Hohmo sapiens. Записки пьющего провинциала
Шрифт:
Через десять минут не известная нам норма была превышена. И мы с Адиком поперек односпальной кровати, придвинутой боком к стене, рядком аккуратно уложили отрубившихся артистов бай-бай.
— Цирк, да и только! — подытожил несостоявшуюся вечеринку режиссер-постановщик.
Прошло много времени, в сорок четыре года похоронили жизнерадостного Адольфа, под забором сгинул его ровесник честнейший Теркин, дал дуба тысячелетний советский рейх, и почти умерли мои воспоминания о генацвале из Цхинвали, как порванная нить истории неожиданно связалась узелком.
В 1995 капиталистическом году мы с женой совершали путешествие без Чарли в поисках Америки. Из Лос-Анджелеса позвонили своим
Нас встретили, привезли домой, и мы с гостеприимным хозяином Вовкой с шести до двенадцати afternoon пили водку. Ровно в полночь раздался телефонный звонок. Турфирма подтвердила заказ: в пять утра туристы Глейзер должны сесть в автобус в Бронксе, адрес такой-то, ориентир — магазин «Моня и Миша».
Обязательный до бесстрашия драйвер Сафонов в момент завалился спать, рассчитывая за четыре часа прийти в норму, чего, разумеется, не произошло. Но, взяв в качестве штурмана жену Риту, из Манхеттена в Бронкс к месту встречи удачно доехал по безлюдному ночному Нью-Йорку вовремя.
Стоим под вывеской «MONYA & MISHA», в дрожащих руках — сигареты. Подъезжает длинный черный лимузин, из него выходит водитель — тощий коротышка в безупречном черном костюме, белоснежной сорочке и черных же лакированных туфлях на высоком каблуке. Если поверх них были бы белые краги — вылитый итальянский гангстер из кинофильма «В старом Чикаго». Покручивая брелоком с ключами, подходит к закрытой двери магазина. Ломая для родившейся хохмы английский язык, вежливо здороваюсь:
— Гуд моня!
— Я не Моня, а Миша! — с явным грузинским акцентом отвечает америкашка.
— Неужто грузин?
— Нет. Еврей из Цхинвали.
— Из Цхинвали? А семью Джанашвили знаешь?
— Хаима или Моше?
— Моше. Я его друг!
— А Хаим умер. Два года назад в Тель-Авиве. Богато хоронили. А где Моше?
— Живой! Сбежал за границу, в Петербург, после войны с грузинами. С деньгами. Все у него хорошо.
— Спасибо. Пошел магазин открывать.
— Пока, Миша. Очень рад был тебя встретить!
— Я тоже. Гуд бай!
И заходит в магазин.
Сафоновы в шоке. Глазам и ушам не верят. Уж не розыгрыш ли? За пять лет в эмиграции никого не встречали, кроме близких родственников, а тут такое — тать в нощи!
— Света, — говорят жене, — он это всё на месте придумал?
— Да нет, — отвечает жена, — у него ВСЁ — ТАК!
ХУК ПОСЕРЕДИНЕ
Есть правда жизни, есть правда искусства, но истина, несомненно, в вине.
Совершенно не задумываясь о последствиях, я рассказал о своем случайном знакомстве с популярным джазменом Игорем Бутманом своему другу, коллекционеру джаза Жоржу Покровскому. И забыл об этом.
Но однажды в наш город с антрепризой «Играем Стриндберг-блюз» в постановке Михаила Козакова приехал этот самый Бутман! И Жорж просто вцепился в меня, чтобы я познакомил его с джазовой знаменитостью.
Потакая страдальцу, я не только просмотрел спектакль, но и по окончании отвел Жоржа на фуршет в кабинет директора. Выпили, закусили, я провел обряд знакомства, но тут господин Бутман засуетился и сказал, что опаздывает на главный банкет, где застольем руководит САМ Михал Михалыч Козаков, и из вежливости предложил другу Жоржу присоединиться к ним по-английски — чуть позже.
Жорж только-только начал возбуждаться, а девушку увели из стойла! Чуть не на коленях он упросил меня поехать в тот кабак, где бы и продолжился плановый допрос музыканта.
Мне не очень-то и хотелось куда-то
ехать, так как положенную дозу я уже принял, на улице было мерзко, здесь я был в своей компании и тарелке, но, вспомнив одну необычайную историю с участием артиста Козакова, отправился на чужой пир.Машина доставила нас в заведение под названием «Камелот». Мы разделись и спустились в подвальчик, где за круглым столом уже пировали рыцари. Во главе с великим и ужасным, высоким и громогласным, пьяненьким далеко не с одной рюмки Михал Михалычем Козаковым!
Чтобы не быть хуже татарина, я в образе большого поклонника таланта Михал Михалыча поздравил маэстро с выдающимся успехом постановки, супругу маэстро с замечательным мужем, артистов труппы — с чудесной работой и предусмотрительно занял место за столом поближе к выходу. Очарованный Жорж пролез в самую середину для клинча с джазменом.
Великий и ужасный вел застолье, не держа паузу. Но я все же улучил момент и взял слово.
— Михал Михалыч, — сказал я, — хочу восстановить наше знакомство с вами, прервавшееся для меня столь неожиданно. Вы позволите напомнить вам в присутствии ваших поклонников и друзей один эпизод тридцатилетней давности?
Мне высочайше было позволено, и я продолжил:
— В те годы я был простым провинциальным советским ученым и в составе довольно большой делегации приехал в столицу на некую конференцию. В культурной программе имело место посещение театра. А именно МХАТа, где настоящим бульдозером сносили пивной ларек в пьесе «Сталевары». Мы с своим другом, ученым великаном Толей, были принипиально против актов вандализма над пивными ларьками, так как пользовались ими постоянно и с довольствием. Посему я предложил Толе оторваться от коллектива, попить пивка и пойти на настоящий спектакль. Например, в Театр на Малой Бронной, где Анатолий Васильевич Эфрос поставил «Дон Жуана» с Козаковым в главной роли и Леонидом Каневским в роли Сганареля, слуги Дон Жуана.
Михал Михалыч величавым кивком подтвердил состав действующих лиц и исполнителей. Я приступил к заключительной части:
— Взять билеты перед началом спектакля удалось с трудом, но какие билеты! Первый ряд, места пятнадцатое и шестнадцатое! Уселись. Сцена покатая (художник Давид Боровский), прямо перед нами в рамках постановочного решения устроились на бивуак главные герои. И в непосредственной близости от зрителей первого ряда начали выпивать как бы вино из огромного штофа. Великан Толя, не знакомый с деталями системы Станиславского, предположил, что в бутылке компот или подкрашенная вода, и по провинциальной непосредственности, мягко извинившись перед сценическими собутыльниками, протянул руку, взял бутылку и отхлебнул из горла содержимое. «Болгарское сухое!» — радостно отметил Толя под злобные взгляды заслуженных артистов и возмущенное роптание соседей.
Михал Михалыч насупился, явно ожидая подвоха в сценарии, но снова кивнул в знак согласия.
— Следующим в спектакле был новаторский проход героев между первым рядом и сценой. «Ты что хамишь, придурок?» — внятно прошептал Дон Жуан Козаков, отжимая к креслу Толины коленки. Толя обиделся и вытянул ноги, тем самым затруднив мизансцену. «Ответишь в антракте!» — прочревовещал разгневанный Козаков, преодолевая препятствие.
«Толя, — сказал я, — ты что с ментами связываешься?» — «Какими еще ментами?» — пробурчал обиженно Толя. «Как с какими? Один — майор Томин из «Следствие ведут знатоки», а другой — сам Феликс Дзержинский из «Рожденных революцией!» — «Ладно тебе», — успокоился Толя — и был не прав! Сдали нас эти «менты» как миленьких, и после первого отделения мы попали в сто второе отделение милиции города Москвы, так и не дождавшись шагов Командора.