Хозяева жизни

Я знал, что уже в морях колебания космических лучей, усиленные в миллионы раз, начнут свою работу, образуя немыслимые количества протоплазмы из неорганических элементов морского ила. Я знал, что ещё несколько дней, и, когда лучи доведут их до определённой стадии, эти гигантские волны смерти обрушатся на Землю. Отчаявшись, я метался по своей тюрьме, в то время как снаружи четверо с ликованием наблюдали за работой конденсатора. Стремясь вырваться из своей тюрьмы, зная, что если мне удастся разбить или отключить огромный конденсатор, я ещё смогу предотвратить распространение потоков протоплазмы, я отчаянно трудился над решёткой в одном из окон. Решётки были наспех вделаны в бетонную стену с помощью цемента, и теперь, используя оставшиеся в моём распоряжении куски металла, я скоблил и царапал этот цемент, пытаясь расшатать один из прутьев. Но мне мало что удалось сделать, дни шли один за другим, пока я не понял, что сегодня увижу, как потоки протоплазмы хлынут на сушу, знал, что к этому времени они достигнут такой стадии развития, которая позволит им сделать это.

Четверо оставшихся снаружи — Мансон и его помощники — тоже знали, потому что я видел, как они ликовали, и поэтому несколько часов назад я в полном отчаянии бросил свою работу над решёткой и погрузился в сон, от которого меня разбудил шум на площади. Тогда я понял, что ты, не подозревая о происходящем здесь, попал на этот адский остров, и что четверо безумцев, заметив тебя у конденсатора и решив, что ты хочешь сорвать их планы, с безумной яростью избили тебя до потери сознания, а потом затолкали сюда, ко мне. И теперь, в эти часы, пока ты лежал без сознания, я мог видеть, как работа Мансона и его помощников наконец подходит к завершению, мог разглядеть при свете звёзд, как видел и ты, первые потоки протоплазмы, выплёскивающиеся из моря на песок острова. Конечно, они не могут достичь вершины большого скального конуса, поскольку Мансон построил наши лаборатории на его вершине, рассчитывая что любая работа, которую мы пожелаем, могла беспрепятственно проводиться на песках внизу. Но они лезут не только на этот остров, они, пока мы здесь разговариваем, лезут на берега всех морей Земли, и в больших городах и по всем прочим побережьям. Они будут всё лезть и лезть, новые гигантские потоки протоплазмы, непрерывно формируемые этим огромным конденсатором и обрушивающиеся на сушу, пока Мансон и его помощники не сметут человечество, все человеческие расы с лица Земли, а затем сами потоки протоплазмы будут уничтожены ими, и останется лишь безжизненный мир, над которым будут властвовать хозяева жизни!

4

Когда шёпот Маллета смолк, Ралтон какое-то время сидел, не шевелясь и не говоря ни слова. Потом поднялся и почувствовал, что покачивается на ногах, оглядел маленькую комнату, а затем встретился с напряжённым взглядом своего друга. Ни один звук, кроме тонкого, едва слышного жужжания огромного шара на площади, не нарушал тишины на вершине огромного конуса, и пока они оба стояли там, Ралтону показалось, что эта тишина громоподобными раскатами отдаётся у него в ушах.

— Протоплазма, — услышал он свой голос. — Весь мир.

И затем, по мере того, как в его голове проносились порождённые рассказом картины, реальность всего произошедшего резко и бесповоротно открылась ему.

— Маллет! — воскликнул он полушёпотом. — Если бы я знал всё это, когда стоял у пульта управления конденсатором!

Глаза Маллета внезапно загорелись азартом.

— Но может ещё есть шанс! — пробормотал он. — Даже сейчас… если бы мы вдвоём могли выбраться отсюда.

Он стремительно повернулся к окнам, Ралтон оказался рядом с ним. Глядя вниз сквозь узкое, зарешеченное отверстие одного из них, они могли видеть огромные массы серой, блестящей протоплазмы, вздымающейся вверх по крутым, гладким скалам огромного скального конуса, накатывающей волна за волной и отступающей обратно после тщетной попытки перелиться через край плато и достичь вершины конуса, как она делала это на других частях острова в своих слепых, бездумных поисках пищи.

Маллет быстро махнул рукой в сторону этих рвущихся вверх масс.

— Она не может подняться по крутым стенкам конуса, — сказал он. — Мансон знал об этом, когда выпускал её в мир. Но отключение конденсатора сейчас не уничтожит ни эту протоплазму, ни её скопления по всему миру.

— Но как… — начал Ралтон, но его прервал Маллет.

— Наш единственный шанс — переключить управление конденсатором, — быстро сказал он ему, — перевести его с диапазона колебаний космических лучей на диапазон колебаний радиоактивного излучения. Тогда вместо того, чтобы притягивать и концентрировать колебания космических лучей на всей Земле, он создавал бы радиоактивные колебания и мгновенно разрушал протоплазму.

