Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Хозяин. Сталин и утверждение сталинской диктатуры
Шрифт:

По свидетельствам некоторых современников, Ежов в этот начальный период своей карьеры в ЦК не выделялся какой-либо особой кровожадностью [662] . Американский историк Р. Терстон, изучавший репрессии 1930-х годов на промышленных предприятиях, высказал предположение, что жизненный опыт Ежова, работавшего в металлопромышленности Петербурга в начале века, в период усиления конфликтов между рабочими и владельцами заводов, мог оказать определенное влияние на активность органов НКВД, которые организовывали многочисленные дела против руководителей предприятий [663] . Однако деятельность Ежова в качестве руководителя отдела, ведавшего кадрами в ЦК ВКП(б), не дает оснований подозревать его в особых «антиспецовских» настроениях. Более того, документы показывают, что несколько раз Ежов выступал инициатором акций в защиту хозяйственников. Например, в ноябре 1932 г. по инициативе распределительного отдела ЦК ВКП(б) был поставлен вопрос об огромной текучести кадров в угольной промышленности. Обследования, проведенные подчиненными Ежова, показали, что невыполнение программы угледобычи было прямо связано с частой сменяемостью руководителей шахт. В среднем начальник и главный инженер рудоуправлений имели стаж работы на одном месте 6 месяцев, а заведующие шахтами — 3–3,5 месяца, в то время как для нормальной работы требовалось провести на предприятии несколько лет. Ежов подготовил по этому

поводу специальную записку [664] , по которой 19 января 1933 г. вопрос был рассмотрен на заседании Оргбюро ЦК ВКП(б). В принятом решении был установлен новый порядок назначения и смещения руководителей угольных предприятий — управляющих трестами только с разрешения ЦК ВКП(б), их заместителей — приказом наркома тяжелой промышленности, управляющих шахтами — приказом управляющих трестами и т. д. В целом, ставилась задача добиться, чтобы командный состав работал на одном месте не менее 3–4 лет [665] .

662

См.: Медведев Р. А. О Сталине и сталинизме. М., 1990. С. 320.

663

Thurston R. The Stakhanovite Movement: The Background to the Great Terror in the Factories, 1935–1938 // Getty J. A., Manning R. T. (ed.) Stalinist Terror. P. 159–160.

664

РГАСПИ. Ф. 17. On. 114. Д. 332. JI. 150–151.

665

Там же. Л. 4, 20.

В апреле 1933 г. Ежов направил секретарю ЦК ВКП(б) Л. М. Кагановичу докладную записку о самовольном, без согласования с НКТП и ЦК, снятии местными властями директоров четырех металлургических заводов на Урале. 7 июня Оргбюро ЦК приняло постановление, в котором отменило эти решения, наказав виновных [666] .

На XVII съезде партии Ежов был избран членом ЦК ВКП(б). После съезда он стал членом Оргбюро ЦК, заместителем председателя КПК при ЦК и заведующим промышленным отделом ЦК.

666

Там же. Д. 353. Л. 37; Д. 351. Л. 14.

Коренной перелом в судьбе Ежова, как уже говорилось, произошел после убийства Кирова. Сталин избрал Ежова своим главным помощником в осуществлении планов политической чистки. Первым поручением такого рода было следствие по делу об убийстве Кирова. Сопротивляясь намерениям Сталина, руководители НКВД попытались мягко саботировать версию о причастности к убийству Зиновьева, Каменева и их сторонников. Тогда сыграл свою роль Ежов. Сталин фактически назначил его своим представителем в НКВД. Ежов вникал во все детали следствия, направляя его в необходимое Сталину русло. Это вызывало недовольство чекистов, не привыкших к подобному контролю. Однако Сталин настоял на своем. На февральско-мартовском пленуме 1937 г. Ежов так рассказывал об этих событиях: «[…] Начал т. Сталин, как сейчас помню, вызвал меня и Косарева и говорит: “Ищите убийц среди зиновьевцев”. Я должен сказать, что в это не верили чекисты и на всякий случай страховали себя еще кое-где и по другой линии, по линии иностранной, возможно, там что-нибудь выскочит […] Первое время довольно туго налаживались наши взаимоотношения с чекистами, взаимоотношения чекистов с нашим контролем. Следствие не очень хотели нам показывать […] Пришлось вмешаться в это дело т. Сталину. Товарищ Сталин позвонил Ягоде и сказал: “Смотрите, морду набьем” […] Ведомственные соображения говорили: впервые в органы ЧК вдруг ЦК назначает контроль. Люди не могли никак переварить этого […]» [667] .

667

Вопросы истории. 1995. № 2. С. 16–17.

Ежов выполнил поручение Сталина: следствие по делу завершилось двумя судебными процессами над бывшими оппозиционерами, в том числе Зиновьевым и Каменевым, на которых возложили политическую ответственность за террористический акт. Назначенный в феврале 1935 г. секретарем ЦК ВКП(б) и председателем Комиссии партийного контроля, Ежов продолжал контролировать НКВД. В тесном контакте с чекистами он, как уже говорилось, проводил чистку ВКП(б), известную как «проверка и обмен партийных документов». Не входя формально даже в состав Политбюро, Ежов принимал активное участие в его работе. Именно ему Сталин поручал наиболее существенные задания, связанные с деятельностью НКВД, организацией политических чисток и решением кадровых вопросов.

Сталин в этот период оказывал Ежову особые знаки внимания. Например, 23 августа 1935 г. Сталин переслал Ежову предложения Крупской об обучении взрослых, о публикации ее статьи в «Правде» и об организации музея Ленина со следующей припиской: «Тов. Крупская права по всем трем вопросам. Посылаю именно Вам это письмо потому, что у Вас обычно слово не расходится с делом и есть надежда, что мою просьбу выполните, вызовите т. Крупскую, побеседуете с ней и пр. Привет! Как Ваше здоровье? И. Сталин» [668] . Тем, как Ежов выполнил зто поручение, Сталин остался доволен. «Хорошо, что Вы цепко взялись за дело и двинули его вперед», — писал он Ежову 10 сентября. Высказав свои замечания о проекте организации музея Ленина, Сталин добавил: «Теперь главное. Вам надо поскорее уходить в отпуск — в один из курортов СССР или за границу, как хотите, или как скажут врачи. Как можно скорее в отпуск, если не хотите, чтобы я поднял большой шум» [669] . Набравшийся в отпуске сил Ежов был брошен на подготовку судебных процессов над лидерами бывших оппозиций.

668

РГАСПИ. Ф. 671. On. 1. Д. 52. Л. 48.

669

Там же. Л. 72–76. 19 сентября 1935 г. Политбюро приняло решение о предоставлении Ежову с 1 октября двухмесячного отпуска и направлении его в сопровождении жены за границу для лечения. На эти цели было ассигновано 3 тыс. руб. в инвалюте. Рассылая постановление для голосования, Каганович сделал на проекте приписку: «Членам ПБ. От т. Сталина в письме к т. Ежову было указано о необходимости пойти ему в отпуск» (РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 163. Д. 1079. Л. 63).

Здесь повторилась ситуация начала 1935 г. Сталин использовал Ежова для проталкивания своей версии вопреки определенному противодействию руководства НКВД. Проведя массовые аресты среди бывших сторонников Троцкого, руководство НКВД предлагало предать их суду и расстрелять. Однако Сталин требовал сфабриковать дело об объединенном «троцкистско-зиновьевском центре», который якобы получал директивы о терроре против руководителей ВКП(б) из-за границы от Троцкого. В силу разных причин руководители НКВД отнеслись к этим планам сдержанно. Тогда подготовку дела взял в свои руки Ежов. Выполняя поручение Сталина, он фактически вступил в заговор против наркома внутренних НКВД Ягоды и его сторонников

с одним из заместителей Ягоды Я. С. Аграновым. Несколько месяцев спустя Агранов на совещании в НКВД сообщил подробности этой истории: «Ежов вызвал меня к себе на дачу. Надо сказать, что это свидание носило конспиративный характер. Ежов передал указание Сталина на ошибки, допускаемые следствием по делу троцкистского центра, и поручил принять меры, чтобы вскрыть троцкистский центр, выявить явно невскрытую террористическую банду и личную роль Троцкого в этом деле. Ежов поставил вопрос таким образом, что либо он сам созовет оперативное совещание, либо мне вмешаться в это дело. Указания Ежова были конкретны и дали правильную исходную нить к раскрытию дела» [670] .

670

Реабилитация. Полтитические процессы 30-50-х годов. С. 178–180.

Результатом этих усилий Сталина и Ежова был первый большой московский процесс по делу так называемого «объединенного троцкистско-зиновьевского центра» в августе 1936 г. Подсудимые Каменев, Зиновьев и другие бывшие оппозиционеры были расстреляны.

С энтузиазмом участвуя в подготовке фальшивого августовского процесса, Ежов все глубже вникал в чекистские дела. Пока трудно сказать, готовил ли Сталин Ежова на место Ягоды или собирался ограничиться игрой на противоречиях между ними. Однако в конце августа, на завершающем этапе суда над Каменевым и Зиновьевым произошли события, которые делали более вероятной замену Ягоды.

После того как Каменев и Зиновьев дали на суде показания о своих связях с «правыми» — Бухариным, Рыковым и Томским — и было официально объявлено, что эти показания начала расследовать прокуратура, М. П. Томский 22 августа 1936 г. покончил жизнь самоубийством. В своем предсмертном письме на имя Сталина Томский отрицал показания, прозвучавшие на процессе. «Я обращаюсь к тебе не только как к руководителю партии, но и как к старому боевому товарищу, и вот моя последняя просьба — не верь наглой клевете Зиновьева, никогда ни в какие блоки я с ними не входил, никаких заговоров против партии я не делал […]», — писал Томский Сталину [671] . Заканчивалось письмо неожиданным постскриптумом: «Если ты хочешь знать, кто те люди, которые толкали меня на путь правой оппозиции в мае 1928 года — спроси мою жену лично, только тогда она их назовет» [672] .

