Хожение за три моря Афанасия Никитина (другой перевод и текстологическая обработка)

⁶¹ПЛДР, вып. 5, с. 270, 274, 276, 278, 280, 284. Ср.: Дмитриева Р. П. Сказа

ние о князьях Владимирских. М.; Л., 1955, с. 166—167; ср.: Лурье Я. С. Идеологическая борьба в русской публицистике конца XV—начала XVI в. М.; Л., 1960, с. 387—388. , _ллл

⁶²Лурье Я. С. Общерусские летописи XIV—XV вв., с. 110—111.

китин мог знать «Похвальное слово» инока Фомы и «свод 1448 г.». Панегирическое Похвальное слово Фомы едва ли оказало на него влияние — там не было вообще никакой критики русской действительности XV века, но «свод 1448 г.» с осуждением столкновений мейщу «братьями»-князь- ями, возможно, отразился на данной Никитиным характеристике «Русской земли», где князья — «не живут друг с другом как братья». Однако наибольшего внимания заслуживает уже отмечавшееся в научной литературе совпадение между взглядами Никитина и воззрениями людей, выступавших после него — представителей новгородско-московской ереси конца XV в. (так наз. «ереси жидовствующих»). ⁵³Особенно решительно подчеркивал близость Никитина к еретикам А. И. Клибанов. Считая, что еретическое движение существовало не только в Новгороде и Москве, но и в Твери, А. И. Клибанов предполагает, что идеологические споры, связанные с этим движением, повлияли на Афанасия Никитина. Никитин, по мнению А. И. Клибанова, был последовательным противником учения о троичности бога; именно поэтому он в своей заключительной молитве употреблял определение «Иисус — дух божий» — «не сын божий, а дух божий». Не доверял А. И. Клибанов, как впоследствии и Г. Ленхофф, искренности утверждений Никитина о невозможности соблюдения им христианских праздников из-за потери «книг»: «Сокрушения Афанасия Никитина по поводу несоблюдения церковных праздников, неоднократно высказываемые им в своем сочинении, имеют смысл иронии». ⁵⁴

Предположение о связи Никитина с тверскими еретиками вызывает сомнения уже потому, что прямых данных о еретическом движении в Твери XV века у нас нет — единственным свидетельством такого движения можно было бы считать послание Иосифа Волоцкого против еретиков, отвергающих иконное изображение Троицы, адресованное архимандриту тверского Отроча монастыря Вассиану. ^{55 *}Что же касается за-

⁶³Л у р ь Я. С. Афанасий Никитин и русская общественная мысль XV в. — В кн.: Хожение за три моря. 2-е изд„ с. 136—138; Клибанов А. И.: 1) У истоков русской гуманистической мысли, с. 52—60; 2) Свободомыслие в Твери в XIV— XV вв. — Вопросы истории религии и атеизма, вып. VI. М., 1958, с. 251—260; 3) Реформационные движения в России в XIV—первой половине XVI вв. М., 1960, с. 183—185, 371—379.

⁵⁴Клибанов А. И. Реформационные движения в России в XIV—первой половине XVI вв., с. 185; ср.: Клибанов А. И. Свободомыслие в Твери в XIV— XV вв., с. 256.

⁶⁵Клибанов А. И. Реформационные движения в России в XIV—первой половине XVI вв., с. 181—182. А. И. Клибанов уделял много внимания также выступлениям тверских идеологов XIV в., в частности епископа Феодора — адресата «Послания Василия Новгородского Феодору Тверскому о земном рае» (ср.: ПЛДР, вып. 4, с. 42—49). А. И. Клибанов полагал, что Феодор, сомневавшийся в существовании рая на земле, исходил из рационалистических взглядов византийского предшественника гуманистов Варлаама, а его противник защищал более ортодоксальную доктрину исихастов (там же, с. 140—146). Однако на основании относительно позднего текста «Послания Василия» (Софийская I летопись XV в.) трудно составить представление о взглядах его оппонента Феодора. А. Д. Седельников, первоначально склонявшийся к сближению взглядов Василия со взглядами исихастов (Sedelnikov А. Vasilij Kalika: Thistoire de la legende. Revue des etudes

slaves, t. VII, f. 1—2, Paris, 1927, p. 231, n. 2), пришел затем к выводу, что именно

