Холодная комната

– Ты не бездарная, ты упрямая, – возразила Галина Викторовна, – ты можешь учиться дальше и достигать успехов. Остался год. Один год! Если ты возьмёшься за ум и преодолеешь хотя бы эту ступеньку образования, у тебя пойдёт любой жанр! Любой! Ты уж мне поверь.

У Сони ужасно чесался носик. Но ей казалось, что если она решит измучившую её проблему, то перестанет казаться взрослой. И приходилось терпеть. Дверь была открыта. С третьего этажа, где контрабасисты готовились к выпускным, доносились вопли преподавательницы и гаммы. О, как их тягостно было слушать, стоя в лучах весеннего солнца, наполнившего учительскую таким предвестием лета, что и Петру Ильичу Чайковскому в лакированной раме было уже, казалось, на всё плевать. Он тоже хотел как можно скорее убраться из этой комнаты навсегда.

– Так что ты нам скажешь? – спросил Марк Юрьевич, перестав барабанить марш и взглянув на Соню поверх очков, – мы ждём твоего решения.

– У меня понизилась успеваемость, – робко бросила на стол Соня последний козырь, – по математике за год – тройка. И по французскому.

– Хорошо. У тебя есть время до понедельника. Если не передумаешь, пусть приходит за документами твоя мама. Тебе мы их не можем отдать. Иди.

Соскальзывая на попе вниз по перилам лестницы и идя затем к распахнутой настежь двери, Соня осознавала, что если ей сейчас встретится кто-то из любопытных – счастье будет отравлено, потому что придётся либо соврать, либо ещё раз унизиться объяснением, либо грубо обидеть. Ужасно этого не хотелось. Однако, на этаже оказались лишь маляры, уже соскребавшие с потолка старую побелку, хотя ремонт должен был начаться только через неделю, и тётя Зина, уборщица. Малярам до Сони не было дела, а с тётей Зиной она имела скверные отношения, потому её можно было не опасаться. Но за порогом Соня столкнулась с Нелькой, своей подругой буквально со дня рождения. Они вместе ехали из роддома в одном такси и жили все годы в одном подъезде. Нелька училась в скрипичном классе.

– Ну, как дела? – спросила она, схватив Соню за руку, – отбрехалась?

– Да, кое-как. А ты для чего пришла?

– Учебники сдать, – ответила Нелька, хлопнув рукой по сумке, болтавшейся у неё на плече, – ты, может, со мной поднимешься?

– Ни за что! И ждать я тебя не буду.

– Ну, хорошо. Я завтра их сдам. Ты знаешь, мне очень нужно поговорить с тобой.

Если Нельке очень хотелось поговорить, пытаться избавиться от неё не имело смысла. И пришлось Соне идти с ней в парк, где они обычно гуляли. Располагался парк на самой окраине городка. В нём были скамейки, пруд и киоск с мороженым. Взяв по два эскимо, девочки уселись на травке возле воды, под ветками клёна. Солнце светило ярко, но грело слабенько, потому что дул сильный ветер. Две какие-то женщины на другой стороне бросали хлеб уткам. Те подплывали к самому берегу и дрались за каждый кусок.

– Ты хорошо сделала, что ушла, – говорила Нелька, скусывая с мороженого его шоколадную оболочку, – и я бы на фиг ушла. Срала я на эту скрипку! Мне больше нравится саксофон. Но мама, боюсь, расстроится. У неё и так хватает проблем. Отец опять запил. Вот твоей маме сказочно повезло!

– Не поняла. Чем?

– Ну, мужа нашла нормального.

– Он – не муж, – с досадой сказала Соня, – сколько раз повторять? Они не расписаны.

– Ну, и что? По факту он – муж. Я не понимаю, Сонька, что ты так злишься? Я ведь прекрасно помню твоего папу! Козёл он конченый! Пропил всё! И маму почти споил. Если бы не Саша… Слушай, сколько ему? Тридцатник-то есть?

– О чём ты хотела поговорить? – сурово спросила Соня, бросив в пруд палочку от мороженого. Второе ей не хотелось. Нелька хихикнула.

– А я знаю, из-за чего ты бросила музыкалку! Из-за того, что Саша сам сочиняет музыку и всё время тебе твердит, как круто быть пианисткой. Типа, назло? Но скажи мне, за что ты так его ненавидишь? Он ведь – реально отличный парень! Да, не мужик, а парень. На твоём месте я бы…

– Ты всё, коза, можешь сделать на своём месте!

