Хочу тебя в долг

Больше не предпринимаю попыток допросить Леона. Прекрасно сознаю, никто не станет делиться со мной никакой важной информацией, а туманные намеки мало помогут и только сильнее раздразнят бурное воображение.

Надеюсь лишь на то, что угрожай Амиру реальная опасность, Леон бы так спокойно здесь не разгуливал и не болтал своим глубоким тягучим голосом различную чушь относительно местных достопримечательностей, которую ожидаешь услышать от профессионального гида, но слабо представляешь в исполнении наемного убийцы.

Хотя это мой первый опыт общения с киллерами. Трудно понять наверняка. Видимо далеко не все убийцы оказываются тупыми головорезами, бесчувственными роботами, машинами смерти. Некоторые довольно подкованы в искусстве. Способны искренне наслаждаться красотой. Или же хорошо играют свою роль. Не важно, если честно.

В том, что Леон реально киллер не сомневаюсь ни капли. Понемногу беру эмоции под контроль, выравниваю дыхание и обращаю внимание на то, как ловко он заставляет всех вокруг держать дистанцию. Народа повсюду немало. Особенно в некоторых залах, однако меня ни разу никто не задевает и пальцем. Понимаю, что и за все время визита в Хофбург тоже ни один турист не налетел, не дотронулся случайно, никак мой покой не нарушил. Поразительное открытие, от которого мое горло перехватывает холодный стальной обруч.

Ладно, это просто еще один пункт, при чем довольно обнадеживающий. Верно? Леон специалист в своем деле, выходит, можно расслабиться и не переживать. Выдохнуть и отправить тревоги к чертям. Позволить себе получить немного удовольствия.

Великолепные дворцы. Изящные сфинксы. Потрясающий парк.

Мне все равно не удается насладиться красотами, раскинувшимися вокруг. Тупое оцепенение сковывает по рукам и ногам, двигаюсь чисто машинально. Дурдом.

А потом вдруг оживаю перед культовой картиной. Тот самый «Поцелуй» Климта вырывает из пучины тягостных раздумий. Силой. Вытягивает на поверхность. Я смотрю на этот шедевр и ощущение такое, будто меня током бьет. Электричество пробегает под кожей. Разряд за разрядом. И даже дышать теперь легче, на губах рождается улыбка.

— Красиво, да? — спрашиваю невольно. — Пожалуй, это одно из самых целомудренных творений Климта. Очень скромно. Никакая цензура не сможет придраться. Однако от полотна исходит такая энергетика, что сшибает с ног.

Золотая картина. Во всех смыслах. «Золотой период» Климта. Золотой цвет. И настоящее сусальное золото.

— Да, — соглашается Леон. — Трудно отвести взгляд.

Мужчина стоит позади меня. Ограждает от посторонних. Судя по отсутствию других туристов возле настолько популярного экспоната, люди не рискуют приближаться к нам. Аура картины притягивает. Аура киллера отпугивает.

— Забавно, — усмехаюсь. — Климта обвиняли в излишней откровенности, в чрезмерном эпатаже. Критики говорили, он создает порнографию. Некоторые особенно яростные моралисты пытались выдворить его из страны. Травля заставила художника отказаться от государственных заказов, прекратить выполнение росписей в общественных местах. Он перешел на выполнение частных работ. Возможно, «Поцелуй» это его ответ тем ханжам. Настоящий мастер способен показать обнаженность и без голого тела. Так, что с виду все будет до нельзя скромно и это напечатают в каждом учебнике, даже детям покажут без проблем. Но по накалу эмоций картина превзойдет любую эротику. Наповал ударит по чувствам. Кожу по живому снимет, до мяса душу оголит. Талант всегда дорогу найдет. Сколько бы бездарность не пробовала его ограничить. Судьба проложит путь для истинного гения. Трудный. Тернистый. И все-таки путь. А раз есть путь, значит нужно просто идти вперед.

Вздыхаю. Чуть склоняю голову. Любуюсь мерцанием картины под углом. И почему слезы стоят в глазах? Чужое мастерство ослепляет. Опьяняет. Дарит веру в лучшее. И мое безумное сердце даже бьется иначе.

Леон молчит. Очевидно, не желает мешать потоку бреда. Его радует то, что расспросы остались в прошлом. Моя болтовня наверняка утомляет. Он рассказывает гораздо интереснее. Но про Климта я и сама много знаю. В частности про данную работу.

