Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Шрифт:

Похоже, в конце концов, она сдалась, именно оценив его смелость. А может, и не потому. Он никогда не понимал женщин, никогда. Единственное, что в этом отношении выгодно отличало его от Кратких мужчин — давно уже и не пытался этого делать, предоставляя бездну неведому самой себе. Она же вообще ничем не отличалась от Кратких женщин, разве что умом и силой. Так что, ломать голову, почему иной миг она нежна и податлива, а другой — вся ощетинена колючками, было делом зряшным. А то, что чувствовал к ней он сам, представлялось ему безжалостно очевидным. «Кто любит, тот любим», — впивалась в него строка, вброшенная некогда в Древо, да там навсегда и оставшаяся. Но Гарий не был светел. Не был и свят. Просто «любим», если принять точку зрения похожего на хитровато-грустную ворону Краткого поэта.

И он стал любим — в старой Элладе, куда она то ли сбежала, то ли увлекла его по обычаям любовной охоты. Он настиг ее в образе бугрящегося мышцами мачо по имени Орион, которое она, по девчоночьему ехидству, сразу переиначила на постыдное Урион. Претерпел.

Вместе носились по истекающим смолой под жгучим солнцем лесам, среди дубов и платанов — тогда их еще не вырубили подчистую и они покрывали эту землю сенью. Их стрелы поражали косулей и ланей, а потом псы рвали исходящую кровью добычу. Перед успением дня, на скалах над сочащемся белой пеной зеленым морем, он позвал ее:

— Луна!

— Что, Солнце? — сразу отозвалась она, полуобернувшись. Ее ясное лицо наполнено

было пурпурным закатом. В тот же момент они очутились в помпезной квартире Гария Петровича…

— Что теперь будет с тобой? — спросил он спустя несколько эр.

— Я не знаю.

Голос был тих, с плаксинкой, как у пережившей какой-то детский страх девочки.

— Я не знаю, — повторила она, подсунув голову под его плечо, откуда глухо продолжала. — Мой отец…

— Твой отец?

— Не будем о нем. То, что сейчас — вершина. Ты понимаешь?

— Да. Да…

— Нет, не понимаешь… Это вершина нашей жизни, и я не хочу спускаться с нее. И тебе не позволю.

Они продолжали пребывать в скучной Ветви, ведя трагикомическую жизнь нуворишей — им в голову не приходило что-то менять на своей вершине. На работу из его квартиры уезжали в разное время, он — на своем похожем на комфортабельный катафалк глянцевом джипе, она, пересудов коллег ради, на скромном фордике. Работу Майя выполняла четко и добросовестно, правда, частенько опаздывала — долго готовилась к встрече, появляясь на рабочем месте такой прекрасной, что Гарий Петрович прощал ей нарушение служебной дисциплины. Игра веселила обоих. Когда же антураж «служебного романа» поднадоел, они объявили коллегам о скорой свадьбе, вызвав бурю эмоций у женской части коллектива, давно точащей коготки на холостого шефа. Свадьба изобиловала кунштюками и причудами, и долго оставалась темой светской хроники всех трех газет провинциального города. Еще бы — молодых приехали поздравить сам мэр, а также пахан одной исключительно реальной бригады. Отец города скромно поднес жениху контракт на строительство навороченного бизнес-центра, а конкретный пацан — именной «стечкин» с золотой инкрустацией, и двумя обоймами, набитыми на заказ исполненными патронами с серебряными пулями. Жизнь налаживалась.

Иногда, впрочем, суета становилась им постыла, и они отправлялись бродить по Ветвям, ища подходящих декораций для переполнившего их счастья. Особенно любили зарю Эллады, с неуклюжими еще деревянными статуями легкомысленных божеств и порывистыми людьми, которые, казалось, могли перевернуть мир, если бы захотели. На зеленеющих холмах устраивали они архаические пати, и так зажигали, что память о них оставалась здесь, пока Ветвь сия бытовала в Древе. Леса звенели кимвалами, ликующая толпа спускалась по травяному ковру, с каждым шагом все глубже погружаясь в безумие. На обнаженных плечах хмельных пейзан восседала бессмертная пара, возглашая древний страстный клич осужденного мира: «Эвоэ!». «Дао безмерно!», — иногда кричал он на непонятном тут языке, но она понимала, и смеялась, запрокинув голову, роскошные волны ее волос, выбившиеся из-под серебряного обруча, развевались над оскаленной, разящей потом и вином толпой. Мелькали воздетые руки, раскрасневшиеся лица, цветочные венки, молодое терпкое вино потоками лилось в жадно разверстые рты. Здесь бурлила подлинная, неприкрытая страсть, эта любовь падшего человечества. А за неистовыми людьми поспешали окрестные звери и птицы, покорные воле госпожи своей.

