Холодно

– Ах, умелый ты наш...
– вздохнула Оленька - смотри, сейчас яичница подгорит.

Чирей усердно зашуршал у плиты, потом они молча позавтракали, потом Оленька позвонила Дубинину. Владька приехал и расспросил Чирья с усердием и пристрастием, и стряс с него обещание милицейский компьютер привести в божий вид. И пообещал ночному дежурному оборвать яйца и т.д. Среди прочего - Чирей рассказал о содержании документов из Баранниковского портфеля. Хотя - о чем-то подобном Оленька уже догадывалась, да и с Владом они этот вопрос уже обсуждали. Посему новостью это не было, и ценно было лишь знание Чирьем подробностей и реквизитов - кому и как именно водочка отгружалась. Часа через два они выехали на двух машинах в Москву - в Воскресенске ничего новенького разузнать было невозможно, а столица предоставляла широкое поле деятельности....

Оленька предпочла сесть в машину к Чирью. Рыжовский "Опель" был, конечно, куда комфортабельнее, но Оленьке что-то не улыбалось очутится столь близко к Рыжову. Да и молчать всю дорогу не улыбалось. Впрочем, и с Чирьем нашлась одна-единственная тема для беседы - куда подевался Петечка Худяков? Чирей был склонен полагать, что Петечка решил без него окучить водочное дело - ему-то оно представлялось простым и ясным. Потребовать денег в обмен на документы. Вопрос - у кого именно Худяков намеревался требовать денег?

– У Баранникова, конечно....
– пожала плечами Оленька.

– Почему у Баранникова? Баранникова он не знал, и о роли его в этом деле не знал...

– Роль... Худяков о ролях никогда не задумывался. Портфель Баранникова - вот к Баранникову он и пошел.

– Думаешь?... Может, и так... в портфеле могли быть личные документы - записная книжка, квитанции какие-нибудь... м-да, Баранникова он найти очень даже мог... мог... Но потом - Баранникова же застрелили, так кто и куда, в таком случае, припрятал Петечку?

– Пойдем, и спросим.

– Куда?
– Чирей от удивления двинул по тормозам, и машину слегка занесло на скользкой дороге, сзади рявкнул клаксон рыжовского "Опеля".

Оленька перевела дух:

– Ты на дорогу смотри...

– Я смотрю... Куда пойдем? К кому?

– К Баранникову домой. Кто-то же там должен быть... Извинимся, спросим.

– С чего бы он перся к Баранникову домой? Глупость же несусветная...

– Ну, смотри - Баранникова во вторник застрелили. О том, что портфель у Худякова, он не знал - иначе не лез бы в квартиру к Сергею. Что ему там могло понадобиться, кроме портфеля? Нелепая идея, но иной даже представить себе не могу.... Тебе блатхату твою обшаривали когда?

– В четверг, а второй раз - в субботу....

– Ну вот - в четверг Худяков на звонки уже не отвечал. Так что - среда и утро четверга - вот в это время он пытался встретиться с Баранниковым. Скорее даже - именно в среду, ведь его успели выспросить про ваше место свиданий, и расправиться с сигнализацией. Если Петечка выложил все про твою квартиру - значит, и про меня не умолчал. Машину мне заминировали ночью с четверга на пятницу. А что Баранников погиб - он не знал, иначе в жизни бы туда не сунулся.

– Куда - "туда"?

– К Баранникову домой.

– Да почему "домой"?! С чего ты решила, что Худяков поедет к нему домой?

– А куда? На работу? Шантажировать человека по месту работы? Если бы так - ему бы сказали, что Баранников погиб. Представляешь разговорчик? "Позовите господина Баранникова.
– Извините, его вчера убили..."...

– Мадам, а вы весьма циничны.... А, Оленька?

– Это потому, что меня регулярно по четвергам пытаются укокошить. В прошлый четверг стреляли, а в этот взрывали! А сегодня, между прочим, понедельник! А что будет в этот четверг, кто мне скажет?

– Я скажу - засмеялся Чирей - Новый Год!

– Что?
– растерялась Оленька.

– В этот четверг у нас будет Новый Год!

– Ну да, действительно - Новый Год...
– эта мысль показалась Оленьке очень странной. Новый Год - это было из какой-то другой жизни.

Они долго ехали молча, занятые своими думами, потом Васька вернулся к теме худяковского исчезновения - почему все-таки Оленька думает, что Худяков поехал к Баранникову домой?

– Если бы встречу назначили в общественном месте - в кафе, например - Петя бы просто вернулся домой. Клиент не пришел - и он бы вернулся. На работе - ему бы сказали о смерти Баранникова, и он бы, опять же, вернулся. Скорей всего - он нагрянул к Баранникову домой без предупреждения, и наткнулся там на кого-то, кто сумел его схватить, задержать. На кого-то, кто был в курсе, и предпринял дальнейшие действия....

– И у этого, который "предпринял", ты собралась "извиниться и спросить"?