— Влюбленная пара на цветочном лугу, — провожу пальцами по воздуху, словно обвожу контуры картины. — Или на краю обрыва? Вокруг никого. Ничего. Ни души. Лишь они вдвоем, слитые воедино. Говорят, в роли девушки здесь изображена любимая женщина Климта. Правда, трудно сказать, какая именно, ведь он был весьма… хм, любвеобилен. Возможно, это собирательный образ всех его натурщиц. А еще существует версия, что это очередной заказ знатного богача. Человек принес художнику медальон с портретом своей дамы и поставил обязательным условием изобразить поцелуй. Выполняя задачу, Климт влюбился в незнакомку с портрета и точно отомстил вельможе, не позволив губам влюбленных соприкоснуться. Клиенту же объяснил, что хотел отразить эмоции, чувства, а не сам поцелуй. Заказчик был недоволен, однако недолго. Его девушка была настолько потрясена картиной, что сразу дала согласие на брак. Знаешь, это совсем неудивительно. Данное творение гораздо круче банального обручального кольца. И как видишь, тоже золотое. Вообще, есть множество трактовок смысла этого «Поцелуя». Некоторые усматривают тут неприкрытое насилие. Аморальность. Одна рука девушки будто пытается отстранить мужчину, а вторая, хоть и обхватывает его мощную шею сзади, выглядит не совсем естественно. Пальцы напряжены, скрючены. Мужчина тут явно в своих действиях уверен, а девушка мятется, пробует остудить пыл. Она стоит на коленях, пальцами ног упирается в край обрыва. Позиция подчинения. Вынужденная уступка чужой силе и доминированию. Никакого равенства не наблюдается. Мужчина целиком и полностью подавляет ее волю, буквально ломает. Да и вьющиеся стебли растения смахивают на кандалы.

— Никогда такой трактовки не слышал, — тихо замечает Леон.

Или я плохо слышу его голос? Бой пульса оглушает.

— Довольно значительное количество людей придерживаются этой версии, — закусываю губу, пытаясь подавить волнение, нервный смешок вырывается из горла. — Некоторые критики считают, что девушку здесь насилуют. Зажимают у обрыва, заковывают в цепи. Какой у нее выбор? Только подчиниться безжалостному агрессору, отдаться его милости. Иначе сорвется вниз и насмерть разобьется. Хорошая картинка для детской книжки. Согласен? Жесть в чистом виде, если так судить. Прикрываясь искусством, ребенку демонстрируют насилие. Дай волю цензорам, они бы всю настоящую красоту в мире выкорчевали. Вырезали бы своим лицемерным ножом.

— А ты как считаешь? — интересуется вкрадчиво. — Что здесь?

Впечатление, будто его голос звучит все дальше и дальше, эхом отбивается в пустынном помещении.

Боже. Мое проклятое сердце стучит в груди настолько громко, что даже Леон может рваные удары услышать. Это не стоны от поглощения штруделя, но все равно стыдно. Чертовски стыдно. И главное — какого дьявола со мной творится?

Кожа мурашками покрывается, враз становится гусиной. Обнимаю себя руками, пытаюсь хоть так умерить предательское волнение.

— Я думаю, у этих критиков поехала крыша от собственной заумности, — выпаливаю резко. — Климт был очарован экзальтацией, его вдохновляли истероидные женские образы. Отсюда и скрюченные пальцы у девушки. Она находится в исступлении, страстно жаждет своего мужчину, вот и все. Что здесь такого греховного? В чем заключается порочность? Да и герой тоже стоит на коленях. Ну мне так кажется. Он явно склоняется, чтобы поцеловать свою возлюбленную. Мы видим хрупкий миг. Мгновение до слияния их губ. Есть и обрыв, опасность, угроза. Возможно, эта девушка несвободна. Замужем? Обручена? Ее тянет к мужчине, неизбежно и неукротимо, но она корит себя за предательство, за измену. А может, он просто очень плохой парень? Может, она не совсем одобряет род его занятий? Точнее совсем не одобряет, вот от этого идут все душевные метания, вся двойственность позы. Никакого подавления здесь нет. Она сама ему сдается, сама уступает, отдает себя до капли.

— Охренеть, — от этого хриплого, проникающего под кожу голоса мое сердце пропускает удар, заходится в тягучей судороге. — Пиздец, что у тебя в башке творится. Как ты еще не долбанулась? Ни черта не понял, но заряжаешь гладко как в гребучей сказке.

Я не успеваю вымолвить ни слова. Не издаю ни единого звука. Мой пораженный возглас так и не вырывается из горла.

Крупные ладони опускаются на плечи, сдавливают, впечатывая в мускулистое тело, точно воедино с раскаленным железом сливают.

Единственный миг. Едва успеваю вдохнуть. Выдох тает.

Одна рука обхватывает мой затылок. Вторая опускается на горло. Голову властно запрокидывают назад.

Поцелуй перед поцелуем.

Мои ноги подгибаются. Слабеют. Дрожат. Я бы рухнула на колени, но есть опора из груды стальных мышц. Да и хватка у моего мужчины крепкая. Никому не отдаст. Никогда не отпустит.

А я не хочу. Не хочу, чтобы отпускал.

Его язык скользит глубоко в мой рот, проникает чуть ли не до гланд, сплетается с моим языком, сходится в неравной схватке. И я поддаюсь. Уступаю. Плавлюсь. Его губы жестко сминают мои.