Хозяин Черного Замка и другие истории (сборник)
Шрифт:
Она вернулась ко мне, вся запыхавшись, но с торжествующим выражением на лице.
– Я видела, как он шевелится в траве. Я попала в него!
– Да, и перебили ему лапу, – холодно добавил я.
– Вы сделали ему больно! – со слезами в голосе вскричал мальчуган.
– Ах, бедный зверёк! – в мгновение ока переменив тон, воскликнула мисс. – Я, право, в отчаянии, что поранила его!..
Она в самом деле как будто сильно сконфузилась и всю остальную прогулку больше молчала.
Я, со своей стороны, не мог слишком строго судить её. Её поведение было, очевидно, просто-напросто проявлением старинного инстинкта,
В один прекрасный день, когда мисс Воррендер не было дома, Джон Терстон показал мне её комнату. Там было много индусских вещиц, доказывавших, что она покинула родину не с пустыми руками. Присущая Востоку страсть к ярким цветам тоже наложила свой отпечаток на эту девичью комнату. Она купила на ярмарке целую кипу синей и красной бумаги и завесила ею стены своей комнаты, скрыв под нею скромные обои. Эта попытка воссоздать Восток в скромном английском жилище имела в себе что-то трогательное.
В первые дни моего пребывания в Данкельтуэйте странные отношения, существовавшие между секретарём и мисс Воррендер, возбудили во мне только любопытство; но потом, когда я заинтересовался красавицей англо-индианкой, мною овладело другое, более глубокое чувство.
Я тщетно ломал себе голову, чтобы разгадать соединявшую их связь. Почему она, гуляя с ним по ночам по саду, днём как нельзя очевиднее показывает, что ей противно его общество?
Очень возможно, что дневное отвращение было просто-напросто уловкой, рассчитанной на то, чтобы скрыть её истинное отношение к нему. Но такое допущение противоречило прямоте её взгляда и откровенному выражению резких черт гордого лица.
А в то же время как объяснить иначе необъяснимую власть секретаря над нею? Эта власть проскальзывала в массе разных мелочей, но проявлял он её так скрытно и осторожно, что заметить её можно было лишь при очень тщательном наблюдении.
Однажды я перехватил его повелительный и грозный взгляд, устремлённый на девушку; но минутой позже едва мог поверить, чтоб это бледное бесстрастное лицо было способно на такие чувства. В те мгновения, когда он так смотрел, она сгибалась и дрожала, точно от физической боли.
«Нет, нет! – думал я. – Тут замешана не любовь, а страх».
Я так заинтересовался их тайной, что заговорил об этом с Джоном. Он находился в своей небольшой лаборатории и был поглощён рядом опытов по добыванию какого-то газа, вынудившего нас обоих раскашляться. Я воспользовался этим обстоятельством, заставившим нас выйти на свежий воздух, чтобы поговорить об интересовавшем меня вопросе.
– Сколько времени, говоришь ты, мисс Воррендер находится в доме твоего дяди?
Джон бросил на меня ехидный взгляд и пригрозил обожжённым кислотой пальцем.
– Ты что-то очень интересуешься дочерью покойного и незабвенного Ахмета Кенгхис-Кхана, – сказал он.
– Само собой, – откровенно признался я. – Я впервые встречаюсь с человеком такого романтического типа.
– Будь осторожен, дружок, – назидательно пробурчал Джон. – Заниматься перед экзаменами таким делом отнюдь не годится.
– Не болтай глупостей, – возразил я. – Если бы кто-нибудь услыхал тебя, то, наверное, вообразил бы, что я влюблён в мисс Воррендер. Нет и нет! Я смотрю
на неё как на любопытную психологическую проблему, но и только.– Вот, вот, и больше ничего. Только проблема.
Джон, должно быть, ещё не очухался от своего одуряющего газа. Его тон становился положительно невыносимым.
– Вернёмся-ка лучше к моему первому вопросу, – сказал я. – Итак, сколько времени она живёт здесь?
– Около десяти недель.
– А Копперторн?
– Больше двух лет.
– А не были они знакомы раньше?
– О нет, это совершенно невозможно, – категорически заявил Джон. – Она приехала из Германии. Я сам читал письмо старого коммерсанта, в котором он описывал её прошлую жизнь. Копперторн же всё время безвыездно жил в Йоркшире, кроме двух лет, проведённых им в Кембриджском университете. Ему пришлось покинуть университет при каких-то не особенно лестных для него обстоятельствах.
– А именно?
– Не знаю. Дело сохранили в тайне. Мне кажется, дядя Джереми знает, в чём тут соль. У него есть страсть отыскивать разное отребье и ставить его на ноги. В конце концов он набьёт себе шишки с каким-нибудь субъектом подобного сорта.
– Итак, Копперторн и мисс Воррендер всего несколько недель назад были совсем чужими друг другу?
– Совершенно. А теперь, я думаю, мне пора вернуться к моим ретортам.
– Плюнь ты на них, – вскричал я, удерживая его за руку. – Мне надо ещё кое о чём поговорить с тобой. Если они знакомы всего несколько недель, как он мог приобрести над ней такую власть?
Джон посмотрел на меня, разинув рот:
– Власть?
– Ну да, влияние, которое он имеет на неё.
– Милый Гуго, – серьёзно начал мой приятель, – у меня нет привычки цитировать Евангелие, но теперь мне сам просится на язык один стих, а именно: «Избыток знания сделал их безумными». Ты слишком много занимался в последние дни.
– Ты, значит, хочешь сказать, что никогда не замечал тайных отношений, существующих между гувернанткой и секретарём твоего дяди? – вскричал я.
– Хвати-ка бромистого калия, – сказал Джон. – Это сильно успокаивает, особенно если взять дозу в двадцать граммов.
– Обзаведись очками, мой друг. Тебе, право, не мешает воспользоваться ими.
Метнув эту парфянскую стрелу, я повернулся и пошёл прочь, чувствуя себя сильно раздосадованным. Не прошёл я и двадцати шагов, как увидал парочку, о которой только что говорил с моим приятелем.
Она стояла, прислонившись к солнечным часам; он стоял против неё. Он что-то горячо толковал ей, резко жестикулируя. Склонившись над нею и размахивая длинными руками, он походил на огромную летучую мышь, взвившуюся над жертвой. Я помню, что мне сразу же пришло в голову это сравнение, ещё более утвердившееся, когда я увидал ужас и испуг, просвечивавшие в каждой чёрточке её прелестного лица.
Эта картинка служила такой замечательной иллюстрацией к сказанному мною выше, что мне страшно захотелось вернуться в лабораторию и заставить Джона-неверующего полюбоваться ею. Но я не успел осуществить своего намерения, потому что был замечен Копперторном. Он повернулся и направился к лесу; мисс пошла за ним, сбивая на ходу зонтиком придорожные цветы.
Я вернулся к себе, решив взяться за занятия. Но сколько я ни заставлял себя, мой ум никак не желал сосредоточиться на книгах: его всё время влекло к тайне.