Ход кротом

— Стрелять будем шагов с пятидесяти, как оно и бывает, если танк остановлен гранатой или пушкой, перед чужими окопами либо прямо на траншее.

— Но макет, подожженный на практике, может на практике убить конструктора, — осторожно заметил Гротте, самый авторитетный среди собравшихся инженеров. На вчерашних испытаниях важный немец шишку не получил, хотя и ободрал локти с коленями. Тем не менее, возражений по существу не нашел и он. Испытания действительно включали набор простых ситуаций. Например, Корабельщик мог затребовать вынуть из машины раненого — а при просовывании бессознательного тела в верхние люки гарантировано смещение костей и превращение перелома из простого в сложносочетанный. Извлекать же так человека с переломанным хребтом означает попросту его убить.

— Конструктор, не способный представить, что будет с его машиной в реальном бою, погубит несколько десятков или даже сотен экипажей, — Корабельщик сгреб шарики в бумажный кулек, оставив ружье на столе. — Такой конструктор нам зачем?

— Но хуже всего, что во время войны менять оснастку конвейера вам будет некогда. И даже понимая все недостатки техники, вы будете выпускать именно неудачную модель, и терять обученных танкистов по собственной глупости. Просто потому, что передышки на смену модели никто не даст, а на фронте нужна хоть какая-нибудь броня и прямо сейчас, немедленно.

— Вас послушать, на войне главный не генерал, а технолог! — проворчал Ворошилов. Буденный, переглянувшись с Фрунзе, опустил глаза в стол.

— Я который раз убеждаюсь, что вас не зря выбрали наркомом, — моряк потер виски пальцами. — Вы сразу поняли суть.

Ворошилов недоуменно хлопнул глазами. Техническая часть совещания зашевелилась, загудела.

— У нас есть минимум пять мирных лет, — нарком информатики улыбнулся. — Пользуйтесь этим. Не нужно судорожно бронировать гражданские машины, не нужно метаться от эрзаца к эрзацу. Наконец, есть мой опыт. Можно двигаться последовательно и получить, в итоге, хорошую платформу.

— Простите, что? — Фрунзе поднял голову от блокнота.

— Платформу, — Корабельщик развернул на столе альбом с эскизами той самой единственной выжившей модели. — Универсальный носитель разных видов оружия. Грубо говоря, металлический короб на гусеницах. Мотор впереди, трансмиссия там же. За ними механик. И только потом башня, аккурат посередине корпуса. Мы добьемся более равномерной загрузки катков, заодно и наводчик перестанет болтаться, как жесть на ветру. Ширина круга обслуживания два метра, войдет любая пушка.

— Вы называли машину Дыренкова бронесараем, а это что? Бронедворец? Зачем такой здоровенный сундук? — проворчал молодой, но уже с залысинами, питерец.

— Бронедворец у нас вот, — Корабельщик перекинул несколько листов. — На той же коробке делаем штабную машину, пехотный транспортер на отделение, ту самую мастерскую с краном, санитарную машину, бронированный подвозчик снарядов. И бронированный же заправщик, чтобы случайная пуля от пролетающего мимо самолета не уничтожала сгрудившуюся вокруг заправщика роту…

Видя непритворный интерес, Корабельщик просто разогнул скобки, разобрал сшитый проволокой альбом и разложил эскизы по всему столу:

— Дверцы в заднем борту облегчают погрузку чего угодно, позволяют экипажу под обстрелом выходить за машину, а не в сторону противника. Главное, позволяют нормально вынуть раненого…

— Ослабляет броню.

— Если враг зашел в хвост, вам уже вряд ли поможет любая толщина, — Корабельщик поморщился. — Но ничто не мешает сделать бронедверь сорок пять миллиметров, как лобовую деталь.

— Но лобовая деталь под наклоном, а тут…

— И тут вам никто не мешает наклонить лист. За башней полтора метра запаса. В линейном танке здесь можно снаряды возить, подальше от лобового листа. В командирском — дополнительно большую рацию поставить, километров на триста-пятьсот. А вот, смотрите, здесь мы башню долой, рубка здоровенная получается, три на два метра, комната просто. Хоть зенитку ставь, хоть морскую шестидюймовку Канэ. Вылет ствола всего метр, нет риска на марше в землю воткнуть.

Люди засопели. Соглашаться не хотелось. Но военные вчера больно уж хмуро смотрели на снятые с испытаний красивые стремительные корпуса.

— Коробка, — фыркнул Гротте. — Квадратиш, практиш, гут?

Корабельщик без улыбки кивнул:

— К тому же, вся техника на одном и том же моторе. Просто у танков мотор шесть-восемь цилиндров, а у самоходок и обслуживающих машин четыре цилиндра. Но поршни, клапана, карданы и все прочие детали одни и те же. Чтобы в боевых условиях из трех-пяти подбитых машин собирать целую.

Военные переглянулись. Молодой путиловец с залысинами хмыкнул:

— Универсальная техника всегда проигрывает специальной. Наша модель со стосемимиллиметровым орудием будет щелкать этот зоопарк с полутора километров, как семечки!

— Когда Сячентов эту пушку, наконец-то, выдаст, — проворчали за спиной молодого и все инженеры невесело рассмеялись.

Буденный уперся кулаками в стол и поднялся:

— Я за «коробку»! Один тип масла, один тип горючего. Помню, в зимнем походе мы намучались. В Первой Конной у меня было пятьсот автомашин, чуть не у каждой передачи переключались по-своему! С «Остина» на «Фордзон» пересадил водителя — тот сразу машину испортил, потому что там ручка вперед, а здесь педаль назад. Мы же все Триандафилова и Свечина читали, штатное расписание мехкорпуса видели. Танки, самоходные орудия, машины пехоты, тягачи… Сделать все на разных моторах — даже из военных городков по тревоге не выйдем! Постоянно чего-нибудь не хватит!

— Но вертикальная бортовая броня слабее наклонной.

— Зато такие коробочки можно сотнями клепать, сварные швы тут простые, зарезка не под углом. И вот, я вижу, на нижнем лобовом листе усиление?

— Это бульдозерный отвал, — сказал Корабельщик. — Чтобы экипажу после ночного марша не махать лопатами, вынимая шестьдесят кубометров грунта на танковый полукапонир с въездом.

Буденный посмотрел на молодого питерца хищно:

— Товарищ Зальцман! При следующих испытаниях вам от меня именная лопата! Можете начинать смеяться! Товарищ Корабельщик, почему окапывание с марша не включено в программу испытаний?

— Сюрприз готовили, — Корабельщик пожал плечами. — А отвал планировали установить через год, когда Пенза, наконец, хоть одну марку гидроцилиндров научится без протечек делать.

— В конце концов, это просто нечестно, — вроде бы и в стол, но громко пробурчал несломленный Зальцман. — Если товарищ Корабельщик знает ответ, зачем он вынуждает нас мучиться над заведомо решенной задачей?

— Если в танк попадет снаряд корпусной четырехдюймовки, — медленно сказал Фрунзе, — то ваш двигатель просто сделается дополнительной осколочной рубашкой, и защитить экипаж, как вы замыслили, не сможет.