Хозяин Черного Замка и другие истории (сборник)

Признаюсь откровенно, я вздрогнул: его голова с присущей ей мертвенной бледностью лица казалась отрубленной, будто лежащей на подоконнике.

Копперторн открыл окно, поняв, что его заметили.

– Я в отчаянии, что должен побеспокоить вас, – просовывая голову в комнату, сказал он, – но неужели, мисс Воррендер, вы находите приятным сидеть в душной комнате в такую чудную погоду? Не угодно ли пройтись по саду?

Несмотря на вежливость слов, они были произнесены секретарём таким сухим, почти угрожающим тоном, что походили скорее на приказание, чем на просьбу.

Гувернантка поднялась с места и, не сказав ни слова, вышла взять шляпку. Это было новым доказательством власти, которой пользовался над нею Копперторн.

Когда он взглянул на меня, на его тонких бескровных губах заиграла нестерпимо насмешливая улыбка. Он как будто бросал мне вызов новым проявлением своего могущества. В лучах заходящего солнца, освещавших его, он выглядел настоящим демоном в адском ореоле.

Несколько мгновений он смотрел на меня с дьявольским ехидством. Наконец я услышал его тяжёлые шаги, направлявшиеся по дорожке к дверям дома.

V

В течение нескольких дней после того памятного разговора с мисс Воррендер всё шло в Данкельтуэйте как нельзя лучше.

Я несколько раз сопровождал её во время прогулок по лесу с детьми, но мне так и не удалось добиться сколько-нибудь удовлетворительного объяснения её давешней вспышке гнева в библиотеке. Она не сказала мне больше ни единого слова, которое могло бы пролить свет на эту проблему.

Как только я заводил разговор о секретаре, она весьма сдержанно отвечала мне либо вдруг вспоминала, что детям пора идти домой, так что в конце концов я совсем отчаялся что-нибудь у неё разузнать.

Мои занятия всё это время шли крайне нерегулярно. Со свёртком бумаг под мышкой ко мне иногда заходил дядя Джереми и услаждал мой слух чтением отрывков из своей большой эпической поэмы.

Когда я чувствовал потребность в обществе, я наведывался в лабораторию к Джону, а он спасался от одиночества у меня. Иногда я разнообразил свои занятия тем, что забирал книги в лес и занимался там целый день напролёт. Копперторна я старательно избегал. Он тоже как будто не очень-то дорожил моим обществом.

Однажды, в первой половине июня, ко мне подошёл Джон. Он держал телеграмму и был чем-то очень раздосадован.

– Поздравь меня, – с кислой миной сказал он. – Отец требует, чтобы я немедленно отправился в Лондон. Должно быть, что-нибудь юридическое. Он давно уж грозился взяться за приведение в порядок своих дел. Теперь у него, как видно, внезапный прилив сил, и он хочет всё закончить.

– Ты надолго в Лондон? – спросил я.

– На неделю, а то и две. Очень неприятно. Я как раз рассчитывал, что мне удастся разложить этот алколоид…

– Ну, он подождёт твоего возвращения, – смеясь, возразил я. – Не беспокойся, без тебя его никто не разложит.

– Но мне ещё неприятнее покинуть тебя. Мне кажется негостеприимным зазвать в эту глушь приятеля и потом бросить его тут в полном одиночестве.

– О, из-за этого не беспокойся, – возразил я. – У меня слишком много дел, чтобы скучать. Кроме того, я нашёл здесь развлечения, на какие и не рассчитывал поначалу. Эти полтора месяца промелькнули для меня так быстро, как никогда.

– Ещё бы! Могу себе представить! – ехидно подхватил Джон. Он, видимо, всё ещё был убеждён, что я до безумия влюбился в красавицу-гувернантку.

Джон уехал в тот же день с утренним поездом, обещав писать и сообщить свой лондонский адрес, так как не знал ещё, в каком отеле остановится его отец. Я ещё и понятия не имел о всех последствиях, которые будет иметь эта пустячная деталь, и не подозревал, чемусуждено здесь произойти, прежде чем я вновь увижусь с моим другом.

Его отъезд меня не опечалил, и я предполагал, что мы четверо более сблизимся друг с другом, что, разумеется, будет способствовать разъяснению волнующей меня тайны.

Приблизительно в четверти мили пути от Данкельтуэйта помещалась небольшая деревушка, имевшая одну длинную улицу и состоявшая из двух-трёх десятков коттеджей с черепичными крышами, церкви, до самой колокольни обвитой плющом, и неизбежного трактира.

В день отъезда Джона мисс Воррендер собралась с детьми на почту, я навязался проводить их. Копперторн, само собой, с наслаждением расстроил бы нам эту прогулку или отправился бы с нами вместе, но на наше счастье дядя Джереми пребывал в тот день в творческом настроении и не мог обойтись без услуг своего секретаря.

Прогулка была чудная, дорога пролегала в тени деревьев, слышалось беззаботное щебетанье птичек. Мы шли не спеша, болтая о разных разностях. Дети бежали впереди. Чтобы дойти до почты, нам надо было миновать трактир, о котором я упоминал выше.

Идя по деревенской улице, мы увидали толпу как раз против этого заведения. Толпа состояла из дюжины ребятишек обоего пола, в грязных рубашонках и юбках, нескольких простоволосых женщин и двух-трёх мужчин, по-видимому вышедших из трактира. В деревушке, вероятно, давно не помнили такого многочисленного сборища.

Мы ещё не разобрали, в чём дело, но дети пустились во всю мочь вперёд и скоро вернулись с новостями.

– Мисс Воррендер! – запыхавшись, вскричал Джонни. – Там стоит чёрный человек, прямо как из ваших сказок.

– Цыган, должно быть, – предположил я.

– Нет, нет, – решительно запротестовал Джонни. – Он ещё чернее, чем цыган. Правда, Мэй?

– О да, – подтвердила девочка.

– По-моему, нам следует пойти и посмотреть самим, – предложил я.

Говоря это, я взглянул на мою спутницу и был поражён её бледностью и лихорадочным блеском глаз.

– Вам дурно?

– Нет, нет! – возразила она, ускоряя шаги. – Идёмте, идёмте!

Когда мы дошли до трактира, нашим глазам представилось странное зрелище. Мне сразу же пришло на память описание малайца – потребителя опиума, встреченного ещё де Куинси на одной шотландской ферме. В центре группы йоркширских крестьян стоял человек с Востока гигантского роста, с изящным, гибким и грациозным станом, его полотняная одежда была покрыта пылью, а смуглые ноги обуты в грубые башмаки. Явился он, видимо, издалека и долго шёл пешком. Он опирался на длинную палку, устремив чёрные задумчивые глаза в пространство и не обращая на окружающую его толпу ни малейшего внимания.