После таких экскурсий они возвращались домой опустевшие, часто подолгу сидели в огромной квартире Гария, в звенящей тишине, не оскверненной бормотанием телевизора и вульгарным электрическим светом. Просто молчали, переживая близость друг друга, как купание в потоках космических сил. Казалось, ничто больше не было им нужно. Возможно, это было правдой. Или чем-то, похожим на правду.

Потом случился тот день.

Подъезжая к элитному офису, аренда которого пожирала фигову тучу бабла, он сразу почуял опасность. Дело было не в отсутствии на входе охраны — буквально все вокруг переполнялось миазмами боли и смерти. Он выскочил из машины и внимательно оглядел тревожно пустую улицу, но сразу понял, что опасность угнездилась внутри здания. По-кошачьи пригнувшись, рванул тяжелые двери, которые легко поддались. Внутри царил кошмар. Полированные плиты пола покрывала корка стынущей крови, валялись обрывки одежды, осколки стойки вахтера, и — части тел. Комфортабельно приглушенного цвета пластик покрывали отвратительные липкие пятна. Большой участок потолочного покрытия был словно бы вырван страшным ударом огромной конечности.

Стояла вязкая тишина. Игнорируя лифт, он бросился к пожарному входу, сорвал с замка дверь и по узкой лестнице взлетел на второй этаж. Там было еще хуже. Весь этаж представлял собой большой зал, разделенный легкими перегородками — Гарий Петрович предпочитал западный стиль. Только в дальнем конце была стена и ведущие в приемную двери — место Майи. За ее спиной другие двери вели в его собственный кабинет. Сейчас все перегородки были перевернуты, столы и офисная техника разбиты в

куски. Он поразился, как много крови скрывалось в телах его сотрудников. Они были здесь все — в виде искореженных фрагментов. С некоторых пор Орион испытывал жгучую печаль от смерти Теней, хотя знал, что она никогда не бывает окончательной, пока в Стволе существовал Краткий держатель их общей бессмертной души. Но, сливаясь с прототипом, Тень уходила безусловно и навсегда. То же самое случалось, когда рождался Продленный — его Тени во всех Ветвях исчезали, составляя единое существо. Сейчас Орион остро ощущал: смерть в Ветвях — зло не меньшее, чем в Стволе, и чувствовал, что несет бремя вины за призрачные жизни, аннулированные его рождением как Продленного.

С останков компьютера на него недоуменно глядела грубо оторванная голова разведенной бухгалтерши. Была влюблена в шефа с первого своего дня в фирме, напилась на его свадьбе до полного невразумления, на почве разбитого сердца окатила жениховский смокинг минералкой. Майя до сих пор смеялась, вспоминая тот эпизод. Как ни странно, сложная прическа бухгалтерши сохранилась в идеальном порядке. Фактурного тела несчастной дамы поблизости не наблюдалось.

Разумеется, здесь потрудились не конкуренты, наезжавшие на него в последнее время с помощью столичной братвы — тем до такого расти и расти.

Вздыбился стальной посох. Знал: ЭТО ждет в его кабинете.

И ОНО ждало, смирно вытянувшись на длинной ковровой дорожке вдоль дубового стола для совещаний, за которым иной раз сиживало и пятьдесят человек. Так вот, его многочисленные выпученные зенки глядели с одного конца стола, а конец хвоста подрагивал далеко за другим.