Они повернулись к другому окну, тому, что выходило на площадь, и, глядя сквозь него на открытое пространство, увидели, что там нет движения, до них доносились слабые голоса Мансона и других учёных и эпизодический стук инструментов, раздававшийся из освещённого белым светом лабораторного корпуса справа, бывшего вне поля их зрения. В центре площади, легко доступный и ничем не защищённый, располагался громадный конденсатор, его огромный шар тускло поблёскивал, а стеклянные циферблаты на чёрной распределительной коробке слабо отражали звёздный свет. Пока они наблюдали за площадью, один из сотрудников лаборатории, смуглый и сосредоточенный, в котором Ралтон узнал Кингсфорда, специалиста по электротехнике, подошёл к коробке, осмотрел циферблаты, а затем, как будто удовлетворившись этим, двинулся обратно к зданию лаборатории, из которого он пришёл и откуда через мгновение снова донёсся его голос. Маллет быстро повернулся к своему другу.

— Они чем-то заняты, — взволнованно сказал он, — и если мы хотим сбежать, то сейчас самое время.

Он быстро достал из карманов несколько непонятных кусочков металла, которые он грубо заточил о бетонные стены комнаты, и с их помощью они вдвоём начали медленно ковырять и царапать цемент у основания одной из решёток, бывшей их единственным шансом выбраться на свободу. Ралтону казалось, что, хотя они усердно занимались этой мучительной работой, они почти не оставляли никаких следов на твёрдом цементе, в котором Маллет за последние дни сделал несколько неглубоких ямок, но они всё равно продолжали трудиться, сбивая руки в кровь. Большой конденсатор на поляне продолжал гудеть, и с приближением рассвета группы звёзд над головой медленно смещались на запад.

В последующее время, показавшееся притуплённым чувствам Ралтона бесконечным, они были поражены неподатливостью цемента, который они ковыряли, и только благодаря безостановочному труду они смогли оставить неглубокие царапины на этом грубом материале. Они ковыряли возле основания прута решётки, молча и безостановочно, они работали окровавленными руками, в то время как из лабораторного корпуса справа, находившегося вне пределов видимости, всё ещё доносился тихий гул голосов. На площади всё также стоял никем не охраняемый огромный конденсатор, и, хоть они и продолжали трудиться, им казалось, что они ни на шаг не приблизились к свободе, и вот уже серый оттенок света в тёмном небе над головой возвестил о приближении рассвета. В очередной раз выглянув из окна, Ралтон разглядел блестящие массы протоплазмы у основания огромного конуса, которые всё ещё лезли вверх, и увидел, что им удалось удержаться на полпути к вершине, и они тщетно вслепую пытаются подняться ещё выше.

Но не эти блестящие массы на пустынном острове занимали центральное место в мыслях Маллета и Ралтона, когда они трудились над решёткой, окровавленные, слепые от заливающего глаза пота, практически лишившиеся сил; это были другие гигантские массы, которые, как знали оба учёных, в это время захлёстывали побережья и острова, поглощая народы Земли по мере их продвижения вперёд. Ни один из них не говорил об этом; ни один из них вообще не произнёс ни слова, пока они изо всех сил трудились у упрямого прута, но эта мысль как бы витала между ними, подстёгивая их силы. И наконец, когда на востоке забрезжил рассвет, они соскребли цемент с одной стороны основания прута и распрямились, почти без сил.

— Это всё, что нам удалось сделать! — выдохнул Маллет. — Наш единственный шанс — это вытащить прут сейчас — если мы будем ждать дольше, то наступит полдень.

Они оба на мгновение замерли, затем схватились за прут, упёрлись в бетонную стену и вложили всю силу своих мышц в мощный рывок. Ралтону показалось, что он услышал, как его мышцы и мышцы его друга затрещали от напряжения, и закрыл глаза от боли, вызванной этим усилием. Он почувствовал, как прут слегка пошевелился в их руках. Но когда они отпустили и быстро осмотрели его, то обнаружили, что он всё также неподвижен. Они снова схватились за него, снова вложили всю свою силу в мощный рывок и на этот раз почувствовали, как он ощутимо поддался. Ни один из них не сказал ни слова, и Ралтон увидел, что его друг, как и он сам, тяжело дышит; они прервались на мгновение, а затем снова схватились за прут. Ещё одно невероятное усилие — он поддался и затем с резким, пронзительным скрежетом железа о цемент полностью вышел из стены.

Какое-то время они оба неподвижно стояли, прислонившись к стене, запыхавшиеся и измученные, и с бешено колотящимися сердцами прислушиваясь, не поднял ли Мансон и остальные тревогу, услышав последний пронзительный скрип прута. Они заметили, что слабые голоса из лаборатории, вроде как прекратились, но не было слышно никаких звуков тревоги, и никто не появился ни на площади, ни в пределах видимости из их тюремной комнаты. Затем, после минутной паузы, Маллет подтянулся и протиснулся в окно между вторым прутом и стеной, а через мгновение Ралтон последовал за ним. Присев на землю под окном, в сером свете рассвета, разгорающегося над вершиной скального конуса, Маллет указал на стоящий на площади огромный шар-конденсатор и его незащищённый пульт управления.