Хольбад, Ворон и другие
Шрифт:
– Господин Тод!
Молчание колдуна нагнало страх, за спиной закаркал Кухайм. Тод был мёртв.
– Он умер, – сказал Хольбад ворону. – Он работал ночью и умер. Давай перенесём его на кровать, что ли.
Кухайм каркнул, на этот раз тише. Фитиль догорел почти до конца и стал чадить. Струйка дыма свилась в клубок и потянулась к потолку.
Хольбад вытер пот со лба и ухватил старика под мышки. Тод был тяжёл. Кое-как мальчик уложил его на кровать. Кухайм только мешал. Он скакал вокруг Хольбада и каркал.
– Надо его похоронить, – произнёс вслух мальчик.
Ворон полетел к порогу и задолбил в дверь.
– Сейчас,
Выкопав могилу, он уложил на дно старое одеяло – не класть же Тода в грязь! – и поплёлся в дом за телом колдуна. Кухайм помалкивал.
Солнце вставало над лесом. Начинался новый день, но уже без Тода. Ворон, ухватив мальчика за рукав, потянул в дом.
– Упрямая птица! – сказал Хобальд, но поднялся и пошёл за ним.
Решительным движением слуга раздёрнул занавески. С чего начать? Может, с записей Тода? Тетрадок и листочков великое множество. Вдруг на плечо взлетел ворон и каркнул в самое ухо. Хольбад сбросил птицу.
– Разрезвился! – возмутился он. – Тода нет. Лети в лес, тебя здесь никто не держит.
Но Кухайм не собирался покидать лачугу. Он забрался на стол, влез на книгу и, приседая, стал каркать, тыча клювом в фолиант.
– Эй, осторожней, не разорви страницы!
Хольбаду пришлось взять книгу в руки. Ворон соскочил на стол и вытянул шею.
– Что, интересно?
Мальчик раскрыл том и прочитал:
«О понимании всех и всего. Трактат, составленный Гуменахом – Величайшим и мудрейшим профессором Института травяного дозора и травяного покрова (ИТДиТП). Для ограниченного круга лиц».
– Ого! – удивился Хольбад. – Редкая книга.
«Глава первая, – было выведено на следующей странице, – рассказывающая о понимании как таковом и о том, стоит ли стремиться понять всё и всех».
– Уже от названия делается не по себе!
Ворон снова каркнул.
– Чего тебе опять? – обернулся к нему мальчик.
Кухайм дотянулся до книги и просунул клюв между страницами.
– Ты хочешь, чтобы я посмотрел дальше? – догадался Хольбад. – Ну давай, если хочешь. Какую главу?
Ворон ткнул в то же место, куда и прежде.
– Ты хорошо знаешь трактат почтенного Гуменаха, – пошутил мальчик.
– «Глава двадцать вторая. В ней говорится о том, что птицы и звери могут разговаривать. Советы как их от этого отучить».
Хольбад глянул на ворона. Кухайм сидел на столе и смотрел на него.
– Неужели ты умеешь разговаривать? – прошептал Хольбад.
Кухайм каркнул.
«Широко распространено заблуждение, – говорилось в двадцать второй главе, – что если бы птицы и звери умели разговаривать, то жить бы стало интересней. Якобы, они могли бы передавать людям свои наблюдения, так сказать, со стороны; делиться знаниями, о которых люди и понятия не имеют. Это некомпетентное мнение основано лишь на человеческом невежестве и удивительном стремлении считать себя глупее других…».
– Почтенный Гуменах, наверное, знал о чём пишет, – сказал Хольбад, устраиваясь на табурет.
Картинок в трактате не было, поэтому он перелистнул несколько страниц безо всякого интереса. Когда Хольбад дошёл до следующей
главы, Кухайм оживился и потыкал клювом в её начало. Там говорилось:«Однако, существует противоположное мнение, так же хорошо обоснованное, как и предыдущее. Суть второй точки зрения в том, что нежелание узнавать новое свидетельствует о глупой самонадеянности исследователя. Между тем, необходимые знания находятся, что называется, под рукой, стоит лишь спросить о них кошку, собаку, рыбу или птицу…».
Хольбад опустил книгу.
– Никогда не думал, что рыбы умеют разговаривать! – удивился он. – Почитаем, что дальше.
«Особенности знаний животных и птиц состоят в том, что, в отличие от людских, сохраняются неограниченный период времени. Главным образом это касается знаний, хранящихся в птичьей среде.
Это объясняется не только особой памятью пернатых, но и тем, что птицы легко перемещаются над поверхностью земли, многое узнают и сообщают собратьям. Если что-то забудется в одной стае, то, благодаря такому обмену знаниями, сохранится в других птичьих сообществах».
– Умён был господин Гуменах! – покачал головой Хольбад.
Кухайм снова поковырял страницы.
– Посмотрим, что дальше, – уступил его просьбе мальчик. – Ух ты, отдельная глава о воронах, сороках и попугаях!
«Не только учёным, но и людям, не сведущим в науке, известно, что лучше всего воспроизводят звуки так называемые попугаи, или, как они себя именуют, народ кривоклювых.
Попугаи живут долго, легко обучаются человеческой речи, но сколь-нибудь связных суждений высказать не могут, потому что ограничиваются звукоподражанием, а не зрелым размышлением. Из-за этого подвергаются справедливым насмешкам бесклювых двуногих, то есть людей.
Пристальное внимание исследователь должен уделить каркающим созданиям, не принимая в расчёт их ближайших родственниц сорок. Болтушки-сплетницы только отвлекают серьёзного учёного от глубоких изысканий…».
– Какого высокого мнения Гуменах о воронах! – Хольбад с уважением посмотрел на Кухайма, однако тот был занят текстом.
«Если народ кривоклювых глупо повторяет слова, то для воронов овладение речью лучше начинать со вступления в силу приводимых ниже заклинаний. Сложность в том, что произнести их могут только люди».
– Вот в чём дело! – воскликнул мальчик. – Тогда, если ворон умеет разговаривать, существуют заклинания, лишающие его этой способности!
Поражённый догадкой, он заглянул в конец предшествующей главы.
– Да, такие заклятия есть, но если ты не умеешь говорить, – сказал он Кухайму, – то нужно тебя этому научить.
Ворон встрепенулся.
– Посмотрим, как это делается, – приободрился Хольбад. – Самое подходящее вот это. Внимание, начинаем!
Гала фама най, сдили хум бугай.
Свили куму ди, Кухайм, заговори!
Ворон раскрыл клюв и замер.
– Ну же! – подбодрил Хольбад.
– Ку-у, – протянул Кухайм.
– И всё? Может, другое заклинание попробовать?
Ворон потряс головой.
– Ку-у. Хайм, – выговорил он.
– Неплохо, – обрадовался мальчик. – Скажи ещё раз.
– Ку-у-хайм.
– Здорово! А ещё что можешь?
Птица сосредоточилась.
– Во… рон.
– Ух ты! Так ты лучше меня говорить научишься!
– До… лго, – произнёс Кухайм.