При виде ожидаемого клиента чудище деловито заколыхалось, поднимаясь на восьми лапах. Пронзительно клацнули клешни, с которых еще свисали ошметки мяса сотрудников. За покрытой хитиновым панцирем спиной, словно сам собой, вырос, подрагивая, хвост, состоящий из сегментов. Венчающий его крюк испустил большую блестящую каплю. Лапы замелькали, хвост грациозно метнулся вниз, метя туда, где стоял Орион. Того, впрочем, там уже не было — длинный прыжок с места завершился на его собственном необъятном столе, расположенным к длинному, как перекладина «т». Крюк с каплей ткнулся в пол, на светлом паркете сразу проступило черное пятно. Монстр, извернувшись с удивительной для его габаритов ловкостью, бросился, было, на Ориона, но в этот момент конец посоха приложился к панцирю. Раздался противный треск, в хитиновой спине образовалась солидная вмятина, сразу наполнившаяся отвратительной тягучей жидкостью. Клешни царапнули по закаленной стали, не причинив ей никакого вреда. Чудовище отпрянуло, скособочившись: похоже, удар-таки причинил ему неприятности. Тем не менее, следующая атака последовала незамедлительно. Не без инфернальной грации оно взобралось на столешницу, скребя по полировке жесткими лапами — при этом тяжеленный стол накренился и сдвинулся со скрипом. Сбрасывая на пол оставшиеся на столе пепельницы и ручки, оно проворно засеменило к противнику, вытянув вперед клешни. Ориону пришлось совершить еще один головоломный прыжок, перескочив приближающийся ужас. Теперь он стоял у выхода из кабинета, и, когда жуткий арахноид, мгновенно развернувшись, опять атаковал, посох устремился к его то ли десяти, то ли двенадцати сферическим глазам. Однако на сей раз клешням повезло больше — они перехватили оружие, вырвали и отбросили в сторону. Да, с посохом сегодня явно не ладилось. Бывает, конечно, но дело тухлое.

С самого начала схватки в мозгу Ориона скребся какой-то невнятный шепот, на который он в горячке не обращал внимания. Теперь призрачный нечеловеческий голос возрос до скрежета, казалось, заполонившего все его существо, болезненно отдававшегося во всем теле: «Чччеловекк! Чччеловекк! Смертть — сейчасс. Тьма, ччеловекк! Тьма — смертть, ччеловекк». Тварь атаковала на ментальном уровне. С омерзением Орион воспринимал смрадные бесформенные мысли. Монстр был вызван из пучины для своего исконного дела — убийства теплокровных, которых ненавидел, и это единственное чувство, которое он когда-либо испытывал. Кроме голода, мучившего его, пока он пребывал в материальном теле. Но теперь он до отвала наелся, поэтому не сожрет эту увертливую гадость, которая мечется перед ним и больно бьет палкой, только обездвижит ядом, а потом, не торопясь, разорвет на части. И сможет, наконец, уйти отдыхать во Тьму, где так покойно и удобно.

Хвост взвился, как победительный флаг, ядовитый крюк едва не достал Ориона, который снова метнулся к столу, теперь определенно фигурирующему в его планах. Едва утвердившись на ногах, рванул за ручку ящичка. Золотой «стечкин» был там, и полностью заряженный — сегодня к Гарию Петровичу должны были явиться на переговоры представители конкурентов.

Клешни были уже в нескольких сантиметрах от его лица, хвост готовился к новому удару, когда прозвучала резкая очередь. Двадцать серебряных пуль впились в монструозные гляделки. Во все стороны брызнула давешняя жидкость. Хвост вяло опал, чудовище немного постояло, тяжело осело на пол, несколько раз конвульсивно дернулось. «Ччеловекк. Смертть», — отдалось в последний раз в мозгу Ориона, и оно затихло. Не спуская глаз с поверженного, он быстро перезарядил пистолет. Но это было уже излишним: омерзительное тело стало как-то блекнуть и на глазах растворилось в воздухе. Орион не удивился — сущности из Тьмы, с одной из которых он только что познакомился, способны являться в Ветвях лишь во временном теле, к счастью, уязвимом. Но сама такая сущность бессмертна, и сейчас вновь пребывает во Тьме в виде безвидного сгустка зла.

Поделиться с друзьями: