже мало просто овладеть её телом, я резко осознаю: мне необходимо, чтобы она хотела этого сама. Поэтому то, с каким отчаянием она ласкает мои губы, — толчок к действию.

Лена целует, вижу, что закрыла глаза и тихонько постанывает от удовольствия. Слияние наших губ напоминает конец света.

Но хлопает тяжёлая входная дверь, прерывая наше бложенство.

— Ты опять! Да сколько можно?! — ревёт за спиной Иван.

Неосознанно разворачиваюсь и на автомате бью его здоровой рукой, благо удар у меня поставлен. Прямо в ухо. Противно стонет.

Повернувшись, снова попадаю в её объятия. Лена как будто вообще не понимает, что Иван пришёл, и по новой целует меня, копошась пальцами в волосах, перебирая их на затылке.

— Да остановитесь вы оба! Мне показалось, что я кого-то видел. В чаще!

Мы отлипаем друг от друга. И смотрим в глаза, продолжая мысленно друг друга трахать.

— Знаешь что, Ленка, когда ты попросила за ним присмотреть, я не думал, что следить надо за тобой! Мне что, клещами вас друг от друга оттягивать? Говорю же, как будто что-то видел! А им по хер, они как два жука-пожарника слились — не отодрать.

— Кого ты видел? — Хрипло дышу, не сводя с неё взгляда.

— У тебя майка в крови, надо переодеться, — шепчет Лена.

Мне бы ещё раз поцеловать её.

— Кого ты видел? Где?

Сбросив морок, поворачиваюсь к Ивану, на ходу снимаю майку: тяну ткань вверх, остаюсь голым по пояс. Несмотря на то что разговариваю с Иваном, постоянно возвращаюсь взглядом к Лене.

А она больше не смотрит мне в глаза, она заворожённо изучает мой торс, стеклянным взглядом скользит по загорелым рукам, плечам и прессу, как-то ошалело спускается по темной дорожке волос, исчезающей в брюках. Не осознавая, что делает, Лена приоткрывает губы и облизывается, продолжая меня разглядывать.

Наши глаза снова встречаются, и оттого, как пьяно она смотрит на меня, тело покрывается гусиной кожей.

Не могу перестать таращиться на неё, и она не может. Кусает распухшую губу, стоит будто стукнутая. Мы оба с ума сошли и словно связаны тросом. Изо всех сил дёргаем его каждый на себя.

Нам обоим нужно ещё.

— Саш, у меня в комнате, ну в этой, что спальня, в сумке есть майка дяди, для тебя, пойдём, я дам, помогу, — хлопает блестящими глазами и говорит хмельным голосом.

Спальня, кровать, закрытая дверь — великолепно придумано.

— Иду, — хриплю я, всё ещё голый по пояс и, очевидно, готовый ко всему.

Делаю несколько шагов, нависаю над ней. Смотрю, пожирая глазами, и она ест меня не меньше. Неосторожно поднимает руку и кладет ладошку на грудь. О да, малышка, так-то лучше. Прикосновение горячей ладони к голому телу пускает электричество, я наклоняюсь и поспешно, по новой нахожу её губы, а она — мои. Как же вкусно, с ума сойти. Кажется, мы куда-то собирались.

— Ты такой красивый, — шепчет она между поцелуями, — такой сильный, такой горячий.

Кусаю её губы в ответ, засасываю глубже, и всё по новой. Снова, ещё раз, без конца.

А затем я слышу грохот. Кажется, Иван долбанул кулаком по столу. Мы вздрагиваем, чуточку отрываясь друг от друга.

— Вы меня слышите или нет? Нас убивать едут!

Глава 23

Я хочу что-то сказать ей, объяснить, но, мотнув головой и сбросив наваждение, разворачиваюсь и шагаю к выходу. У нас есть охотничье ружьё, и именно им я планирую воспользоваться. Надо успокоиться и выкинуть из головы, что Хелен сейчас податлива как воск. Нежна и покорна до бездыханности. И что вспышка безумной страсти, озарившая её лицо во время ласк и поцелуев, — просто дурман, лишающий кислорода. Но если нас убьют, то всё это перестанет иметь значение. Дальше надо действовать, повинуясь звериному инстинкту выживания и интуиции опытного бойца. Думать и двигаться. Хотя вкус и запах земляники всё ещё дурманят мозги и с моим бешеным темпераментом остановиться очень сложно. Командую ей спрятаться в погреб, который братец должен прикрыть дорожкой. А Хелен в случае, если прикончат нас с Иваном, обязана сидеть под полом до последнего.

Вцепившись кривыми пальцами в лестницу, устанавливаю её сбоку постройки. Не хотел лезть, но выбора нет. Прижимая больную руку к телу, делаю перехват здоровой, поднимаюсь выше — ещё один перехват. Лестница пошатывается. Феерично будет свалиться с неё и сломать вторую руку. Иван мог бы поддержать, но его опять нигде нет. Как же бесит этот придурок. Дальше появляется устойчивость, и я опускаю голову вниз.

— Я кому сказал сидеть в погребе?

— Я буду помогать тебе.

— Упрямая как породистая ослица!

— Не обзывайся, а то улетишь!

Зло рыкнув, ползу выше. Хоть бы раз послушалась. Двигаюсь дальше. Удаётся сесть и перебросить ноги. Передвигаюсь по старой, покрытой мхом черепице и очень сильно надеюсь, что не провалюсь внутрь дома. Хорошо, что кровля довольно пологая. Если сюда мчится Попов, то нам в любом случае конец. Лена подаёт мне ружьё, я ложусь на самую высокую точку. Снайпер недоделанный. Просто напрягаю зрение, всматриваясь. А потом, выдохнув, падаю мордой в конек, успокаиваясь. Это Антоха, мой дебильный дружбан-мент, его тачка-вездеход. Это мощное старьё не только по лесу — оно в болоте не застрянет и пустыню пересечёт. Закрыв глаза, снова хочу курить. Вся жизнь перед глазами пролетела, я реально думал — нам конец. Что я смогу с помощником-дебилом, девчонкой, одной рукой и охотничьим ружьём? Выброшенный в кровь адреналин начинает распадаться, и я потихоньку успокаиваюсь, чувствуя себя увереннее.

* * *

Появившись на поляне перед нашим лесным домом, Антоха и его парни помогают нам собраться. Этот юморист рассказывает Ленке о поганках и волчьей ягоде, о клещах и змеях. Пугает страшными смертельными случаями и неизлечимыми болезнями. Затем сажает всех нас в тачку и везёт на ферму, где мы сбрасываем Ивана. Обнимаем Ленкиных родных и дальше направляемся на железнодорожный вокзал. Запихнув нас в поезд, в отдельное купе, Антоха стоит на перроне напротив нашего окна и кричит, провожая:

— Ты мне одно скажи, Глазунов: почему голый по пояс был, когда я приехал?!

Ленка, смутившись, прячется за мою спину. С тех пор как перебинтовала меня, выдала обезболивающее и поцеловала, она стала такой милой и застенчивой. Всё больше убеждаюсь, что нравлюсь ей. Молоденькая и глупая. Девчонка же совсем. Довольно ухмыляюсь. А Антоха всё ещё орёт с улицы:

— Одиннадцать градусов, Глазунов! Одиннадцать! Пожалуйста, не бегай голым, воспаление лёгких получишь!

— Давай, друг, спасибо! — ржу, вот же понт, издеваться удумал.