Хоксмур

Из сей ведомости следствует, что я рисовал чертежи для задуманных новых построек и копировал планы на бумаге, каковыя задания исполнял с величайшей робостию, ибо в сей отрасли не был обучен. Да только, когда я дрожащими руками клал их на его письменный стол, ожидая нелестных слов, он обыкновенно лишь взглянет на них, да напишет: план сей одобряю — Христ. Рен, Kt.[32] Поперву он, бывало, делал точныя измерения собственноручно, однако под конец собственныя мысли одолели его своим числом и тягостию; я видел, как он мало–помалу остывал и лишался сил (а то иногда после наступления сумерек напьется пияным и сидит, не в силах пошевелиться, покуда я его домой не отведу). Когда же он, перегрузивши себя протчею работою, не в силах уж был ничего делать в конторе, то я придумывал собственные планы для городских зданий, коими он занимался; над каждой линией корпел я до пота, а после, когда спрошу у него, по нраву ли ему сие, то он мне: мол, на первый взгляд неплохо, однакожь дел у него столько, что много времени уделить он не может. Позже он, впротчем, сожалел о том, что был краток, и наставлял меня на путь истинный, покуда я не сделался настоящим мастером.

В те давние годы сэр Христ. все усилия свои обращал на Св. Павла, да только нынче они пошли прахом. Едва ли найдете вы участок каменной кладки, по коему он не прошел бы во время великого строительства, я же следовал за ним с кипою чертежей под мышкою. Смотри–ка, Ник, говорил, бывало, он, естьли мы не выкажем осторожности, сии круговые своды неровно налегать будут. Скажет, а сам нижнюю губу прикусит, но после, ежели что ему придется по нраву, то воскликнет: Угу! и меня по плечу хлопнет. Он непременно взбирался на самый верх лесов, а коль скоро я держался позади (ибо глядеть сверху вниз в бездну есть занятие ужасное), то он меня подзывал итти вперед и смеялся; за сим, все так же бодр, спускался на землю и спрыгивал в основанье, вылезал же из ямы весь засыпанный пылью, что твой форейтор.

К рабочим он всегда был благосклонен, мне же советовал наблюдать за их делами ради собственной моей науки. Так и повелось, что следил я за тем, как плотники возводят леса или делают будки с оградами; как пильщики режут древесину; как чернорабочие убирают камни и мусор либо возят мешки с известью и наваливают в раствор; как каменщики режут камни либо обрабатывают и кладут их; как землекопы прокладывают трубы. Очень скоро начал я постоянно надзирать за работою в отсутствие сэра Христ.: сам указывал рабочим, что делать, замерял все законченное каменщиками (прежний мой хозяин, г–н Крид, имел обыкновение меня приветствовать острым словцом), вел учет товарам, каковые доставлены были кладовщику, следил, чтобы плотники с рабочими, нанятые поденно, были бы заняты своим делом, как указано, и не отлынивали. Ибо весьма часто приходилось видеть, как десять человек в углу во всю заняты работою, что предназначена на двоих, да пристально следят, чтобы всякой свою положенную долю выполнил. Была еще такая задача, что подивиться впору, для исполнения коей использовались все люди: втащить камень весом около трех сотен в возок, чтобы поднять его на лепнину купола. И все же строго держать себя с ними я не смел, ибо, стоит тебе обнаружить изъян в деле, как Английской рабочий, будь ты с ним справедливей некуда, тебе ответит: нечего, сэр, учить меня моему ремеслу, не за тем я сюда пожаловал — я подмастерьем отслужил, ко всяким господам прежде нанимался, и все моей работой довольны были. А не угомони ты его, так он в сердцах возьмет да и швырнет свой инструмент наземь. Я, бывало, еще пылаючи от ярости и возмущения, доложу сэру Христ. о том, что произошло, а он мне: ну–те, ну–те! все сладится, все сладится.

И верно — все теперь сладится в жизни, ведь подагра моя уж отступила, и я возвратился в контору, где встречен был словами Вальтера: чего Вы вздыхаете? Не вздыхал я, говорю я ему. Но тут мне представилась следующая мысль: что, если я издаю звуки, коих сам не слышу, что, если вздыхаю, когда оглядываюсь на годы, прошедшие, будто сон?

Ибо, только попавши к сэру Христ., я лишь дивился странной перемене в своей жизни. Ведь чем я сделался из простого мальчишки, побирушки бродячего? Все вышло, как пророчествовал Мирабилис, и у меня сомнений не было в том, что он некоим образом сие определил. Потому я не прекращал своих посещений дома в Блек–степ–лене, ибо в отсутствие Мирабилиса собрание оказалось в состоянии самом плачевном, и разбирать его книги выпало мне, что я и делал охотно, ставши (как я мнил) его преемником. В то время я ничего не говорил сэру Христ. об этих делах — он бы меня первостатейно выбранил и счел бы обычным паясом. Ему по нраву было разрушать древности — жалкия, презренныя вещи, как он их называл, имея обыкновение утверждать, будто людям наскучило то, что осталось от Античности. Их ему заменяли рациональное знание, обучение на опытах и непреложныя истины; я же, однако, все сии штуки полагал глупостями, да и только. Пришло наше время, говорил он, и нам должно собственными руками заложить его основанья; только меня, когда он заводил подобныя речи, охватывали размышления следующего рода: откуда же нам знать, какое время наше?

Так оно и вышло, что собственные убеждения сэра Христ. оборотились против него, когда он заметил, что строит церковь Св. Павла на древних развалинах. Ибо, разрывши землю рядом с местоположением северного портика, по дальнейшем исследовании, после того, как раскопано было достаточно и земля, преграждавшая дорогу, убрана, мы обнаружили там камни, походившие на стены и пол Храма. Поблизости найден был небольшой олтарь, услыхав о коем, сэр Христ. засмеялся и шепнул мне: отправимся в яму паломниками!

Когда мы очутились в низу, он влез в самое основанье и, порывшись среди камней, что лежали там в огромном количестве, нашел земляную лампу. Работенка куда как неважная, говорит, и швырнул ее обратно в мусор. За сим на следующее утро из земли выкопали изображение Бога, опоясанного змием и держащего в руке жезл (голова с ногами были отломаны).

Сие напомнило сэру Христ. о наблюдении, сделанном Эразмусом: в Лондоне некогда существовал обычай, согласно коему в день обращения Св. Павла люди скопом шли к церкви и несли деревянный шест, а на оном был хитроумно выстроган змий или подобное чудовище. Что скажешь, Ник, на такое, говорит, ты же вечно сидишь, головою в старыя книги уткнувшись? Однакожь я ничего не ответил, ибо что толку говорить о переплетениях змеиных с теми, кто в них сам не запутался? Однако ежели одни способны предмет увидать и постигнуть, то другие его попросту не замечают. Взять хотя бы за пример господина Джона Барбера,[33] не сходившего с своей постели в Блек–бое,[34] в Патер–Ностер–ро: он полагал, что вся наружность земного шара сделана из стекла, тонкого и прозрачного, а под ним лежат змии в огромном множестве; так и умер, смеясь над невежеством и глупостию тех, кто не видит истинного основания мира сего. Так же и я отвергаю недалекия суждения писателей сего поколения, что разговаривают с сэром Христ. о новом возрожденьи ученых занятий, да болтают себе праздно о новой Философии опытов и демонстраций — все они суть лишь жалкия частицы праха, коим не погрести под собою змиев.

Итак, покуда протчие высказывали подобныя небылицы и преходящие бредни, я продолжал заниматься изучением старинной Архитектуры, ибо Древние в величии своем неизмеримо превосходят наших современников. На мое щастие сэр Христ. в библиотеке своей держал огромную кучу книг, за каковыя примется было, а после отбросит в сторону. Тут–то я изучил и Камбденовы[35] Руины, и Лисловы[36] Саксонские памятники, и De Symbolica Aegyptiorum Sapientia Николаса Коссена,[37] и всеобъемлющего Кирхера с его Oedipus aegyptiacus,[38] где он заключает, что Обелиски суть Скрижали, содержащия Знание, понятное единственно посвященным. Теперь же, покуда я пишу сии строки, Вальтер Пайн занят, соответственно моим указаниям, точным описанием моей исторической колонны подле Лаймгаусской церкви — слышно, как скрыпит его перо. У Кирхера я обнаружил, помимо протчего, планы пирамидд, где показано было, как падает тень от Обелиска на землю пустыни, а вот Вальтер чернилами на бумагу капнул. Стало быть, предметом моих дум были чудесныя Мемфисския пирамидды, воздвигнутые Египтянами в память о своих Богах, кои были еще и Царями. Вершины сих искусственных гор были столь высоки, что людям казалось, будто сии Боги правят после смерти, восседая на некоем величественном и ужасном троне. Этот план испорчен кляксою, говорит Вальтер, однакожь я ему не даю ответа. Итак, в библиотеке у сэра Христ. размышлял я о сих ошеломительных произведениях, громадных и колоссальных по исполнению, равно как и о любопытных знаках на них, высеченных в камне. Я глядел на тени упавших колонн, покуда дух мой не сольется с самоей руиной; воистину, продвигаясь в чтении своих книжек, я изучал часть самого себя. Теперь же Вальтер уходит из конторы, бормоча себе под нос и направляясь к реке, дабы унять свою беспокойную голову, я же, наблюдая за ним, снова вижу себя в свои младыя дни. Как–то раз сэр Христ. обнаружил меня в библиотеке: тот, кто торопится стать мудрым, Ник, сказал он, на меня глядючи, свой собственный ум растерял по дороге. Шел бы ты в отхожее, прошептал я про себя, он же все посмеивался.