явления Никитина, что он потерял счет церковным праздникам из-за отсутствия «книг» (пасхалии), то мы уже отмечали, что нет оснований отвергать это заявление. Нет у нас основания и для того, чтобы видеть в словах арабской молитвы, помещенной в конце «Хожения», отражение сознательного еретического творчества Никитина. Скорее перед нами — порождение своеобразного синкретизма Никитина, признавшего «правой верой» любой монотеизм, лишь бы он сочетался с духовной чистотой.

Но если мы не можем предполагать зависимость Афанасия Никитина от^русских вольнодумцев XV века, то стихийное совпадение его взглядов с учениями многих из них очевидно. В споре с еретиками их противники отвергали утверждение вольнодумцев, что богу «приятен» человек «во всяком языце» (исповедании), который боится бога и «творит правду»; обличители ереси возражали на это, что так можно было считать до воплощения Христова; после же воплощения боіу «приятен» только христианин. ⁵⁶Близкую к воззрениям Никитина идею высказывал в XVI веке и еретик Феодосий Косой: «Вси людие едино суть у бога — и татарове, и немцы и прочие языцы». ⁵⁷А другой свободомыслящий публицист XVI века, Иван Пересветов, повторил и слова Афанасия Никитина об отсутствии «правды» в Русской земле. «Таковое царство великое, и сильное, и славное и во всем богатое царство Московское, есть ли в том царстве правда?»—спрашивал в сочинении Пересветова мудрый «Петр волоский воевода». И служивший ему «москвитин» Васька Мерцалов признавался, что хотя русская вера «добра», но в государстве «правды нет». Тогда Петр воевода заплакал и сказал: «Коли правды нет, то и всего нет». ⁵⁸

Пересветов едва ли читал «Хожение за три моря» и наверняка не знал фразы Никитина, записанной не по-русски. Но он имел одну общую черту с Никитиным — он тоже остро ощущал окружающую несправедливость и тоже был чужаком в стране, где писал свои сочинения. Правда, па этот раз такой страной оказывалось «Московское царство», куда Пересветов приехал, через Венгрию и Молдавию, из Польско-Литовского государства; сам он был представителем западнорусского населения этого государства — вероятнее всего, белорусом. ⁵⁹И хотя писал Пересветов по-русски превосходно, с очень небольшим числом полонизмов, и утверждал, что ведет род свой от Пересвета — героя Куликовской битвы — его все равно считали приезжим иноземцем. «Нас, государь,

епископ Феодор, веривший, что существует лишь «мысленный рай», выступил в духе «богомильствующих адептов исихазма», которые, опираясь на мистику, проповедовали созерцательное «райское блаженство» и не нуждались в идее земного рая (Седельников А. Д. Мотив о рае в русском средневековом прении. — Byzantionoslavica, госп. VII. Praha, 1937—1938, S. 169—172).

⁶⁶Казакова Н. А. и Лурье Я. С. Антифеодальные еретические движения..., с. 368; ср. там же, с. 125.

⁶⁷Послание мпогословное. Сочинение инока Зиновия. Труд Андрея Попова. М., 1880, с. 143; ПЛДР, вып. 7, с. 240.

⁵⁸Сочинения И. Пересветова. Подготовил текст А. А. Зимин. М.; Л., 1956, с. 176; ПЛДР, вып. 6, с. 612.

⁶⁹3 и м и н А. А. И. С. Пересветов и его современники. М., 1958, с. 307—308.

приеждих людей, не любят», — жаловался Пересветов молодому Ивану IV. «И ныне, государь, от обид и от волокит наг и бос и пеш. Служил, государь, трем королям, а такие обиды ни в каком королевстве не видел». ⁶⁰Пересветов не ограничивался жалобами на свое трудное положение; он подавал челобитные царю, призывал его не только уничтожить всякое закабаление людей и ввести «правду», но также быть «грозным» по отношению к своим подданным. Это последнее пожелание Пересветова сбылось: Иван IV так и не ввел «правды» в своем царстве, но действительно стал Иваном Грозным. Однако, едва ли это осуществление одного из его пожеланий могло пойти на пользу Пересветову. Все, что нам известно об этом «выезжем» воине-писателе, кроме его сочинений, это лаконичная запись в описи несохранившегося царского архива о каком-то «черном списке Ивашка Пересветова». Судя по тому, что упоминаемые в той же описи «черные списки» еретика Матфея Башкина и других означают следственные дела об этих лицах, можно думать, что и Пересветов стал жертвой царской «грозы» — «грозы», которую он сам накликал. ⁶¹

В отличие от сочинений Пересветова, «Хожение за три моря» — не челобитная и не политический памфлет, а записки личного характера. Но это обстоятельство, пожалуй, дает основание с особым вниманием отнестись к своеобразному и далеко не традиционному творчеству «рабиша Афанасия». Афанасий Никитин обращался не к «державным», а к себе самому и будущим своим читателям, и благодаря этому мы можем эстетически воспринимать его сочинение непосредственнее, чем сочинения большинства его современников. Глубоко личным характером и «неукра- шенностью» «Хожение за три моря» перекликается с величайшим памятником допетровской Руси — с «Житием» протопопа Аввакума — и, так же, как и «Житие», остается одним из самых важных для нас памятников древнерусской литературы и общественной мысли.

⁶⁰Сочинения И. Пересветова, с. 165; ПЛДР, вып. 6, с. 598.

⁶¹Государственный архив России XVI столетия. Опыт реконструкции. Подготовка текста и комментарии А. А. Зимина. М., 1978, с. 68 (ящик 143), 94 (ящик 222), 335—337. Ср.: Сочинения И. Пересветова, с. 299.

JL С. Семенов

ХРОНОЛОГИЯ ПУТЕШЕСТВИЯ АФАНАСИЯ НИКИТИНА

«Того же году, — говорится в Софийской II — Львовской летописи под 6983 (1474/1475 г.), —обретох написание Офонаса тверитина купца, что был в Ындее 4 годы, а ходил, сказывает, с Василием Папиным. Аз же опытах, коли Василей ходил с кречаты послом от великого князя, и ска- заша ми, за год до казанского похода пришел из Орды; коли княз Юрьи под Казанию был, тогды его под Казанью застрелили. Се же написано не обретох, в кое лето пошел или в кое лето пришел из Ындея, умер, а сказывают, что, деи, Смоленьска пе дошед, умер. А писание то своею рукою написал, иже его рукы те тетрати привезли гости к Мамыреву Василью, к дияку великого князя на Москву» (Л., л. 441 об.—442).

И в тех тетрадях—«Хожение за три моря», как назвал описание своего путешествия Афанасий Никитин. ¹

Фамильного имени автора нет в летописной редакции, которая известна по спискам XVI в. и которой принадлежит приведенная летописная статья, его сохранила другая редакция, открытая Н. М. Карамзиным в Троицком сборнике конца XV—начала XVI в. ²Редакция, относящаяся к XVII в., иначе датирует путешествие. В составе Краткого летописца оно помещено под 6969 (1461) г.: «В та же лета некто именем Офонасей Ми- китин сын тверитин ходил с послы от великаго князя московскаго Ивана и от великаго князя Михаила Борисовича тверскаго и от владыки Тверскаго Генадия за море. И той тверитин Афонасей писал путь хожения своего...» (С, л. 411). В отличие от летописца XV в., поиски которого отразила летописная редакция, аноним XVII в. сведения о Никитине почерпнул лишь из текста записок, дополнив их собственной датировкой.