Хомут да любовь

– А чего? Там оч-чень неплохо кормят, – усмехнулся Соболь. – И ты знаешь, там даже дипломированные повара! Такие умницы!

Ксения надулась.

– Вот уж не заметила... Я, между прочим, нисколько не хуже такой салат режу. Только я не знаю, что они туда пихают, поэтому я простенько – салат зимний и никаких заморочек.

– Я заметил, – поднял глаза к потолку Соболь. – И даже больше того, я уже понял: кулинария – это не твоя стезя! Не твое призвание. Я, конечно, понимаю, зимний салат – это Эверест поварского искусства, но... не твое. Вот картины – здесь ты любому нос утрешь, а к кастрюлям... не надо тебе к ним.

Ксения вздохнула и отошла в сторону – вытереть руки. Тут Соболь и заметил ее новое творение.

– Ну блин... перехвалил, – с огорчением выдохнул он. – Ну ведь она ж килограммов на десять поздоровше будет, неужели ты не заметила?

– Чего уж я – совсем без глаз? – фыркнула Ксения. – Только кому ж понравится свои килограммы на картину перетаскивать? Нам ведь хочется, чтобы мы были молоды, стройны и свежи, аки роза!

– М-да? – с удивлением уставился на нее Соболь. – Ну-ну, посмотрим... Что-то я сомневаюсь, чтобы наша горгона осталась довольна, но... чем черт не шутит?!

Соболь оказался прав. «Горгона» была приглашена на субботу, однако ждать выходных не захотела и принеслась на следующий же вечер. Конечно же, в сопровождении своего могущественного мужа.

– Ну, показывай, что ты тут у нас натворила? – в нетерпении потирала она руки. – Просто не терпится... Олежа! Отвернись, пусть это будет для тебя сюрпризом!... Ну же! Девочка! Давай снимай эту тряпку!

Ксения так волновалась, что не сразу поняла, какую тряпку имеет в виду эта дама. Соболь подошел, встал рядом и незаметно пожал ей руку – успокоил.

– А-а, тряпку! – наконец дошло до художницы.

И она сдернула с полотна прикрывающую портрет тряпицу.

– Вот!

Гости замерли. Минут пять в тяжелой тишине они рассматривали портрет. Картина называлась «Закат». На фоне сиреневого неба в белом плетеном кресле сидела дама очень привлекательной наружности – Ксения приложила все усилия, чтобы сделать ее привлекательной! Фигура особенно не просматривалась, и это было еще одним плюсом. Дама с легкой печалью провожала последние гаснущие лучи солнца, и ее лицо озаряла блаженная улыбка. Чудо, а не портрет! Гости не могли насмотреться на это творение, и Ксения уже приготовилась пожинать лавры, когда разлепила уста сама заказчица:

– И... и ты хочешь сказать... что это жирное чудовище – я?! – страшно прошипела она и уставилась на Ксению побелевшими глазами.

Соболь, не выдержав, поперхнулся, достопочтенный муж капризницы вытянул лицо, два раза шамкнул челюстью от удивления, а потом китайским болванчиком закивал – да уж! Жирное! И абсолютное чудовище!

– А мне кажется, у вас здесь изумительный цвет лица! – с вызовом вскинула голову Ксения, защищая свое детище.

– Ну знаете, милочка! У меня и помимо цвета куча достоинств! – не сдавалась дама, но теперь все же пригляделась внимательнее и заговорила уже чуть более спокойно: – Я думаю, если вы еще немного доработаете ЭТО... тогда... пожалуй... Я зайду через два дня!

И подалась на выход, нимало не задумываясь, а сколько вообще уходит времени, чтобы написать портрет.

– Ну? – рассерженно уставилась на Соболя Ксения, когда гости удалились. – А я что говорила?!

– Обалдеть! – в изумлении протянул тот. Минутку подумал и вдруг просветлел. – Я понял! Здесь все не так! Но переделывать придется самую малость!

Через два дня пара заявилась снова. Ксения уже не так волновалась и срывала тряпку не с таким радужным настроением. – Собака ни в чем не виновата... – опустился рядом Соболь, но тут же подхватил подбежавшего Боса и стал его наглаживать и тереться носом о его голову. – Я больше передергался. Но зато теперь твоя выставка у нас кармане.

Теперь картина называлась «Рассвет», и на том же сиреневом фоне все тех же лучей, которые по сценарию только-только появлялись в небе, сидела все та же дама, но только возле ее ног расположилось четверо молодых людей манекенной наружности, которые с вожделением смотрели на легкую улыбку на устах дамы.

Теперь же реакция заказчиков была совершенно другой. Дама, едва завидев изменения на полотне, зашлась в радостном визге и даже два раза отчетливо подпрыгнула.

– Смотрите!! Смотрите, до чего хороша!! – тянула она всех к портрету, хотя все и без того уже торчали в непосредственной близости. – Это изумии-и-ительно!! Какие тона!! Какой поворот головы! Ах, проказница! Когда это вы приметили – в полупрофиль я выгляжу божественно!.. Олежа!! Ну чего ты онемел? Ты не находишь слов, правда?.. Эдвард, голубчик, когда вы намерены выставлять эту картину?

– Планируем осенью, но вы ведь знаете, с этими выставками каждый раз столько препятствий... к тому же нам нужен самый шикарный зал, – чуть склонил голову Соболь. – Ну не выставлять же такие шедевры в районном клубе!

– Олежа! – тут же повернулась к мужу громадная дама. – Проконтролируй, чтобы ребятам обеспечили достойное место. Я сама проверю.

Затем она чмокнула Ксению в щечку и мило прощебетала:

– Хотела тебе заказать портрет моей закадычной подруги, но теперь вижу – поторопилась, такую драгоценность, как ты, я буду держать только для себя!

Ксения кисло «возрадовалась». Вообще-то она надеялась на широкую рекламу.

– Кстати! – вдруг захлопала ресницами дебелая кокетка. – Я подумала тут... а давайте-ка мне и ту, первую картину тоже! Я ее покупаю!

Ксения испуганно взглянула на Соболя. Тот же по-кошачьи сощурился, прильнул к уху покупательницы и еле слышно мурлыкнул:

– А ту картину уже купили... Один неизвестный мужчина. Очень просил, предложил огромные деньги. Он повесит ваш портрет над своим изголовьем.

– Ах! – мгновенно покраснела дамочка и прижала растопыренную руку ко лбу. – Но... я там не совсем удачно получилась! Прямо и не знаю... вы потом обязательно напишите мне его сотовый телефон, мне надо обсудить с ним, под каким углом лучше повесить мое изображение.

Ее супруг уныло улыбнулся и поплелся к картине. Сунув в руки художницы конверт с деньгами, Олежа схватил полотно и потащил прямо с мольбертом к выходу.

– Погодите, надо же вот так... – Ксения освободила картину. – Она ваша.

И оба супруга ушли.

– Уй-й-й-й-й!! – от радости заверещала Ксюша и прыгнула на шею своему надежному другу, спасителю, кому там еще... проталкивателю! Прыгнула и сразу же поняла – зря она это сделала.

От него так опьяняюще пахло дорогим одеколоном, его щека была такой прохладной и гладкой, а лукавые, темнющие глаза были в такой близости, что на нее тут же нахлынула горячая волна, дыхание сбилось, а ноги стали ватными. И в голове творилось черт-те что! Только бы сознание не отключилось, и главное – крыша не поехала, а то ведь... она с собой может и не справиться!