Один замечательный рассказ касательно до наших отношений я едва не позабыл — то была наша беседа в тени Стон–хенжа. Сэр Христ., который, как я уж говорил, путал древность с дуростию, не намерен был пускаться в столь трудное путешествие (от Лондона до туда более восьмидесяти пяти миль), однако я переубедил его с помощью рассказа про камни: некоторые, по свидетельствам, были голубоватого цвета с отблеском, словно в них попадались минералы, а иные — цвета сероватого и усыпаны темно–зелеными пятнышками. Подобные камни ему пришло на мысль поместить в строение Св. Павла, я же, зная, что близь границы Салисбурийской равнины находятся каменоломни Гассельборо и Чильмарка, да еще большая каменоломня неподалеку, в Айбури, внушил ему мысль, что нам, возможно, удастся обнаружить там другие столь же любопытные камни. Путешественник из меня не ахти какой, прежде того я не отъезжал от Лондона далее трех миль, однакожь не мог успокоиться, покуда не увижу сие священное место, сие великое место поклонения. Мастер Саммес считает его Финикийским, мастер Камбден полагает, что оно относится до идола Марколиса,[39] а в рассужденьи господина Джонеса постройка сия Римской работы и посвящена Целусу;[40] однако я помню вид его, так сказать, наизусть: истинного Бога должно почитать в местах скрытых и внушающих боязнь, где Ужас подстерегает тебя поблизости; так и поклонялись наши предки Демону в облике огромных камней.

В день нашего путешествия ожидал я сэра Христ. в его доме при конторе; иду, иду, кричит он мне с верхнего этажа, только брыжи свои отыщу, а сам, слышно, быстрым шагом по спальне ходит. И тут же вихрем слетает вниз, за порог да на улицу, на ходу парик поправляючи; от Вайтгалла доехали мы до станции на Корнхилле, где ожидала карета от Лондона до Ландс–енд–рода. Что за компания с нами в карете поедет? спрашивает он у трактирного слуги.

Всего двое, да оба господа, отвечает тот.

Это мне по нраву, говорит сэр Христ. нам обоим, да только по нраву ему сие не пришлось: когда ехал он в Лондонской карете, одна рука высовывалась из окна с одной стороны, другая с другой, а тут ему пришлось немало потесниться. Уселся он на сиденье, обращенное лицом к кучеру, и по дорожной сумке под ногами похлопал; что ж, говорит, улыбаючись любезно компании, надеюсь, никто табаку курить не станет, а то у управляющего моего меланхолия от его испарений делается. Я же не смел отрицать, ибо кто знает, а ну как оно и вправду так?

Проехали мы по Корнхиллу, по Чипсайду, мимо двора церкви Св. Павла (тут сэр Христ. высунулся из кареты, пристально вглядываясь), проехали Лудгат–гилл, Флит–стрит, Стренд, Хей–маркет, Пикадилли (тут сэр Христ. вытащил свой платок и высморкал в него из носу комок студня), за сим миновали пригороды, через Найтсбридж, Кенсингтон, Хаммерсмит, Турнгем–грин и Гоунслоу; кучер гнал во весь опор, как у них заведено, а сэр Христ. мне говорит с удовлетвореньем на лице несказанным: тебе, Ник, должно освоиться, к движеньям кареты приноровиться. Тут он опять улыбнулся нашим путевым товарищам. На сем, при переезде через Бекер–бриж — справа пороховыя мастерские, слева оружейныя — началась такая тряска по громадным выбоинам, что из нас чуть ли не вся душа вон. Смотри, не вытряхни нас, кричит сэр Христ., а после достал из кармана книжицу и занялся своими рассчетами, каковые и продолжал, покуда не уснул. Так мы двигались далее, по Стайнесу и через Темзу, по деревянному мосту в Егем, за тем, легко спустившись и оставивши слева трактир Новую Англию, пересекли Багшотский луг, проехали лес и оказались в Багшоте.

Тут сэр Христ. пробудился от своей дремы и завел, не чинясь, беседу с одним из наших сопутников; за разговором он снял парик и, положивши на колени, стал играться с ним, пощипывая, что твоего гуся. Любил он изображать школьного учителя перед теми, кто его искусству не обучен, а так как меня он едва ли замечал, пустившись в свои речи, то мне удалось заснуть. Спал я до тех пор, покуда он не разбудил меня своими криками: Ник! Ник! Приехали! Приехали!

Мы прибыли в Блекватер, небольшое местечко, где подышали воздухом у трактира; мне приспела нужда опростаться, и я зашел в хозяйской дом. Тут решено было остановиться на ночлег; сэр Христ. всей душой желал ехать далее, но увидал, что от путешествия у меня началось подобие лихорадки (ибо меня пот прошибает, стоит уехать из дому). Время торопит, говорит он, однако Натура тебя торопит еще сильнее. Тут он засмеялся, а после за ужином был чрезвычайно весел с путешественниками. Когда мы наконец поднялись к себе в комнату, я — охваченный сильною усталостию, то он изучил Заповеди и правила для гостей, прикрепленныя к стене. Помни же, говорит, произнося слова так, словно они суть глупости обычныя, в мире ты, что на постоялом дворе: недолго пребыванье твое, не успеешь опамятоваться, как уж кончен твой срок. Ввечеру, приходя на постоялый двор, благодари Господа за спасенье, а на другое утро молись об удачном пути. Стало быть, Ник, продолжал он, нам должно на колени встать; меня, однакожь, более пугают вши в этих постелях, нежели дороги. Тогда Вам Богу вшей молиться надобно, отвечал я и поспешил во двор, свой ужин изблевать.