Хорт – сын викинга

– Договорились, – с легким сердцем ответил Морав, и они пошли к капищу…

Все юноши выдержали четвертое испытание с честью. Правда, Морав подозревал, что следопыты, отправившиеся за ними в погоню, не шибко усердствовали. К тому же не прошедших последнее испытание не лишали возможности получить светлое оружие. Их только понижали в статусе. Все прекрасно понимали, что от опытных воинов скрыться трудно, а то и невозможно. Они «читали» лес, как волхвы руны.

Одна-единственная сломанная веточка и едва заметный след на траве могли подсказать опытному следопыту столько, что в голове не вмещалось: и сколько человек прошло по лесу, и какого они роду-племени, и куда держат путь, и какой у них вес. Если большой, значит, это воины с оружием, а то и в броне, которые пришли с недобрыми намерениями. Небольшой вес и узкая обувь указывали на охотников из других племен, позарившихся на богатые охотничьи угодья русов. В отличие от воинов, которые носили большей частью или простые чеботы, или тачаные сапоги, охотники предпочитали мягкие поршни. Их делали из целого куска мягкой кожи, подбирая его по краю кожаным ремнем, которым обматывали ногу, чтобы поршни не спадали.

Что касается того, кем были пришлые, то их выдавал запах тел и одежды. Следопыты определяли, какого они роду-племени, как волки – верхним чутьем. У каждого народа был свой запах, и Мораву приходилось долго учиться, чтобы разобраться в тонкостях этой сложной науки.

Для этого у волхва было много одежды и обуви практически всех представителей племен, населявших побережья Варяжского моря. Он хранил все это барахло в плотно закрытых кожаных мешках. Рогволд заставлял своего ученика принюхиваться к тряпкам и определять, кому они принадлежат. Со временем Мораву достаточно было лишь легкого дуновения ветерка, чтобы узнать, чья одежда лежит на пригорке в некотором отдалении…

Морав едва не подпрыгивал на месте по причине огромного возбуждения. Его почему-то поставили в конец очереди, и он изнывал от нетерпения. Некоторые юноши – из семей, что побогаче, – получали мечи, а те, кто победнее, – боевые топоры. Ритуал несколько затянулся, и на капище опустился тихий летний вечер. В краду подбросили поленьев, и огонь поднялся высоко, ярко осветив место священного действа.

Иногда ему на ум приходило встреча с лесавкой, и он невольно вздрагивал. Что это было? Какое-то грозное предупреждение, посланное богами, или некая милость, доверие, высказанное к нему лесными духами? Ведь лесавок никто не видел с давних пор. В старые времена их было гораздо больше, и русы иногда встречали их в своих охотничьих угодьях.

Кроме желудей и сладких корешков лесавки не прочь были полакомиться еще и мясом. Нередко случалось, что они утаскивали добычу из ловчих петель и сетей. Лесавки мужского рода назывались лесовичками. Скорее всего, Морав встретился именно с лесовичком. Для ублажения лесавок, дабы они не воровали дичь из ловушек, охотники оставляли в лесу сладкие коврижки и мясные обрезки. Об этом Мораву рассказал Рогволд.

Но с некоторого времени лесавки затаились, будто предчувствуя недоброе. Волхвы и старейшины в один голос говорили, что виною тому новая вера, которая пришла к племенам, проживающим на берегах Варяжского моря, с Востока.

– Эй, ты уснул? – Сияющий Сокол, который получил новенький меч, легонько подтолкнул Морава. – Пришел твой черед…

Морав подошел к пылающей краде на деревянных, негнущихся ногах и встретил подбадривающий взгляд Рогволда. Волхв держал в руках ножны с вложенным в них мечом. Мораву одного взгляда на оружие хватило, дабы определить, что такого меча ему еще не доводилось видеть. Даже у вождя Яролада ножны были поплоше, не говоря уже о «яблоке» рукояти, на которой сверкал, словно кровавый глаз, большой красный камень.

Оружие явно было заморским, о чем свидетельствовала оковка ножен: на медном устье неведомый мастер вычеканил крылатых львов, а наконечник выполнил в виде волчьей пасти, заглатывающей ножны. Их изготовили из черного дерева и покрыли лаком, который местами несколько пообтерся. Видимо, оружие не раз побывало в сражениях. На перевязь пошла прочная бычья кожа – толстая, но очень мягкая, с вытисненными на ней рунами.

