Холодный март 14-го

– Если это было унижение, - удивился Ник, - почему советская власть не отменила эти глупости, когда Украина стала частью СССР?

– Историческая загадка, - учёный пожал плечами.
– Мало того, большевики в 20-е еще больше усугубили ситуацию, передав УССР в 1926 году Путивльский выступ из Курской области в Сумскую. Путивльский район населен великорусами настолько исключительно, что сейчас на бандеровских форумах обсуждаются планы создать в Путивле образцово-показательный "русский этнический район на украинской территории". Путивль оставался в РСФСР в 1917-1926 годах и не пережил никаких украинизаций до его передачи Кагановичем в УССР, наряду с Семеновкой, переданной из Брянской в Черниговскую область.

– И там тоже пограничный беспредел?

– Ещё какой! Курско-сумская межа вообще вся оформлена по принципу максимального издевательства над здравым смыслом: границей разрезали железные дороги так, чтобы они по пять раз заходили туда-сюда из области в область, границей разрезали одну деревню, одну улицу, даже один дом! Представляете?! Внутри жилой постройки часть комнат отнесли к РСФСР, часть к УССР. В случае с Тёткино и Рыжовкой есть одно село с единой улицей, которую просто разрезали и дали разные названия. До 1991 года это был чисто административный шабаш, но по мере установления кордонов, особенно при Кучме, линия на безумной, но все же административной карте стала превращаться в государственные рубежи.

– Может, и Бог с ними?
– пожал плечами Ник, - прикольно же - стоять в деревне посреди дороги, одна нога - в одной стране, другая - в другой.

– Прикольно, пока граница - чисто формальная. И совсем наоборот, когда она разделяет враждебные государства, - вставил я свои пять копеек.

– Именно так!
– воодушевился историк, получив поддержку.
– Верные принципу атлантистского вандализма, украинские власти никогда не стеснялись расчленять и разрушать. Даже дороги демонтировали в единых приграничных сёлах - в Тёткино, в Рыжовке разобрали двадцать метров железной дороги просто из вредности, чтобы поезда не ходили, чтобы сделать России хуже. В пределах одного дома и огорода приставляли пограничников к старушкам, чтобы те не передавали друг другу через сетку-рабицу ягоды или стакан воды. Такое на стремительно нацифицирующейся Украине при Кучме и Ющенко называли "контрабандой через границу". Это же бред сумасшедшего, порождение больного воображения.

– Да, с таким багажом в Европу не въедешь, - хмыкнул Ник.

– И Батькивщину не продашь, - засмеялся Макс.

– Как раз наоборот, - усмехнулся историк, - именно такая политика Киева наиболее близка атлантистам, особенно англосаксам. Задайте себе простой вопрос: в каких еще странах и в каких ситуациях чертились совершенно невозможные с логистической, экономической, военно-стратегической точки зрения границы, проведенные нарочито абсурдно и безумно? В каких еще странах заживо разделяли один город, например, по берегам реки, или одно село? Сколько бы мировых примеров мы ни подобрали, они сводятся к двум вариантам: первый - границы между фактическими или юридическими колониями или зависимыми от колонизатора владениями, и второй - границы, продиктованные победителями после полного разгрома побежденной страны в целях ее унизить и не дать возможности в будущем возродиться.

– И какова мораль сей басни?
– мне реально стало интересно, какие практические выводы ученый сделает из своего исторического экскурса.

– Мораль фундаментальна и безжалостна! Любой, для кого судьба курских деревень как-то отличается от судьбы сумских деревень, обманывает себя несознательно либо же лжет сознательно. Те и другие ничем ни этнически, ни исторически, ни географически друг от друга не отличаются. Это всё сплошь Россия, причем центральная Россия, а не окраинная. Никакой госграницы в реальности быть не должно. Если такая "красная линия" существует в каких-то головах, то это морок, иллюзия, ментальное рабство Брестского мира и Беловежского сговора.

Ну вот, подумал я, с удивлением поглядывая на историка, вроде бы червь книжный, моль архивная, а шпарит, как Ленин с броневика. Лицо раскраснелось, пальцы сжались в кулаки, глаза полыхают, аки сопла ракеты на старте, разве что дым не идет.