Сказав так, Соня вскочила и побежала прочь по узкой дорожке. Нелька с трудом её догнала. Они помирились, однако весь остаток пути Соня сохраняла немногословие. А её подруга, напротив, не умолкала. Она рассказывала о мальчиках, которые за ней бегали, о семье, об учителях. Примерно на полдороге девочкам повстречались трое их сверстников. Вид они имели бандитский – драные джинсы, кроссовки, майки с изображениями рок-звёзд. Трёхэтажный мат стоял на всю улицу.

– Сонька! Нелька! А вы куда?

– Тащить кобылу из пруда, – отозвалась Нелька, – закурить есть?

Три юных бандита вальяжно вынули из штанов по пачке «Дуката». Один достал ещё зажигалку с очень тугим колёсиком. Впятером закурили, глядя по сторонам, чтоб не прозевать знакомых или милицию.

– Где сегодня тусуетесь? – поинтересовалась Соня, сбивая ноготком пепел.

– На стройке, за поликлиникой. Часам к десяти подваливай, если что! У нас будет пиво.

– Какое пиво? – фыркнула Нелька, – мама её прихлопнет, если узнает! Вы что, не знаете её маму? У неё – зверская паранойя. Всем делать не хера, кроме как совращать и спаивать её Соню!

Мальчики усмехнулись.

– Да неужели? Раньше она сама у пивных ларьков стриптиз танцевала за два рубля!

Разошлись, условившись позже встретиться. Вечерело. Когда две юные музыкантши достигли улицы, на которой стоял их дом, Нелька вдруг застыла, как вкопанная.

– Ого!

– Что такое? – спросила Соня, также остановившись.

– Ох, ни хрена себе! Посмотри!

– Куда?

– Да на остановку!

У Сони было слабое зрение. Она сделала десять шагов вперёд и только тогда поняла, что так впечатлило Нельку. Та вслед за ней не пошла. Перебежав улицу через «зебру» на красный свет, направилась прямиком к подъезду. Она была очень умной девочкой.

Под навесом автобусной остановки стоял мужчина в сером костюме с галстуком. Он курил, рассеянно скользя взглядом по проезжавшим мимо машинам. На лавочке рядом с ним стоял чемодан. Других ожидающих рядом не было. Соня медленно подошла. Увидев её, мужчина смутился. Выплюнул сигарету. На его выбритых, слегка впалых щеках проступил румянец.

– Сонечка, ты?

– Да, я. Вы что, уезжаете?

Саша очень долго молчал. Казалось, искал слова. Наконец, промолвил:

– Как видишь.

– Можно спросить, куда?

– В Ленинград. У меня там мама. Я ведь тебе про неё рассказывал. Помнишь?

– Помню. Так вы сейчас на вокзал?

– Конечно.

– Вас проводить?

– Спасибо, не стоит. Ведь у меня – один чемодан.

– Когда вы назад приедете?

– Никогда.

Соня огляделась, будто ища на лицах людей, идущих по тротуару, какое-то объяснение. Подошёл автобус. Трое мальчишек, перебежав дорогу, сели в него. А Саша остался. И он опять закурил.

– Приехал твой папа.

– Папа?

– Ну, да.

– И мама его впустила?

– Он здесь прописан. Такая вот ситуация.

Их глаза опять встретились. Соня морщила носик, из-за чего её взгляд казался насмешливым.

– Он – твой папа. И он тебя безусловно любит, Сонечка.

– Мама его впустила?

– А как она могла его не впустить? Объясни мне, как?

– И вы уезжаете?

– Уезжаю.

– Навсегда?

– Да. Но я тебе напишу. И мы с тобой ещё встретимся. Обязательно.

– А зачем нам встречаться? – спросила Соня, медленно сев на лавку, – ведь у меня есть отец, который меня безусловно любит! Вы сами это сказали.

– Но разве мы не друзья?

– Нет, мы не друзья, потому что я…

Её рот закрылся.

– Что – ты?

– Я бросила музыкалку! – крикнула Соня, подняв глаза, – вы горы свернули ради того, чтоб я поступила и чтоб училась! Купили мне пианино! Вдолбили маме, что я – способная! Занимались со мной, чтоб я, бездарная гадина, кое-как тянула программу! А я взяла и свалила из этой долбанной, сраной школы! И дверью хлопнула! Представляете, что я сделала? Ну какой я вам теперь друг?

Саша помолчал и ответил: