Холодно
Шрифт:
– Не вопрос. Надо, значит надо.
Оленька постаралась скрыть улыбку...
Притащив из соседней квартиры Лорда, уговорив Димку хорошенько вымыться и напялить ее старую майку, уложив мальчишку в постель и закинув в стиральную машину его вещички, Оленька, наконец, присела на кухне с Дубининым. Наедине, вдалеке от любопытных пацанячьих ушей:
– Ну что, этот Рыжов... что он говорит?
– Да так, в основном... комментирует.
– хмыкнул Дубинин.
– Ты ему сказал про заявление?
– Не сказал, не боись. На трое суток имею право, без предъявления обвинений.
– А допрашивал уже?
–
– Влад, а... его сильно побили? В прихожей была кровь на полу.
– Да ну, нос расквасили - только.
– И все?
– И все! Почти... Слушай, Воронцова, что за подозрительный интерес? Что это ты так забеспокоилась о его здоровье? Ты о своем лучше похлопочи - чтоб завтра же тут не было тебя! А то ишь, не успела явиться домой - группу захвата ей высылай! А ведь в другой раз могут и не успеть!
– Не ори, Дубинин!
– не слишком вежливо перебила его Оленька - Мальчишку разбудишь.
– Ладно... я, пожалуй, пойду... Ночь на дворе, а я тут с тобой валандаюсь - ни сна, ни покоя... Ты это, дверь чем-нибудь подопри, и поставь какую-ни-то кастрюльно-ведерную сигнализацию, как в пионерлагере, помнишь?
Оленька захихикала, мигом вспомнив одно весьма шумное приключение... "Сигнализацию" она и в самом деле устроила. Впрочем, ночь прошла мирно.
Утром заспанный Димка притопал на кухню:
– Привет... Слышь, а чего это Дубинин ночью говорил, что тебе отсюда сваливать надо?
– Все-то ты слышишь... что это ты мятое надел, давай поутюжу.
– Так сойдет. Ты мне зубы не заговаривай. Этого же посадили? Посадили! Так чего тебе-то бежать?
– Ну, во-первых, его только на три дня посадили.
– Это почему?
– вытаращился Димка.
– Ну он же не сделал ничего. В чем его обвинять? Ну, в гости пришел...
– Я его в гости не звал!
– Так он не к тебе и пришел.
– А к тебе, что-ли?
– Ну да... наверное...
– А ты его знаешь, что-ли?
– Нет.
– вздохнула Оленька - Видела один раз. Вернее, два...
– Дела-а... Слушай, ну ладно, я перессал, а Дубинин-то что всхлопотился? За просто так, небось, ОМОН-то не присылают? Мало ли кто что сказал - на каждый переполох ведь не присылают! А?
– Ну...
– Оленька снова вздохнула - Понимаешь... Я тебе расскажу, только ты не трепись никому.
– Да я вообще никогда... никому!
– обиделся Димка.
– Понимаешь... Я тут случайно оказалась свидетелем одного преступления... И этот мужик тоже. Его Сергеем зовут... ну, и, брат твой кое-что знал. Вся компания эта... А теперь есть подозрение, что они не просто так, не сами отравились... Что кто-то это подстроил. Ну, убрал свидетелей. Влад за меня боится - я ведь тоже свидетель.
– А что-ж этого Сергея хватали, если и он свидетель?
– Ну, тут мы еще не совсем разобрались - он просто свидетель, или он с преступниками заодно?
Димка зло фыркнул:
– Вот менты так всегда - сначала схватят, дубинами надают, рожу расквасят, а потом разбираются! И Влад твой хваленый - такой же!
– Что-ж ты тогда вчера к нему побежал?
– оскорбилась за Дубинина Олечка.
– Да так... Я же говорю - перессал.
Олечка просто пришла в восторг от такой самокритики.
Завтракали
они молча - каждый думал о своем. После завтрака Димка солидно заявил:– Я тут подумал... Собирайся, поедем ко мне домой. Там тебя никто не увидит и не найдет.
– Куда это "к тебе"? Туда, что ли?
– мотнула головой в окно Оленька.
– Да ну, туда... скажешь тоже! У меня дом есть, в Черняках, в деревню поедем.
– До-ом?
– удивилась Оленька.
– Дом!
– немного покраснел Димка - Вообще-то, конечно, его Витька строил. В Черняках. Но он все на меня записал, так что это вроде мой дом. Говорит: "Меня, того и гляди, посадят, и ни за что имущество пропадет. Государство оттяпает". А так - на меня записано, мне и будет. Я, может, не так быстро сяду. Вырасту пока...
– Слушай, а чего это ты так уверенно садиться собрался? И в милицию два привода в этом году, ты говорил, у тебя?
– озадачилась Оленька.
– А-а, мужики все садятся...
– флегматично махнул рукой Димка.
Так или иначе, Димка Оленьку уговорил. И Дубинин этот план тоже вполне одобрил. Пока столяр, дядя Миша, починил дверь - Оленька собрала вещи. Собирать пришлось матрасы и постельное белье, и занавески, и кое-какой инструмент, и складную садовую мебель, и всю необходимую посуду - в Коньковском доме ничего еще не было. Правда, там уже были газ, свет и вода, и котел установлен, и на первом этаже даже постелен дощатый пол, а вот мебели никакой не было. И обоев... И светильников не было никаких - одни голые лампочки на корявых скукоженых проводах...
После обеда они сходили на гаражи, и забрали Оленькину машину. Нужно было заправить ее, и съездить за продуктами, купить сразу на пару недель, и за разными необходимыми мелочами - оказалось, что начинать хозяйство с нуля довольно хлопотно. Загрузить все домашние вещи они намеревались завтра, раненько утром, не привлекая к себе излишнего внимания. И съехать в Черняки затемно, чтобы никто ничего не увидел. Благо, в Оленькину "копейку"-пикапчик можно было уместить все за один раз. Купленные продукты пришлось нести в квартиру, чтобы они не замерзли ночью в машине, и чтоб их оттуда никто не стащил. Уставшие и замотанные, они в ту ночь спали без задних ног, забыв даже бояться неведомых врагов.
Рыжов вынырнул из сна мгновенно, при первых звуках поворачиваемого в двери ключа. Включился свет, и в камеру вошел Дубинин. Уселся на край пустых дощатых нар, напротив Рыжова.
– Просыпайся. Ольге машину подорвали полчаса как...
– Погибла?
– Жива. Даже не пострадала, если не считать перепуга.
– Как так?
– Она машину на ночь возле подъезда оставила. Утром вышла с собакой, и с торбой картошки. Открыла заднюю дверцу, поставила картошку, впустила собаку, поднялась наверх, за следующей сумкой. Тут машина рванула. Думаю, псина просто перепрыгнула на переднее сиденье, в "Жигулях" спинки низкие... а псина - дог старый, он наверняка больше Ольги весил... Думаю, там было что-то вроде самодельной мины... Эксперты точнее определят. Температура страшная, металл расплавился, а осколков, вроде бы, нет... Ну и бензин сдетонировал. Слава богу, машина стояла с торца дома, там окон нет, никто не пострадал. Но, конечно, напугались люди....