Хозяин Древа сего
Шрифт:
Перед ним была древняя дива, силу которой он знал слишком хорошо. Но знал и то, что, в определенном смысле, не уступает ей. Он не хотел сражаться с ней насмерть, но подозревал, что и она не собирается убивать. Шансы были, несмотря на его рану, ее силу и мерзких псов — да, именно псов, теперь они, белые, с рыжими вислыми ушами, тоже предстали в истинном обличии, сгрудились за хозяйкой, свирепо скалили хищные пасти, а другие неподвижно лежали на камнях.
— Здесь мне не нужен лук, — теперь она говорила внешне беззаботно, будто имело место не выяснение отношений между сверхчеловеками, а легкомысленный флирт двух школьников. — Я — Кусари, поэтому у меня…цепь.
Последнее слово она выкрикнула резко и хрипло, одновременно выбрасывая вперед обе руки. Варнава знал, что таилось в них: блестящая цепь, мелодично звеня,
Варнаве показалось, что его опутали языки огня, невыносимый жар прожигал до костей. Свалившее его оружие обладало могучей магией. Он был не в состоянии пошевелиться, горизонт сократился до ближних камешков, лежал на боку и рассматривал приближающиеся к нему слегка испачканные, но изящные ступни в легких сандалиях из тесненной кожи. Выше щиколотки он не видел, пока одна из стоп не перевернула его на спину.
— Да, Орион, это Всесильная цепь.
Кусари стояла над ним, поставив на его грудь дерзко выставленную из разреза хитона стройную ногу. Он поднял глаза выше и увидел белоснежную грудь совершенной формы — хитон соскользнул с ее плеча. Она не смотрела на него. Ощущение близости ее тела и переполняющей ее холодной ярости взволновали его. Но от этого прибывало не плотское возбуждение, а ненависть, которая хуже похоти. Он впал в мучительное сомнамбулическое состояние, забыв о кричащих ожогах по всему телу, рвущей боли в раненой руке. Вновь попытался выпустить из души молитву, но она словно бы застыла на грани между ним и космосом и не смела претвориться в слова. В отчаянии закатил глаза. Прямо над ним в мутной мгле наступающего над Поднебесной утра исчезала по-прежнему безутешная Ткачиха.
— Радуйся, муж мой, — прозвенел над ним беспощадный голос.
Его сдавленный стон утонул в возбужденном лае псов Дикой охоты дивы Дианы.
В Шамбале: «Да, отец»
— Орион здесь, отец.
— Не люблю, когда ты так его называешь.
— Я не могу иначе. У нас всех слишком много имен. Но для меня он Орион.
— Не истинное имя.
— Мне все равно. Я ненавижу то, которое он сейчас носит.
— Ты все еще любишь его.
— А ты ревнуешь. Оставь. Я не люблю его, но не люблю и тебя.
— Ты глупая высокомерная девчонка! Я твой отец!.. Впрочем, это не имеет значения. Ты все равно моя.
— Да, отец.
— Он что-нибудь говорит?
— Ничего. Я погрузила его в сон, иначе он мог умереть в той Ветви.
— А оборотни, которые с ним были?
— Исчезли, не было времени искать. Я взяла его и ушла.
— Он ранен?
— Да, и серьезно.
— Шамбала исцелит.
— Я сама исцелила.
— Как ты достала его? Он сильнее тебя в бою.
— Знаю, он убил мою любимую суку и еще шесть псов. А моя грудь до сих пор ноет от удара.
— Я подарю тебе других собак. Впрочем, помнится, одну застрелил тот толстый Краткий, которого загрызли остальные. Но продолжай
— Он забыл, что в той Ветви я имею полную силу. Или не знал. Вошел в лунное состояние и попал в ловушку Луны. Манрики-гусари…
— Да, твоя цепь там всесильна. Все-таки теперь ты очень удачно зовешься.
— Я ненавижу тебя.
— Не ты одна. Пустое. Можешь идти.
— Да, отец.
Эпизод 7
Они встретились в обстановке, далекой от всяческой потусторонней романтики. После Пурвавидехи его заносило все дальше по ветвяным хронологиям. Он жаждал увидеть чудеса верхней части Ствола — и увидел их. Однако через какое-то время граничащая с магией техника, могущественные
межпланетные государства, встречи с иными цивилизациями, невиданные ранее культурные изыски и почти абсолютное могущество перестали занимать его. Все-таки, он был сыном середины, устойчивого патриархального общества, жизнь в котором была предсказуема и порядок действий понятен. А Предкронье… Все межпланетные контакты заканчивались войнами, а войны заканчивались к выгоде актуальных элит. Изощренная техника расслабляла Кратких до полного маразма, а культурные новшества, при своей броской наружности, на поверку оказывались давно протухшей пошлостью, которую он наблюдал не раз и во множестве мест — от хижины неолитических охотников до дворцов галактических олигархов. Он устал быть технобогом, и даже стыдился вакханалии, которой предавался в странных верхних Ветвях. Разочарование угнетало его — он чувствовал, что терпт поражение в своем поиске за божественностью.Потому в своих странствиях спускался все ниже по Стволу, в поисках тихого спокойного места, где он мог бы задержаться и поразмышлять над своей дальнейшей судьбой в Древе сем. И вот, найдя тусклую, но крепкую Ветвь, решил, что это именно то, что ему сейчас нужно. Зацепился за неказистый социум какого-то переходного времени, саркастически играя роль средней тяжести бизнесмена в полукриминальном обществе. Возможно, даже признал это иной гранью аскезы, вносящей разнообразие после изощренной азиатчины и безумств Предкронья. Его звали там Гарий, Гарий Петрович, и он нанял себе секретаршу по имени Майя. Нанял и нанял, и пытался соблазнить, как сначала думал, от скуки. К его удивлению, не получилось. А когда понял, что эта статная, стройноногая, с копной волнистых волос, да еще и девственная заняла в его жизни несоразмерно большое место, было поздно.
До сих пор он не знал, что Изначальные обладали серьезным преимуществом перед прочими членами Ордена: когда нужно, могли скрыть свою продленность от собратьев. Правда, маскарад скоро рушился, и однажды, узрев ее спускающуюся по крутой лестнице железнодорожного виадука, окруженную роем серебристых снежинок, понял, что его провели.
Хотя это уже не имело значения — безоглядно бросился в безумный водоворот, эпицентром которого было ее чистое бесстрастное лицо. Дева же была, по видимости, холодна и неприступна. Множества раз довелось ему слышать беспощадно звенящий смех, представать в образе неуклюжего животного, быть отвергнутым. Но тут же он бывал молчаливо поощряем — столь конспиративно, что потом никак не мог вычленить конкретные знаки ее сокровенной благосклонности. Затем вновь наступал кризис, и он упирался беззащитным носом в колючую стену. Никак не мог понять: доставляет ли ей игра истинное удовольствие, или просто раздражает, временами подозревая, что она сама того не знала.
Самому же ему этот мучительный гендерный спектакль дарил горьковатое наслаждение. Творился он на двух уровнях: тысячи безумств Гария Петровича, безнадежно домогающегося недоступной девицы, дублировал ищущий любви дивы Продленный. Розы, оптом закупаемые Гарием на средства фирмы, на ином уровне оборачивались миллионами белых ландышей, падавших на нее с облаков всю дорогу до дома. Пафосный джип, на котором шеф подвозил секретаршу, в единый миг представал золотой каретой, запряженной крылатыми драконами с изумрудной чешуей и рубиновыми глазами. А бриллиантовое колье было на самом деле создано из сверкающих минеральных организмов с планеты, лежащей в тысячах световых лет.
Разумеется, он пытался собрать о ней информацию, но преуспел мало. Девственная охотница, дочь верховного и сестра солнечного бога, она же олицетворение Луны, покровительница женского целомудрия, и при этом, как ни странно, деторождения — все это были лишь смутные проекции на Ствол деяний Продленных из Ветвей. Да, она звалась и Дианой, и Артемидой, но пытаться получить о ней достоверные сведения из мифов было бы опрометчиво.
Он точно знал, что не первый, кто лишается разума от любви к ней, а те самые мифы могли дать ему представление, что случалось с его предшественниками. И что девственность ее была магическим атрибутом, который она не могла потерять, не подвергнув себя опасности, тоже не стало для него открытием. Но он шел напролом, забыв все и вся. Он ведь не боялся ее — и не только ее, но и вообще ничего в Древе. А как же: после того, что ему довелось увидеть в стволовой юности, бояться просто глупо.