– Нет. Который "предпринял" - думаю, там не сидит. Скорее всего, у Баранникова дома кто-то есть - жена там, или любовница - кто по приходе нашего Петечки позвонил, позвал того, кто "предпринял". Вот к нему мы и подойдем, к тому, кто дома сидит. Спросим про Худякова, намекнем на наши особые знания, простимулируем звонок. Можно меня отправить в качестве наживки, а вам в засаде спрятаться, и потом напасть на этого... "предпринимателя"... Не с бригадой братков же он явится ... будем надеяться... Главное - ввязаться в драку, а там - как пойдет.... Нас же четверо, это тебе не один Худяков, который в жизни не подрался не разу.

– Боже, Оленька... вот про кого бы... в тихом омуте черти водятся!

На окраине Москвы они заехали в "Сбарро", и вчетвером обсудили Оленькины соображения и предложенный ею план. План никому не понравился, но другого ничего не придумалось, и решено было таки "ввязаться в драку". Конечно, все пошло не так - с самого начала. У запертых ворот баранниковского дома никого не было. За высоким забором стыла глухая тишина. Они долго звонили, а потом Димка с досады пару раз пнул гулкие стальные ворота. Они уже садились в машину, когда Оленьке послышался звон разбитого стекла и слабый крик. Крепостную стену и трехметровые ворота штурмовать не пришлось - на границе с соседним участком их заменил поломанный и поваленный штакетник. Из разбитого окошка цокольного этажа кричала, плакала и ругалась, на чем свет стоит, Риточка. За ее плечом маячила бледная худяковская физиономия. Риточку они кое-как успокоили, притащив из машины и сунув в разбитое окно пару бутылок минералки и кое-какую еду - они сидели в подвале четвертые сутки, питаясь в основном запасами спиртного из бильярдной. В доме все наружные двери оказались стальными и совершенно неприступными. Обойдя дом раза три по периметру, они решили разбить окно и подсадить наверх Димку, с тем, чтобы он попытался как-нибудь открыть входную дверь изнутри. Окно разбили, Димку подсадили, а через пять минут ребятки из объединения "Охрана" со всем усердием разложили их по снежку. Оленьке досталось всего-то пару пинков, потому что она сама рухнула в сугроб с перепугу, при одном появлении черных камуфляжей, а Рыжову опять расквасили нос.... Базиль вопил, что он журналист и находится при исполнении, но и его общая участь не миновала. Димка где-то в доме притихарился - и остался незамеченным и непойманным...

Оленька украдкой рассматривала рыжовский нос, похожий на небольшую свеклу, и от души надеялась, что ее собственная физиономия выглядит получше. Ссадина на скуле саднила, глаз онемел и заплыл, но нос был цел, по крайней мере. Сразу после задержания их растащили по разным кабинетам, и принялись допрашивать с большим пристрастием. О чем там говорили остальные, Оленьке было неизвестно, а она сама рассказала все, как на духу, с самого начала, включая все свои соображения, предположения и догадки. Молоденький лейтенантик строчил пером так, что рвалась бумага, и строчки сваливались по диагонали в правый нижний угол страницы, потому что он никак не мог остановиться, чтобы сделать перенос и начать новую строку. Где-то на второй минуте допроса он тиснул кнопочку под столом, и заглянувшему охраннику бросил: "Позови Демина", не отрывая глаз от листа. И этот самый Демин притопал молча, сел, и рта не раскрыл, пока Оленька говорила. А когда наконец остановилась - охрипнув и обессилев, и выложив все - он молча встал, и утопал из кабинета. В коридоре немедленно началась какая-то возня и движение. Долетали обрывки разговоров и команд, и топот ног. Потом их привели всех в один кабинет - всех пятерых, включая Риточку и Худякова, рассадили по разным углам, и приставили для присмотра давешнего лейтенантика, а в коридоре стало так тихо, что уши начинали поджиматься и волосы на затылке шевелились от тревожного ожидания. Часы летели, в кабинете совсем стемнело, и лейтенантик включил свет. Потом ему пришлось отпускать всех по очереди "на пять минут", и он провожал выходившего тоскливым взором, страдая от невозможности одновременно "сопровождать" и "присматривать". Стоял в дверях, нервно крутил бритой башкой - увы, он не был хамелеоном, и не мог смотреть одновременно в разные стороны. Так что, когда дело дошло до шестого отлучившегося, Оленька начала опасаться, что бедолага окосеет от чрезмерного напряжения. Но - Бог миловал....

Оленька увернулась потеплей своей курткой, и примостилась, умялась плечами в уголок, и уже даже задремала, когда в коридоре послышался грохот и возбужденные голоса. Появился Дубинин, какой-то подтянувшийся и чужой, еще мужики - задевали друг друга чугунными плечищами.... Потом Оленьку куда-то тащили, о чем-то спрашивали, тормошили и трясли.... Потом Дубинин вез ее домой и ругал всю дорогу. Голос его сливался в равномерный рокот, похожий на шум водопада и Оленька только сопела, а потом, ни с того ни с сего, заявила: