Хозяин Проливов

— Ну и?..

— Ну и школа в Афинах прошла мимо тебя, — потешалась Колоксай. — Явно ты папашины деньги просадил в порту на девок.

— Меня не учили общаться с дикарями! — Левкон вскочил и погнался за спутницей.

— Мечом тебя тоже не учили махать!

— Это у меня врожденное. — Гиппарх поймал ее за руку, не очень понимая, что делать дальше. Надавать тумаков?

Колоксай отдышалась и высвободила запястье:

— Отстань. Я хочу расчесаться.

Ее длинные рыжие волосы лежали по плечам, не собранные под шапкой, и сейчас Левкон хорошо разглядел темную борозду у самых корней.

— Оказывается, ты черная, — удивился он, отпуская руку Ареты.

— Ну да, а разве не видно? — в свою очередь изумилась она. — При такой-то коже и глазах.

— Не знаю, — протянул гиппарх, пытаясь представить Арету с темными волосами. — Кожа у тебя не смуглее моей… — И тут в его душе шевельнулось болезненное узнавание. — Ты из номада Ферусы? — выпалил гиппарх. — Только ты была…

— Да, я полная была. — Она почему-то смутилась. — Все девушки в этом возрасте немножко… Ну, больше, чем надо.

«Откуда тебе знать, как надо? И кому?»

— Послушай, — сказал он, — мы ведь съезжались с вами много раз. Ты меня не помнишь?

Арета отступила от него на шаг, и ее губы сложились в простодушной усмешке.

— Неужели ты думаешь, Левкон, гиппарх второго отряда, что, если б я тебя не помнила, я бы стала обыгрывать Ясину в кости?

Нет, ее откровения надо было выбивать на скрижалях!

Лицо Левкона вытянулось от удивления.

— А зачем же ты тогда пыталась вернуть выигрыш? — совсем запутался он.

— Ясина бы все равно не приняла. Знаешь, какое это оскорбление? Я хотела, чтоб она вызвала меня на поединок. Я же знаю, что она обо мне говорит.

— Говорила, — поправил Левкон. — Так ты меня еще тогда узнала?

— Тебя трудно было не узнать, — сказала Колоксай, вынимая гребень. — Все наши по тебе с ума сходили, завидовали Ферусе… А помнишь того мальчика?

Левкон поднял брови.

— Асандра. Не знаешь, что с ним стало?

— Честно не знаю, — признался гиппарх. — Пленных сразу растащили по разным хозяевам, сама вспомни.

— Да. — Она кивнула. — Может, жив? Он был такой добрый.

«Добрый», — про себя передразнил Левкон. — «Ты его знала час у камней!» Гиппарх не понимал, почему слова спутницы об Асандре задели его. «Первый у нее, наверное, — решил он. — Три года прошло, а помнит».

— Сколько тебе сейчас лет? — спросил Левкон, глядя, как девушка закручивает волосы в узел и прячет их под колпак.

— Восемнадцать.

«Я на семь лет старше ее, — подумал он. — А кажется, что мы ровесники».

— Тебе шли темные волосы, — вслух сказал Левкон.

— А теперь идут светлые. — Лицо спутницы стало непроницаемым. — Ареты больше нет. Я Колоксай Солнышко, убийца Тиргитао. Ясно?

«Куда уж яснее».

— Мне так легче. — Последние слова она отчеканила с крайним ожесточением. — Пошли.

Путь по холмам напоминал Левкону детские качели с перекладиной. Беглецы то опускались с поросшего ивняком плато в узкие долины, где на свободных от леса клиньях земли колыхался дикий овес, то карабкались вверх по медово-красному от солнца ивняку. Арета вела себя очень настороженно, хотя под носом не было ни малейших признаков угрозы.

— Чего ты дергаешься? — окликнул ее наконец Левкон, после того, как она пару раз не расслышала его вопросов. — Здесь никого нет.

— Но могут быть, — возразила девушка, разглядывая волчий след на земле. — Ты уверен, что этой тропкой ходят только животные?

Гиппарх ни в чем не был уверен. Колоксай наклонилась к земле и долго разглядывала темное пятно на рыжем хвойном ковре. Потом через несколько шагов подняла с тропинки черный камешек и раскрошила его в ладони, показывая спутнику испачканные золой пальцы.

— Здесь прошли углежоги, — сказала она.

Гиппарх помрачнел. Только тавров им не хватало! Мрачные ребята, слегка не в себе. До сих пор поклоняются Медведице, отрезанным головам и кидаются в проходящих камнями.

— Надо забирать восточнее по склону, — сказала Арета. — Там холмы понижаются и меньше вероятности встретить горцев.

— Зато больше кочевников, — вздохнул Левкон. — К востоку так к востоку. — На взгляд гиппарха, они ничего не теряли и не приобретали.

Но Колоксай упорно стремилась унести ноги подальше от воображаемой тропы углежогов. Она замедлила шаг, только когда издалека послышался шум струящейся по камням воды. Ручей был ниже по склону, и спутники ринулись к нему, разом забыв об опасностях, которые еще секунду назад подстерегали их на каждом шагу.

Пить и мыться, мыться и пить — было их единственными желаниями. Пятые сутки с одним бурдюком, грязные и вонючие, они совершенно озверели без воды. Теперь ее было сколько угодно. Горный поток несся по камням со скоростью хорошего табуна, не давая войти в ручей глубже чем по щиколотку. Дальше вода с ревом сносила любого смельчака. Быстрые струи не успевали согреться на солнце.

Арета скинула на берегу одежду, но, лишь вступив в ручей, взвыла, как ошпаренная:

— Лед! Настоящий лед! Как теперь мыться?

Левкон тоже вошел в воду и, подрагивая от холода, протянул спутнице руку:

— Мыться не получится. А окунуться можно. Держись и приседай.

Меотянка оценила выгоды нового способа, как только опустилась по шею, и волна едва не сорвала ее с места, потащив по камням. Гиппарх вовремя выдернул девушку за руку на поверхность.

— Теперь я, — сказал он. — И смотри не разжимай пальцы. Если хочешь меня убить, сделай это другим способом.

Они поменялись местами, и Колоксай изо всей силы вцепилась в его ладонь. Ей было гораздо труднее удержать спутника, весившего больше, и Левкон не стал особенно рисковать, заходя в ручей поглубже. Когда оба снова выбрались на берег, их бил озноб. Спутники уселись на разогретых солнцем камнях и принялись стучать зубами.