Холод, согрей

И пришла идея накрыть остров куполом ледяной магии. Это позволяет творить ледяные заклинания с меньшей тратой сил, а ученикам покажет, на что способна магия льда, как многообразны ее возможности.

Ледяные големы перенесли в мешках минералы из пещеры на мельницу. Клесса накладывает на кристалл чары, те делают его хрупким, а накачанные магией жернова перемалывают, кристаллическая «мука» течет по подземному каналу к башне в крепости, где Эгорд создал настоящий улей, в нем роятся тысячи ледяных заклинаний.

Проходя через них, как вода через жилы фонтана, энергия расплескивается по всему острову. Процесс невидим, но последствия видны очень даже, взять хотя бы вездесущие слои снега и льда.

Одного кристалла хватает поддерживать магическую ауру около полусуток.

– Остров нуждается в пище, – изрек демон-полукровка.

– Рад, что держишь эту заботу на себе, – говорит Эгорд, подходя ближе и рассматривая молнии, что пляшут внутри минерала. – А я снова займусь улучшением чар в башне. Все еще поедают много энергии. Меньше, чем в начале, но аппетиты надо уменьшать, запасы кристаллов ограничены.

Клесса кивнул.

– На «потом» лучше не откладывать… «Потом» бывает разное…

– Твоя правда. И скоро прибудут ученики.

– Знаю. Камалия сообщила.

Камалия подлетела к ледяному трону, призрачная фигура сбоку от Клессы, почти вплотную, ладонь гладит перья на голове грозного существа.

– Что думаешь, – спрашивает Эгорд, – о грядущих переменах?

– От перемен не спрячешься, – отвечает Клесса. – Лучше сделать так, чтобы оказались к лучшему.

– Сделаем, – сказала Леарит. – Правда, Жея?

Леарит почесывает сидящую на плече птицу под горлом, Жея издает птичье подобие кошачьего мурлыканья, перья вздуваются, горят ярче, от них рассыпаются круглые золотые искры.

К крепости Эгорд и Леарит возвращаются пешком. Под куполом ледяной магии творятся причудливые вещи, к этому волшебству привыкнуть нельзя.

– Вон, гляди!

– Нет, смотри лучше туда!

– А вон еще!..

Такие возгласы вспыхивают каждые десять шагов, то он, то она тычут пальцами в замеченное чудо, подпрыгивают, трясут друг друга за плечи, побуждая устремить взор.

Мимо пробегает олень из прозрачного льда, в ледяных мышцах клубятся похожие на облака сети трещин, копыта вспахивают сугробы, в ветвях рогов красиво преломляется свет.

У ледяного куста олень встал, голова повернулась к Эгорду и Леарит.

Миг – и зверь рассыпался на глыбы, те превращаются в ледяных зайцев, ушастые фигурки разбегаются.

Один из зайцев налетел на сапог Эгорда, разбился, кусочки льда вспархивают ледяными бабочками, стайка прозрачных летуний машет крылышками вокруг людей.

Бабочка уселась на губы Леарит. Их тепло разорвало плоский живой кристалл на снежинки.

Леарит смеется.

Эгорд вздохнул.

– Даже бабочки лезут к тебе целоваться.

Леарит пробует взять себя в руки, но смешки все равно рождаются.

– Не говори, что ревнуешь!

– Не говорю.

– Но ревнуешь?

– Если тебе нравится, готов ревновать даже к бабочкам.

– И будешь мучиться? Не хочу. Или давай ревновать вместе. Точно, буду ревновать к зайцу!

– К зайцу?

– Ну да. Бросился на тебя так страстно, аж вдребезги. Может он того… зайчиха! А тут такой красавец, как не броситься. Я бы бросилась.

Леарит лукаво улыбается.

Оба прыснули, от раскатов смеха по склону горы проносится миниатюрная лавина, ледяная живность с ее пути убегает, кто-то зарывается в снег, а те, у кого крылья, взлетают.

Эгорд заключил девушку в объятия. Дышит ей в лицо, между ними колышется пар.

– Ты стала такой живой. К этому привыкнуть трудно, как к ледяной жизни на нашем острове.

– Сама к себе не привыкну.

Над ними в погоне за крылатыми ледяными букашками пролетела Жея, с хвоста на плечи осыпались искры золота.

Над островом кружится снег, даже там, где нет облаков, снежинки возникают прямо в воздухе, ведут себя как живые, их витиеватые метания напоминают полет восторженных любопытных насекомых. Некоторые разбухают до размеров яблока, из них рождаются ледяные птицы, жуки, стрекозы и прочая крылатая сущность.

Порой снег ведет себя совсем чудно – отрывается от сугробов и плавным танцем улетает в небо, словно время повернулось вспять.

Крепость близко, из-за ворот разносятся глухие звуки, так раскалывается и разбивается лед, их сопровождают возгласы, иногда ругательные.

Во дворе Тиморис сражается с элементалами льда. В кулаке сабля, на теле доспехи, ледяные здоровяки окружили, нападают то по одному, то по двое.

Отбившись от атаки, Тиморис повернулся к внешним воротам, рукоять сабли поправила шлем, челюсти сверкают белой эмалью.

– О, привет, Эгорд! Леарит, ты, как всегда, просто восхи…

Шлем вернулся в прежнее положение ударом ледяного кулака.

Голем сшиб Тимориса, тот кубарем откатился, сбил с ног другого элементала, но тут же вскочил.

– Ах ты, пень!..

Клинок снес обидчику голову, та, увенчанная короной шипов, упала на ковер вбитых в землю булыжников, глухой звон, брызги осколков, сапог воина таранным бревном разбил ледяную грудь на глыбы.

Оставшиеся от элементала ноги нелепо топчутся на месте.

Неумолимая сила притяжения свалила на камни.

Тиморис выпрямил спину, клюв сабли тычет в останки противника.

– Вот так! А то распустились тут, понимаешь…

Големы присмирели, неспешно выстраиваются по периметру двора. От них исходит белесая дымка, похожая на пар, – ледяная пыль. Ее выбрасывают белые трещинки движений, больше всего на груди, она расширяется и сужается – имитация дыхания.

Эгорд кивает уважительно.

– Саблей махать умеешь, не отнять… А магией слабо?

Подбородок Тимориса вздернулся, сабля нарочито громко щелкнула о ножны, мол, справлюсь без этой железки.

– Да проще, чем доярке под юбку! Гляди…