Ход кротом

Все хорошо, но катод подогревать надо. Двести пятьдесят вольт обычное напряжение накала. Для вычислительной техники еще бы ладно, в киевском Институте имени Вернадского розетка есть, и даже не одна. А у радистки Кэт всего лишь красивый чемодан с блестящими колесиками.

Конструкторская мысль работала, и в лампе появилась четвертая сетка, ускорительная. Лампа-тетрод с четвертой сеткой разгоняла взлетевшие с катода электроны. Управляющая сетка проверяла у мимопролетающих аусвайс и открывала либо закрывала поток.

Потом кто-то придумал еще пятую сетку, прикрывающую анод от выбитых из него молодецким торможением электронов, появились пентоды. А потом и гексоды. А потом и лампы с семью, восемью электродами: гептоды и октоды.

В дебри я уже не полез. Мне хватило, что тетрод позволяет снизить напряжение накала до двадцати вольт. Этим уже можно нагрузить Бонч-Бруевича. В истории существовали стержневые лампы типа шесть-один-один-один, шесть-ноль-два-один. Понятно, что прямо сегодня их не получить. Американцы разработали такое аккурат ко Второй Мировой, наши еще позже, для ракет Королева и луноходов Бабакина — но хотя бы начать.

Я вдруг понял, что меня беспокоило и включил карту — прямо в машине, плюнув на секретность. Питер-Москва-Киев-Одесса, тот самый «красный пояс», именуемый на жаргоне «коммунизм», в котором сейчас происходят основные события, воплощается в металл переданный мной хай-тек и тем самым двигается семимильными шагами прогресс. Прошедшие годы прибавили к главному стволу выросты в сторону Смоленск-Минск, Москва — Нижний Новгород — Самара, Киев-Ровно-Тернополь… Общая площадь красного пятна уже с приличную европейскую страну.

Или даже с неприличную, типа голоспинной Франции, опьяненной миром, и потому смело укоротившей женские наряды выше всех приличий, почти до колена.

Но именно такую площадь Вермахт в нашей, эталонной истории, оккупировал уже к началу осени сорок первого года. Площадь величиной с Францию. Что бы там ни кричали патриоты — блицкриг сработал, как срабатывал и раньше, безотказно. Любая европейская страна проиграла бы; впрочем, они все именно что проиграли.

А нас, как ни прискорбно признавать, спасла именно что территория. Спас нерадивых потомков Иван Грозный, за жестокость именуемый Васильевичем. Озаботился заблаговременно прирастить Россию Сибирью, чтобы Жукову и Тимошенко было куда отступать…

— Пропуск предъявите, товарищ! Цель визита сообщите, товарищ!

Ага, это мы уже на месте. Боец с проходной полигона заглядывает в открытое стекло автомобиля. Пропуск у меня универсальный, все покажет, чего надо.

Я погасил карту и вынул знаменитое черное зеркальце.

* * *

Знаменитое черное зеркальце отобразило пропуск со всеми необходимыми подписями, печатями и секретными отметками. Красноармеец вытянулся, щелкнул каблуками, отошел в дежурку, пока товарищи по наряду раскрывали сетчатые ворота.

Дежурный вписал в большую шнурованную книгу время, марку машины — легковой «АМО» сейчас отгоняли на стоянку, где водитель мог либо сидеть за рулем, либо перейти в домик ожидания.

Затем дежурный вписал имя посетителя, номер пропуска — он и так знал Корабельщика в лицо, на полигон тот наезжал часто, но порядок есть порядок. После всего дежурный, злорадно усмехнувшись, поднял трубку безномерного телефона, прямого провода караулки:

— Степаныч, не спи, замерзнешь. Июнь месяц, мороз и метель.

— Тарщ комроты, мне после ночного сон по уставу положен — четыре часа!

— Куй тебе в карман положен и солью присыпан, Корабельщик на территории. Как думаешь, будет цирк?

Степаныч глухо заржал из динамика:

— Обязательно, там же бронесарай Дыренкова выкатили. Наверняка, потому и приехал. Я побежал!

— Расскажешь потом, — сказал дежурный в замолчавшую трубку.

Степаныч со всех ног бросился на огневую номер четыре, про себя удивляясь, что Корабельщик не шарился по громадной территории вслепую, а сразу и быстро явился именно в центр начинающегося скандала. Впрочем, о всеведении наркома ходили самые разные слухи; Степаныч, как материалист и большевик, в мистику не верил. Стуканули Корабельщику, ясно даже и ежу. Вон, вчера Иван Кузьмич выпил рюмку чистого, накатал телегу, и загромыхала она по кишкам наркомата. И какая-то старательная девочка из «бывших», выученная на Лубянке, живо переслала куда положено копию. Понятно, что нарком явился лично: порученца или там адьютанта могут и не впустить. Полигон все же. А наркома куда-нибудь не впусти, живо уедешь кладовые Родины охранять на гостеприимный солнечный Таймыр. Особенно Корабельщика, у которого всегда все бумаги в порядке…

Вот Степаныч и прибежал. Огневая номер четыре — громадная подкова насыпанного вала-пулеуловителя, длиной метров сто. Вдоль боковой линии флажки через полсотни метров, пять интервалов. На открытой стороне подковы навес для стрелковой работы, а перед навесом группка мужчин в военном зеленом, в гражданском коричневом и черном, и сам изобретатель в блестящем кожаном плаще, горячится, размахивает руками:

— Прогрессивная конструкция! Несущий корпус! Все на сварке, не на дедовских заклепках! Для защиты с воздуха предусмотрена турель! Вот, за башней!

Николай Дыренков махнул рукой и все послушно повернули головы. Под солнцем жарился серый броневик — большой, как автобус, на трех осях, с вытянутым капотом и подбашенным горбом.

Опытный Степаныч, видевший-перевидевший на полигоне чертову прорву всякого, решил, что из автобуса чудо-юдо и собрано. Сняли корпус, на шасси фанерный макет прилепили, по месту подрезали, разобрали и уже по фанерке выпилили броневую сталь. Дыренков как раз таким подходом славился. Неизвестно, как на самом деле, но в легендах полигона броневик «Д-8» появился именно так. Изобретатель на живую нитку обшил собственный «Форд», успел за сутки предъявить наркому прототип и так получил заказ.

Правда, военные в итоге забраковали машину с единственным пулеметом из кормового бронелиста. Нынче уже не царское время, когда броневики ходили в атаку на задней передаче, чтобы в случае чего быстро выскочить из-под огня не разворачиваясь. Но ведь это ж, пойми — потом!

А тогда, выдурив заказ, Дыренков наплодил еще чертову прорву всякого, причем броневагоны у него вышли вполне удачные. К моменту скандала с вот этим «Д-13», броневагоны намотали уже за семь тысяч километров. Наркомат внутренних дел хвалил двухбашенники и просил еще: гонять басмачей у них получалось лучше некуда. Туркестан — места не для паровозов, а броневагону вода не нужна, только бензин. Тут Николай угадал верно. К тому же, Дыренкова знал сам Ленин, еще по работе в Рыбинске.

Так что изобретатель получал деньги, ресурсы и вот выкатил на испытания «Д-13». Здоровенный броневик под пушечную башню, практически уже колесный танк.

Но…

Военные — Степаныч узнал только Ворошилова и Буденного, прочих из управления вооружения раньше не видел — возражали:

— Зачем столько боковых пулеметных установок? Они без толку ослабляют бронелист, пользоваться же ими все равно невозможно. Считаю, целесообразно оставить одну установку спереди и одну сзади, а боковые убрать, так как они стесняют командира башни.