– Россия, сбрасывая колониальное ярмо Запада, просто обязана вернуть и растоптать принцип брестских и беловежских границ, - продолжал учёный неистово, - и на харьковском, и на сумском, и на черниговском направлении. Административная приписка деревень к Курской или Сумской области не имеет абсолютно никакого геополитического значения: все деревни этой полосы - наши, кровные, все они - единое целое, все дороги здесь строились, как часть общероссийской логистики, и в принципе не могут существовать при отгороженной стеной "Украине", тем более сейчас, при власти насквозь русофобской киевской хунты. Убить наследие колонизаторов и расчленителей России в себе - значит стереть из памяти, мышления, военного планирования, государственной риторики всякое понятие "границы" там, где ее не было и быть не должно, значит принципиально отвергать все беловежские границы 1991 года и не останавливаться на полпути в их отрицании. А кто признает их, тот эталон ментального раба.

– Какого раба?
– удивился я новому термину.

– Ментального.

– Что это за зверь?

– Да, нам тоже интересно, - кивнули синхронно пассажиры передних кресел уазика.

– Как отличить ментального раба атлантистов от здорового русского человека?
– задал я конкретизирующий вопрос.

– Для здорового русского человека что Локня Сумской области, что Малая Локня Курской области, что Веселовка Сумской области, что Успеновка Курской области - это одно село, разрезанное немцами пополам и бережно сохраненное в таком виде большевиками. Это одинаково наша русская Слобожанщина. Никакой российско-украинской госграницы в сознании здорового русского человека нет и быть не может.

– Даже если это территория другого государства?
– осведомился Макс.

– Есть территории, находящиеся под нашим контролем, и те, что пока без него, но таковыми будут! Всё.

На этих словах я заметил, как Макс улыбнулся и покачал головой. Так обычно ведет себя профессионал, выслушивая занимательную, но абсолютно неграмотную речь дилетанта.

– Да ты, Максим Викторович, хоть и профессор, а карбонарий, - не скрывая иронии, произнес он, - попиратель основ и низвергатель авторитетов.

– Какие основы?
– махнул рукой историк, - тройка алкоголиков в Беловежской пуще - это авторитеты? Подписанная ими по пьяни бумажка - это основа?

– Да у нас вся жизнь такая!
– воскликнул Макс, - всё по пьяни да по залёту! Но должно же быть что-то, на что можно опереться? Какие-то рамки, какая-то конструкция? Может, не стоит опять рушить до основания? Наразрушались уже!

– Так это не наш мир, майор!
– в сердцах ответил историк, и все трое сразу же замолчали, посмотрев на меня, как на человека, случайно заставшего компанию за пересчетом казенных денег.

“Ну, вот и познакомились,” - подумал я про себя, глядя на напряженные лица попутчиков.

– Какова, по-вашему, картина мира ментального раба атлантистов?
– обратился я к ученому, прерывая неловкую паузу.

– А?
– поднял брови историк, словно его оторвали от важного дела, в которое он был полностью погружен.
– Картина мира раба всегда та, которую предложил хозяин. Для него на карте существует некая юридически значимая "госграница", обладающая почему-то для него иррациональной, неразумно обоснованной ценностью, - ученый зыркнул в сторону Макса, но тот вцепился в руль и, казалось, был сосредоточен на дороге.
– Здесь уже надо разбираться в психиатрических причинах зависимости пациента от решений немецких генералов 1918 года и от результатов пьянки Ельцина с Кравчуком в Вискулях, которая почему-то для атлантиста имеет сакральное значение. Атлантист верит, что эту "границу" почему-то нужно соблюдать и уважать. Тогда сильные мира сего его похвалят, похлопают по плечу и посадят за один стол.

– А они не посадят?

– А сколько вы видели американских индейцев, сидящих за одним столом с ВАСПами?

– Господи, а это кто такие?
– подал голос Ник.

– Очевидно, что профессор имел в виду Wasp - white anglo saxon protestant - белые англосаксонские протестанты - главные колонизаторы Дикого Запада, - пояснил я вместо историка, уловив его согласный кивок. Историк, как видно, привык растолковывать прописные истины, а мне, честно говоря, стало как-то неловко за уровень образования попутчиков.