Холодные деньки

— ОНИ ВСЕГДА ОПАСНЫ, НО ТУТ У НИХ МЕНЬШЕ ВСЕГО ВОЗМОЖНОСТЕЙ СДЕЛАТЬ ЧТО-ТО.

Я моргнул. Это было самое длинное, самое детальное и самое сложное изречение из того, что дух сказал мне. Это означало, что мы говорим о чём-то единственно важном, которое одно имеет значение. Дух острова не беспокоился о друзьях и врагах или о цене на чай в Китае. Он беспокоился о своих заключённых, точка. О чём-то другом и обо всём остальном он будет судить, исходя из того, насколько это относится к основному вопросу.

— Но они могут освободиться?

— НЕ БЕЗ ВМЕШАТЕЛЬСТВА ИЗВНЕ, — сказал Предел Демона, — ИЛИ ТВОИХ САНКЦИЙ.

— Хм… — я выдохнул. — Э-э. Ты хочешь сказать, я мог бы освободить этих существ?

— ТЫ СТРАЖ.

Я сглотнул:

— Могу ли я общаться с ними?

— ТЫ СТРАЖ.

— О, адские колокола, это плохо.

Я только что унаследовал целый мир неприятностей.

Столкнувшись с нааглоши лично и близко, я никоим образом не собирался позволить одной из этих отвратительных тварей освободиться. Я сомневался, что кто-либо или что-либо, что находится здесь в плену, понравится мне больше. На самом деле, в данный момент у меня не было даже намерения взглянуть на них, а тем более узнать, кем и чем были заключённые. А уж о том, чтобы поговорить с ними, вообще забудьте. Нет, этого не случится. То, что древние и мощные вещи могут быть также смертельными — стоит лишь обронить несколько тщательно подобранных слов в нужном месте — я уже узнал на собственной шкуре.

Но ничто из этого на самом деле не имело значения.

Мне только что вручили то, что представляло собой огромное уродливое оружие массового уничтожения и потенциальный хаос. Для различных сил сверхъестественного мира, не имеет значения, что я никогда не буду его использовать. Единственное, что имеет значение — что оно было у меня, чтоб его использовать. «Послушайте, офицер, я знаю, что это гранатомёт в моем багажнике, но я держу его там, чтобы кто-то плохой его не использовал. Правда. Честное слово».

Когда парни в Белом Совете, которым я не нравлюсь, выяснят это, они побагровеют и будут кричать с пеной у рта. И каждый враг, который когда-либо был у Белого Совета, будет смотреть на меня, как на подарок небес — того, кто изнутри знает, как работает Совет, кто обладает значительной личной властью, который почти наверняка напугает Совет настолько, что тот начнёт подозревать его, изолирует, а со временем выступит против него. Этот парень был бы удивительно полезен в любой борьбе против чародеев мира.

А может, Белый Совет не узнает?

Как будто мало тех добровольцев, которые уже на меня охотятся.

И знаете, что самое лучшее? На самом деле, у меня нет настоящего, полезного супероружия. Я просто получил ключ к большущей коробке, которая может причинить много боли и проблем многим людям.

Неудивительно, что мой дед выглядел ошеломлённым, когда понял, что я сделал с духом острова. Или, может быть, не столько ошеломлённым, сколько ужаснувшимся.

Моя голова снова разболелась. Чёрт возьми, только этого мне не хватало. В последние несколько лет мои головные боли становились всё сильнее и сильнее, доходило до того, что иногда они разве что не лишали меня сознания. До определённой степени я мог функционировать через боль — вы не сможете проводить большую часть своей жизни, изучая, как манипулировать силами Вселенной, если не научитесь самодисциплине и терпимости к боли. Но это был ещё один чёртов камень в ноше, которую я должен был нести, в то время как я пытался выбраться из самого тесного угла, в котором я оказался.

Предел Демона зарычал. Всё заглавными буквами.

И головная боль улетучилась.

В одну секунду мой скальп сжимался, как будто два ледоруба впились в мой череп в тех же местах, что и обычно, а в следующую — боль совершенно исчезла. Эндорфины, которые начало вырабатывать моё тело, добрались до места назначения, но, не найдя там никакой боли, устроили вместо этого вечеринку. Из-за таких переворотов моей вселенной, я пусть не впал в потрясённый ступор, но был очень близок к этому.

— Ух ты, — выдохнул я. — Э-э-э, а что ты только что сделал?

— Я ПРЕДУПРЕДИЛ.

Я моргнул несколько раз.

— Ты… предупредил мою головную боль?

— СОЗДАНИЕ, КОТОРОЕ ЕЁ ВЫЗЫВАЕТ. ПАРАЗИТА.

Секунду я тупо пялился на него, а затем снова перебрал мои воспоминания. Всё верно. Прямо здесь, в этой пещере, в последний раз, когда я был здесь, или Мэб, или Предел Демона говорили что-то о разделении труда по поддержанию жизни в моём теле, пока остальная часть меня была в другом месте. Они сказали, что паразит заставлял моё сердце работать. Я сердито посмотрел на духа острова и потребовал:

— Расскажи мне об этом паразите.

— НЕ БУДУ.

Я издал раздражённый звук.

— Почему?

— ОНО ТОРГОВАЛОСЬ.

— Чем?

— ТВОЕЙ ЖИЗНЬЮ, СТРАЖ.

Я задумался на несколько секунд.

— Погоди, ты нуждался в его помощи, чтоб спасти меня? И его ценой было, что ты не расскажешь мне о нём?

— ВЕРНО.

Я медленно выдохнул и провёл руками по голове. Что-то бегало там, вызывая мои мигрени.

— Это опасно для меня?

— СО ВРЕМЕНЕМ.

— Что произойдёт, если оно остается там? — спросил я.

— ОНО ВЫРВЕТСЯ ИЗ ТВОЕГО ЧЕРЕПА.

— Бррр! — сказал я. Это уже было чересчур. У меня поползли мурашки по телу. Я, знаете ли, смотрел фильмы про Чужих в подростковом возрасте. — Как я могу достать его оттуда?

Предел Демона задумался на минуту, а затем произнёс:

— СПРОСИ КУЗНЕЧИКА.

— Молли? Серьёзно? А ты знаешь, что она новенькая?

Он просто смотрел на меня.

— Сколько у меня времени? — спросил я.

— УЖЕ СКОРО.

— Скоро? Как скоро это скоро? Что значит скоро?

Он просто смотрел на меня.

А, ну да. Бессмертные, бесчеловечные, полностью ориентированные-на-вечное-сдерживание-орд-зла существа вряд ли имеют чёткое представление о времени. На основании того, что я видел и слышал за эти годы, я начал понимать, что линейное восприятие времени является уникальным для смертных. Другие существа даже приблизительно не связаны с ним так сильно, как мы. На острове были кусты старше меня. Деревья старше Чикаго. Предел Демона был просто несовместим с секундомерами и ежедневниками.

— Хорошо, — сказал я. — Хорошо, приоритеты. Давай пока отложим вопрос о черепоразрывающем паразите. Что остаётся? Подконтрольная мне настоящая машина конца света, из-за которой Белый Совет и все остальные не оставят меня в покое. Но они не будут беспокоиться об этом сегодня, потому что, по-видимому, они даже не знают, что я всё ещё жив, и если я не сосредоточусь на ближайших двадцати четырёх часах, я могу просто не дожить до того, как начнётся это веселье. Так что об этом тоже пока забываем.