Хозяин берега

Эминов грозил не только мне, но и Анне…

На улице из ближайшего автомата я позвонил в бюро судебно-медицинской экспертизы.

— Алло, перезвоните, пожалуйста, — сказала она очень ласково, так, словно ей звонил самый близкий на свете человек. — Вас не слышно…

Автомат, как это было сплошь и рядом, не работал.

Я позвонил снова — на этот раз Анна услышала меня.

— Как ты живёшь? — спросил я.

— Тихо. А ты?

— В первую очередь голодно. Мне кажется, что у меня уже несколько дней не было ни крошки во рту, — пожаловался я. — Не знаю, смогу ли я когда-нибудь утолить свой голод. Но, может, я ошибаюсь?

— Необходимо провести эксперимент.

— Предлагаю сегодня в «Интерконтинентале».

— Что-то я не слыхала о таком.

— Я тоже. Придётся повести тебя всё в тот же ресторан.

— Я не взыскательна.

— Значит, в восемь. У входа.

8

Я поставил «Ниву» на площади, недалеко от памятника погибшим воинам. У меня ещё было немного времени. В киоске «Союзпечать» пожилая женщина предлагала старые газеты, заодно сигареты, галантерею.

— У вас есть лезвия бритвы? — поинтересовался я на всякий случай. С лезвиями был дефицит.

Оглянувшись по сторонам, женщина достала из-под прилавка книгу. Это была «Лезвие бритвы» Ивана Ефремова.

— Отложила себе, но если вам необходимо… — Она назвала сумму, которая могла бы, по её мнению, отчасти компенсировать жертву.

Я покачал головой. На прокурорскую зарплату разделённой семьи я не мог позволить себе покупать книги по чёрным ценам.

Теперь я уже опаздывал, но мне осталось только перейти дорогу. Улица перед рестораном была короткой, но весьма оживлённой, поскольку вся площадь отдана была пешеходам. Машины появлялись неожиданно — по дуге, это было вдвойне неприятно.

Я стал переходить и внезапно застрял. По обе стороны, впереди и позади меня, шёл транспорт. Внезапно одна из машин, шедшая на большой скорости, выключила свет и вышла на осевую. Я понял: это — «моя».

Каким-то чудом я бросил себя вперёд на тротуар, к оказавшемуся прямо напротив светильнику, и буквально прилип к нему.

Скрежет тормозов раздался словно внутри меня! Лихач крутанул руль в мою сторону, потом так же резко в другую. Крыло машины просквозило в нескольких сантиметрах. Не поверни водитель во второй раз — он припечатал бы меня к фонарю, смяв заодно себе крыло вместе с фарой. Не это ли заставило его действовать столь энергично? Водитель прибавил газу и скрылся в темноте.

Несколько прохожих, видевших, что произошло, бросились ко мне. Я почувствовал нахлынувшую на меня тёплую волну человеческой солидарности.

— Как вы?

— Не задел вас? Какая-то женщина заметила:

— Наверняка пьяный. Ведь видит, что на человека едет!..

— Номер запомнили? — спросил стоявший на ступеньках ресторана военный.

— Нет. — Я знал, что несколько минут назад находился на волосок от гибели.

— А зря, — философски заметил он.

— Наверное. — Я поспешил отойти, чтобы Анна не увидела меня в самом центре кружка сочувствующих.

Она появилась через несколько минут.

— Я не очень опоздала? — Анна была в тяжёлом туркменском «макси» с вышивкой вокруг квадратной рамки. Я заметил: она подстриглась под мальчика, выглядит молодо и это чувствует.

— Ну, как? — спросила она о причёске.

— Потрясающе. — Я взял её под руку и круто повернул к дверям тускло освещённого ресторана. Она сделала попытку высвободиться:

— Только не сюда. Там нас многие знают.

— Но ведь мы сидели уже в прошлый раз!

— Тогда было другое дело!

— По-моему, мы и тогда ужинали. — Ты отлично знаешь, о чём я говорю. Такое ощущение, будто у меня на лбу написано про нас с тобой. И я не хочу, чтобы все это читали.

— Хорошо, — согласился я. — Куда же мы поедем?

— Есть одно место — «Сахиль». — Она, по-видимому, ещё раньше приняла решение. — Это недалеко. На берегу.

— Прекрасно.

На этот раз я не спешил перейти улицу. Держа Анну за руку, я тщательно примерился, прежде чем ступить на мостовую. В результате мы благополучно перебрались на другую сторону, к памятнику павшим.

Я не стал осматривать покрышки. На этот раз я был уверен, что всё будет в порядке: проколотые покрышки могли бы бросить тень на классически чистый несчастный случай с прокурором, попавшим под машину.

Впрочем, заговор всеобщего молчания, в существование которого я постепенно поверил, не был бы нарушен и в том случае, если бы вместо проколотых покрышек «Ниву» после моей гибели мгновенно обули бы в новую резину или вообще сменили колёса.

Мы ехали молча. Мигалки-светофоры на перекрёстках хлопали жёлтыми пустыми глазами. Пешеходные дорожки в центре, ограждённые от мостовых тяжёлыми якорными цепями, были пусты.

Мы выехали за город.

— Направо. — Анна показала дорогу. — И прямо в него упрёмся.

Кафе «Сахиль» оказалось обыкновенной «стекляшкой» с несколькими столиками, за которыми никого не было. В глубине у стойки возился буфетчик — он то ли снимал остатки, то ли освобождал тару. Было уже темно. Ещё несколько лёгких столиков с металлическими основами стояли под деревьями, но и они были пусты.

Я взглянул на Анну, она уже вышла из машины — стройная, в строгом длинном платье, похожая на женщину с памятника павшим. Я запер машину, догнал Анну, когда она уже огибала кафе.

— Ты куда?

Мы обошли тёмные пристройки, примыкавшие с обратной стороны подсобные помещения и оказались у грубо сколоченной незапертой двери.

— Видишь, настоящий вход не с улицы. — Сбоку от кафе было припарковано не менее десятка машин.

От неказистого входа шёл узкий, тускло освещённый коридор.

— Сюда, — повела меня Анна.

По обеим сторонам виднелись такие же неказистые двери. Мы прошли несколько метров. В конце коридора я заметил стоявшую в темноте парочку, мужчина что-то объяснял, стараясь говорить как можно тише, женщина колебалась. По её неуверенности можно было сказать сразу, что она пришла сюда с чужим мужчиной.

Анна толкнула одну из дверей — мы оказались на кухне. Худенький, в очках, мальчик-официант поздоровался с Анной, что-то спросил, потом быстро куда-то сходил. Вернувшись, он протёр очки и открыл нам дверь рядом с кухней — кабинет администратора или директора — с двумя столами: обеденным в середине и тяжёлым, двухтумбовым, в углу, с телевизором, тахтой и даже торшером.

— Располагайтесь как дома. Самый лучший кабинет во всём заведении, произнёс он по-русски чисто, без малейшего акцента, и снова протёр очки.