– Прими этот меч, сын мой! – торжественно провозгласил Рогволд и надел на Морава перевязь с мечом. – Ты достойно выдержал испытание.

Морав, едва сдерживая бурное ликование, выхватил меч из ножен, поднял его высоко над головой и взялся руками за оба конца.

– Гой! Гой! – Боевой клич русов взметнулся к небу.

– Именем Света, именем Рода, именем силы его! – Рогволд начал творить молитву. – Перун насылает благость на призывавших ее. Силу и славу, твердость и ярость, даждь нам Перун в бою. Громом явленный, будь вдохновенным, волю яви свою. Именем Сварога воину силу даждь. Сыну и брату, другу и вою, волю свою яви. Ныне и присно и от круга до круга! Тако бысть, тако еси, тако буди! Гой!

– Гой! – проревели русы.

И в этот момент раздался раскат грома. В предвечерней тишине он зазвучал особенно мощно и гулко. Все мигом притихли и обратили взоры на запад. Оттуда надвигалась гроза. Молнии кромсали черные тучи, и небо над лесом озаряли яркие всполохи.

«Перун подал знак… Что он означает?» – озабоченно думали одни волхвы. «Не к добру все это…» – мрачно вздыхали другие. «Быть сечи великой…» – сделали вывод опытные вои. Только Морав, по-прежнему держа над головой светлую стальную полоску клинка, глядел в бескрайний небесный простор, на котором начали появляться первые звезды, и чувствовал необычайную радость и прилив богатырских сил.

Глава 4 Скедия

Морав неторопливо шагал у самой кромки прибоя и размышлял. После того как ему вручили меч, в его движениях исчезла юношеская порывистость и появилась мужская солидность и обстоятельность. Он посуровел, подтянулся и даже, как казалось со стороны, раздался в плечах.

Меч, дар Рогволда, вызвал восхищение не только у Морава, но и у видавших виды воев. На ладонь длиннее мечей дружинников, он имел широкий дол, конец клинка был не округлый, как обычно, а острый, но главным его достоинством была чрезвычайно прочная сталь, из которой изготовили оружие. Серебристый клинок с узором, похожим на завитки сизого дыма, был очень красив. А чего стоила рукоять! Она была бронзовая, с рельефным орнаментом в виде невиданных чудовищ, перевитых гибкими растениями.

Что касается красного яхонта [29] , вставленного в «яблоко», то он и вовсе имел огромную цену. Мало того что яхонты привозили из-за далекого моря, так они еще были и самыми сильными оберегами, потому что посвящались Яриле – богу солнца, обладающему неудержимой силой, страстью и чистотой помыслов.

Мораву было о чем подумать. Все его мысли занимали приготовления к предстоящему походу. Дело заключалось в том, что все юноши, прошедшие посвящение, становились молодыми воинами-«волками». Некоторое время они должны были жить вдали от городища волчьей жизнью, воюя и занимаясь разбоем, дабы доказать свою молодецкую удаль, чтобы их потом приняли в младшие дружинники. На общем совете посвященных все они в один голос выбрали себе форинга – вожака. И им оказался Морав!

29

Яхонт – старинное название рубина.

Сокол шутил:

– Мы теперь твои верные хускарлы! [30]

Это доверие стало для Морава большой неожиданностью. Его угнетала отчужденность бывших товарищей по детским играм, которые не очень желали с ним общаться и (как ему казалось) смотрели на него словно на чужака. А тут – форинг! И только на следующий день он понял, почему так случилось.

Перед советом Рогволд вынес из дома уже готовую шкуру белого волка, с поклоном вручил ее Мораву и велел надеть. Юноша исполнил его наказ с некоторым внутренним сопротивлением. Ему казалось, что появиться в волчьей шкуре перед сверстниками будет не совсем прилично. Могло создаться впечатление, будто он кичится тем, что добыл такого редкого и знатного зверя.

30

Хускарлы – личные телохранители (норвеж.). В VIII–XI вв. северо-западные русы часто именовали своих вождей и воинов так же, как и викинги.