Ход кротом

— Так ваш курс — на построение социализма в отдельно взятой стране?

— Именно так.

Непривычно-темный взгляд пришельца прошел по залу как радиевый луч смерти. Сталин внезапно понял: Троцкого тоже он, Корабельщик, убрал. Как — неизвестно, и никогда известно не будет. Нанял или обманул кого, неважно. Троцкий стоял за экспорт революции в иные страны, а Корабельщику это почему-то мешало. И вот уже нет никакого Троцкого. Начни копать — найдешь английских агентов, у них мотив железный. А что политический курс РСФСР от этого меняется — ну, повезло.

Или не повезло…

— А что же капиталистическое окружение? Интервенция?

— Я уже сказал, что против них есть средство. Не надо верить мне на слово, увидите сами.

Финансист Гуковский протянул с нескрываемой иронией, нарочно карикатурно-одесским говорком:

— Таки вы ва-алшебник?

— Я только учусь. Вот, у меня экран пока синий. — Корабельщик погасил световое полотнище. — У хорошего волшебника экран светится зеленым.

— А у плохого?

— У плохого мигает и полосами рябит.

Собрание понемногу замолкло. Приходилось решать, а решать на десять лет вперед за сто сорок миллионов населения никто не рвался. Тут все свои вокруг, а это значит, что некуда сбежать. Найдут и спросят, без малейшего сомнения.

Чувствуя на спине мурашки, Сталин поднялся:

— Товарищи! Мы выслушали очень хороший план. Вряд ли кто может сказать, удастся ли он. Однако, план составлен достаточно разумно, без прожектерства и шапкозакидательства. И я готов проголосовать за этот план при одном условии. Товарищ Корабельщик хочет советовать, ни за что не отвечая. Такая соглашательско-меньшевисткая позиция неприемлема. Пусть он займет определенный участок работы и несет за него ответственность.

Сталин сел, а наркомы одобрительно загудели. Тогда поднялся и Корабельщик:

— Я возьму наркомат информатики. Как раз передаваемую вам информацию надо же привести в удобоваримую форму. Такого наркомата у вас нет, и я никого не сгоню с кресла, не лишу возможности принести пользу трудовому народу. Но и я тогда поставлю одно условие.

Ленин переглянулся со Свердловым:

— Именно?

— Именно то, что в моем наркомате я решаю, кто тут красный, а кто белый.

— Эй! Это нечестно! Так все спецы к вам сбегут!

— Разве большевики преследуют людей за их политические убеждения? — вполне натурально изумился гость. Ленин улыбнулся. Сталин же подскочил:

— Спецам доверять нельзя! Наплачемся! Они саботировать станут — а как их проверить?

— Ничего, — гость ударил кулаком в ладонь, — у меня не станут. Я сам кого хошь отсаботирую, родная мамаша не узнает.

Видя полное ошеломление и всеобщую усталость от свалившихся новостей, Ленин совещание быстро закруглил. На место Троцкого поспешно избрали Михаила Фрунзе. Самого Льва Давидовича постановили хоронить в Кремлевской стене с почестями: все же Троцкий не только митинговал, но и на фронты выезжал, и под пулями бывал, да и армию взамен рыхлой добровольческой Красной Гвардии создавал на совесть.

Наркомом информатики выбрали Корабельщика, поручив ему к осени сформировать собственно комиссариат: подыскать здание, нанять людей и так далее.

Обсуждать всерьез «программу Корабельщика» даже не пытались: не одного дня дело, и даже, наверное, не одной недели. Приняли только, как срочнейшую меру, воздухоплавательную экспедицию на Урал за царской семьей. А то как бы тамошний ревком не грохнул гражданина Романова со гражданки и гражданинки, чтобы тот не достался белочехам. Всем, впрочем, стало ясно, что и Крымский проект этим голосованием одобрен, ведь не в Москву же тащить полный взвод бывшего царского семейства. Но все настолько утомились новостями, что возражать не стали, да и что тут возразишь? Романова наверняка свои же удавят, ибо там сейчас желающих на трон больше, чем казаков у Мамонтова и Деникина. Вот и превосходно, а нам лишняя кровь на руках зачем? И без того Ленин только что подписал телеграмму в Пензу:

“Необходимо произвести беспощадный массовый террор против кулаков, попов и белогвардейцев; сомнительных запереть в концентрационный лагерь вне города. Декретируйте и проводите в жизнь полное обезоружение населения, расстреливайте на месте беспощадно за всякую сокрытую винтовку.”

Наконец, собрали протоколы. Гостя вывели отдельным входом, президиум большевиков тоже исчез в потайных дверках. Наркомы же потекли через широкие двери в Александровский зал и дальше, на воздух, возбужденно переговариваясь.

Товарищ Сталин тоже вышел в боковой сводчатый коридор — и внезапно замер. Почему-то не горела ни единая лампа. Только далеко впереди по коридору слабо светился прямоугольник двери на лестницу, все же остальное скрывала темнота.

— Товарищ Сталин, — произнес голос, — не оборачивайтесь.

Вслед за тем раздался очень знакомый звук: сочно щелкнул в самую меру смазанный затвор.

— Товарищ Сталин, — сказал голос уже заметно спокойней, — разрешите одну загадку. Будущие читатели моих отчетов делятся на два главнейших лагеря. Первые полагают вас государственником, воздвигающим великую державу, где террор и кровь необходимая плата за мощь страны. Они считают, что вы можете обойтись без террора, если вас к тому не вынудят. Вторые, напротив, полагают вас кровавым палачом, пьянеющим от крови маньяком, тираном, боящимся свержения до кровавого поноса. Они считают, что ваша смерть в любом случае благо. Понятно, что в одном случае я должен вас всемерно поддержать, а в другом безжалостно убить.

— Как же отвечаете на сей вопрос вы сами?

— Я увиливаю от столь неподъемной ответственности и передаю вопрос вам, как ближайшему к истине. Вы-то наверняка ее знаете. Итак, товарищ Сталин, вас интересует власть сама по себе, либо как инструмент создания счастья?

— Почему непременно крайности? В любом человеке имеется доброе и злое, вопрос лишь в пропорции.

— Владимир Ильич Ленин совсем недавно написал в одном из писем, — голос прокашлялся и отчеканил:

— Середины нет! О середине мечтают попусту барчата, интеллигентики, господчики, плохо учившиеся по плохим книжкам. Нигде в мире середины нет и быть не может!

В темном коридоре застыла тишина, нарушаемая лишь ровными выдохами. Нечего было и думать вытащить наган либо даже сунуть руку в карман, чтобы пальнуть за спину сквозь френч: выдаст шорох одежды.

— Ну же, товарищ Сталин! Все прогрессивное человечество, затаив дыхание, сейчас глядит на нас в ожидании ответа.

— Так вот прямо и все?

— Уж будьте на сей предмет всеконечно благонадежны. Правда, некоторые через губу, многие через такой вот экран, что я сегодня показывал, а иные так и вовсе через прицел. Но именно это уже частности.

— Не глупо ли задавать такой вопрос полностью заинтересованной стороне? Кто вам поручится за мою правдивость?

— Исключительно только ваши действия, товарищ Сталин. Легко догадаться, в каком случае я вас поддержу и помогу, а в каком…

Звон упавшей гильзы раскатился по коридору громом.

— Выстрела не было, так откуда же гильза?

— Патрон уронил.

— Можно было и без дешевого театра.

— Увы, товарищ Сталин. Страна в опасности, экономить надо. Театр подешевел, зато хлеб как подорожал!