671

Там же. С. 244–245.

672

Родина. 1996. № 2. С. 92–93.

Приехавший на дачу Томского, где произошло самоубийство, начальник секретно-политического отдела НКВД Г. А. Молчанов получил это последнее письмо Томского. Однако людей, о которых шла речь в постскриптуме, жена Томского называть Молчанову отказалась. Письмо Томского было переправлено Сталину на юг. Одновременно Каганович и Орджоникидзе, остававшиеся «на хозяйстве» в Москве, послали Ежова на встречу с женой Томского. Ежову удалось узнать, что Томский имел в виду Ягоду, который якобы «играл очень активную роль в руководящей тройке правых, регулярно поставлял им материалы о положении в ЦК и всячески активизировал их выступления». Вернувшись в ЦК, Ежов доложил об этом ожидавшим его Кагановичу и Орджоникидзе. Сначала было решено, что Ежов должен поехать к Сталину на юг и лично доложить ему о текущих делах. Некоторое время спустя, возможно, после совета со Сталиным, Каганович поручил Ежову не ездить к Сталину, а составить письменный отчет.

Несколько черновиков этого документа, сохранившихся среди бумаг Ежова", свидетельствовали о том, как тщательно он работал над письмом. 9 сентября 1936 г. окончательный вариант письма был отправлен Сталину. Проинформировав об обстоятельствах самоубийства Томского и содержании его предсмертного заявления, Ежов значительную часть письма посвятил информации о выявлении новых организаций троцкистов и в связи с этим критиковал НКВД за плохую работу. Он сообщал об отсутствии успехов в поисках «военной линии» троцкистов, хотя «несомненно […] троцкисты в армии имеют еще кое-какие неразоблаченные кадры». Он сожалел, что связи троцкистов не удалось выявить и внутри НКВД, хотя обнаружены свидетельства о том, что сигналы о террористической деятельности троцкистов, зиновьевцев и их блоке, поступавшие в 1933–1934 гг., были проигнорированы чекистами. «Очень хотелось бы рассказать Вам о некоторых недостатках работы ЧК, которые долго терпеть нельзя. Без Вашего же вмешательства в это дело ничего не выйдет», — писал Ежов в заключение [673] .

673

Там же. Ф.558. Оп.11. Д.729. Л.90–92. Опубликовано: Петров Н., Янсен М. "Сталинский питомец" — Николай Ежов. М., 2008. С. 249–252.

Все это выглядело таким образом, как будто Ежов делал заявку на смену руководства НКВД. Однако, скорее всего, он просто хорошо знал настроения Сталина и подыгрывал им [674] . Тезис об опоздании НКВД с разоблачением заговора (тезис скорее сталинский, чем ежов-ский) через месяц появится в телеграмме Сталина с требованием сместить Ягоду и назначить Ежова наркомом внутренних дел.

О том, что не Ежову принадлежали основные сценарии организации террора свидетельствовала та часть подготовительных вариантов письма, в которой Ежов излагал свое видение дальнейшего разоблачения троцкистов и правых (Бухарина, Рыкова). «Лично я сомневаюсь в том, — писал Ежов, — что правые заключили прямой организационный блок с троцкистами и зиновьевцами. Троцкисты и зиновьевцы политически настолько были дискредитированы, что правые должны были бояться такого блока с ними». Он утверждал, что правые имели свою организацию, стояли на почве террора, знали о деятельности троцкистско-зиновьевского блока, но выжидали, желая воспользоваться результатами террора троцкистов в своих интересах. «Самым минимальным наказанием» для правых Ежов считал вывод их из ЦК и высылку на работу в отдаленные места. «Тут нужны Ваши твердые указания», — запрашивал Ежов Сталина. Что касается Пятакова, Радека и Сокольникова, Ежов писал, что он не сомневается в том, что они являются руководителями «контрреволюционной банды», однако понимает, что «новый процесс затевать вряд ли целесообразно». «Арест и наказание Радека и Пятакова вне суда, несомненно, просочатся в заграничную печать. Тем не менее, на это идти надо». Ежов докладывал, что выполнил поручение Сталина и организовал пересмотр списков всех арестованных по последним делам и по делам об убийстве Кирова на предмет вынесения новых приговоров. «Стрелять придется довольно внушительное количество. Лично я думаю, что на это надо пойти и раз навсегда покончить с этой мразью». «Понятно, что никаких процессов устраивать не надо. Все можно сделать в упрощенном порядке по закону от первого декабря и даже без формального заседания суда», — добавлял Ежов [675] .

674

14 сентября 1936 г. Ежов послал Сталину еще одно письмо с информацией о том, что в аппарате НКВД сознательно «замазывали» дела против троцкистов (РГАСПИ. Ф. 558. On. 11. Д. 729. Л. 86–89).

675

РГАСПИ. Ф. 671. On. 1. Д. 52. Л. 191–193. 266

Поделиться с друзьями: