Хозяин тайги

Бабушка была ее миром. Ее семьей. Ее всем. И теперь, когда ее не стало – жизнь словно остановилась и зависла в невесомости, а девушка стояла и не понимала, куда же ей двигаться дальше. Теперь, как никогда она понимала, настолько одинокая и некому ненужная – ни своей сводной сестре, ни отцу, который постоянно отводил глаза и не мог смотреть Гуле в лицо, потому что она была слишком похожа на его первую горькую любовь, ни тем более новой жене отца, которая считала, что ей уделяли через чур много внимания.

Смерть – это всегда невыносимая боль и горечь от утраты.

Настолько сильная, что и самой жить не хотелось.

И как бы не говорили врачи, что дни бабушки сочтены и нужно быть готовой к самому худшему, а Гуля не умела этого делать.

Ей и сейчас снились страшные сны, что бабушка жива и проснулась, а ее закопали.

Девушка подскакивала среди ночи и рыдала в подушку, заставляя себя оставаться дома, а не бежать на деревенское кладбище, чтобы не начать раскапывать могилу собственными руками, прислушиваясь к каждому шороху, чтобы услышать родной голос.

Она знала, что будет тяжело жить.

Но не представляла настолько.

Ее не пугал старенький дом и отсутствие людей рядом.

Страшнее всего было кричащее одиночество, которое никто не слышал.

Глава 5

Девушка опять рыдала ночью и уснула очень поздно, измучившись от собственного состояния.

И Гром не спал тоже.

Будь он проклят – опять торчал возле ее дома на самом краю леса! Хорошо еще, что Буран ушел на работу и не видел этого, а иначе вопросов и лишних мыслей было бы не избежать.

Там уже и трава примялась от его сидения!

Он снова ворчал на себя, убеждал в том, что нет ему дела, и сам понимал, что обманывает себя.

И обманывает очень нагло.

Зацепила она его.

Да, сильно зацепила. Особенно сейчас, когда он узнал от Штиля о ней немного больше.

Сегодня он тоже не смог удержаться и принес на порог не только рыбу, но и немного картошки из своих закромов. И яйца. И баночку соленых грибов. А еще баночку варенья из брусники, потому что витамины ей были ой как нужны. У него-то этого добра было столько, что он и не считал уже. А почему-то казалось, что девушке это будет приятно.

Да и потом – есть одну рыбу в разных вариациях на протяжении нескольких дней, хоть кому надоест.

Пришлось даже отгонять наглых местных котов, которые покушались на свежепойманную рыбу, но все это было не напрасно, когда девушка проснулась, вышла на порог и увидела новый «подарочек домового».

Ее мордашка вытянулась от шока и красивые глаза округлились.

Девушка присела осторожно на корточки, рассматривая то, что в тазу, и неожиданно улыбнулась. Широко, душевно и искренне.

И Гром понял, что ради этой улыбки он готов приносить ей еду каждый божий день, лишь бы только увидеть её снова.

В какой-то момент девушка вскинула голову, и стала осматриваться, явно в попытках увидеть того, кто ее тихо подкармливал.

Мужчина понимал, что его она увидеть не сможет, потому что человеческие глаза не способны на такое, но когда девушка неожиданно посмотрела в сторону леса, Гром удивленно хмыкнул.

Интересно, о чем она думала, когда смотрела туда?

Может, о нем?

К счастью, теперь Гуля не ждала сутки, пока кто-нибудь придет за тазом, а сразу забрала его себе, и первым делом навела морса из варенья. У нее даже душа как-то словно озарилась, когда она открыла баночку и первым делом поднесла ее к лицу, чтобы с трепетом вдохнуть его необычный пряный аромат.

Гром бы душу продал, чтобы узнать о чем девушка думала, когда делала все это, и почему ее реакция так сильно отражалась в его душе, словно лучик озорного солнца попал в его темное мрачное царство, похожее на дремучий лес, куда бы и зверье побоялось заходить без особой надобности.

До чего же странная девушка!

Для нее это варенье было, словно маленькое божество, к которому она касалась осторожно и с такой огромной любовью и благодарностью, что удивлялся даже знавший виды ворчливый медведь!

– На днях малину принесу. Посмотрим, как ты на него будешь реагировать, - криво улыбнулся сам себе под нос мужчина, и снова весь превратился в слух и нюх, чтобы проводить каждую минуту ее жизни рядом, хоть и издалека.

Эта жизнь его в прямом смысле завораживала – чужая, хрупкая, одинокая, но все равно при этом какая-то светлая и чистая.

Ей было больно, но девушка никого не винила.

В ней не было ни грамма злости, только огромная черная боль, которая, однако, не выливалась на других, и тихо тлела в ней.

Через пару часов в сторону дома Гули Гром заметил первые за эти дни движения - две старушки волокли по неровной пыльной дороге небольшую старую тележку, заполненную дровами и какими-то мешочками.

Им было тяжело в силу возраста, однако эти люди были настолько закаленными своей нелегкой жизнью, что сдаваться на пол пути просто не привыкли.

Они такого делать не умели – только шли до конца, как бы тяжело им не было, приговаривая при этом, что глаза – бояться, а руки – делают.

Девушка услышала их и выбежала из дома, чтобы скорее помочь, но только и ее сил едва хватало.

– Баб Нюр, ну куда вы столько тащите!
– ахнула Гуля одной из них, на что старушка в платке только отмахнулась:

– А то раньше мы меньше носили, да, Никитишна?

– Да раньше мы бы и коня остановили!
– хохотнула вторая старушка с задорными не по возрасту глазами, пихая свою подругу в худой бок, - Это теперь два мешка муки и немного дров вдвоем уволочь не можем!

– Я тебе вечером свою настойку принесу – к утру пойдем искать коня!

Девушка прыснула от смеха, глядя на двух подружек, и видимо единственных жителей этой деревни, которых девушка явно знала.

Гром предполагал, что те дрова, которыми топила свой домик девушка эти дни, тоже были подарком от них. И хорошо, что был хоть кто-то, кто мог за ней присмотреть. Не считая его самого теперь.

Втроем они доволокли тележку и высыпали дрова у порога, а пару мешочков с мукой и какими-то крупами занесли тут же в дом.