Хозяйка бобового стебля

Женя смеётся, и с каждой секундой смех становится всё истеричнее.

— Прости… просто у тебя такое лицо. Нет, уже нет. Мне девятнадцать. Ты ничего не нарушил.

Сон с облегчением садится на своё место и от смущения, которое пытается скрыть, трёт шею.

— Да… Хорошо… Ты уже в возрасте. С виду, к слову, так и не скажешь, — улыбается он.

— В возрасте? — выпаливает она неожиданно для себя. — В смысле?

— Девятнадцать, это немало. Понимаю теперь, почему твоя мать так суетилась. Но и тебя понимаю тоже… Жених твой до тебя недотягивает всё же, пусть время у тебя и поджимает…

Женя молчит в ответ.

И Сон спохватывается.

— Прости! Не в своё дело лезу, я не хотел, Женя. Прости…

— Вообще-то у нас совершеннолетие в восемнадцать лет, — коротко бросает она и отворачивается.

— Почему так поздно? Ведь… времени остаётся довольно мало… — спрашивает он в недоумении. — Ты уверена, что в восемнадцать?

До Жени не сразу доходит его вопрос, потому что она… обиделась.

Вообще, нельзя сказать, что она не обидчивая по натуре, характер всегда был не сахар, но не из-за такой же ерунды!

И всё же неприятно доказывать, что она молода. Чертовски молода, надо заметить.

— У нас вообще и по сто лет живут. Это конечно долгожители, но всё-таки. В среднем, думаю, лет до восьмидесяти точно доживают.

— Это слишком много. Я видел одну старуху лет пятидесяти… Не поверю, что многие способны прожить дольше. Да и, как же дети? Я вот хочу детей, — произносит он так, словно это касается самой Жени, и смотрит на неё ещё более пристально и требовательно.

— Вот чего позвал сюда… — доходит до неё осуждающий шёпот лиса. — И не стыдно, чужую-то невесту…

— Да после тридцати можно и о детях думать, — пожимает она плечом, будто и не слыша слова Джека. — А тебе самому-то сколько?

Сон теряется.

— Я… Ну. Мне много. Чуть больше… — трёт ладонью шею и усмехается. — Чуть больше двадцати. На лет пять… Но это несколько иное. Понимаешь?

— Старик! Уу, какой древний старик! — смеётся Женя в ответ. — Да что с тобой говорить, всё равно сегодня-завтра помрёшь!

Но Сон веселья её не разделяет, смотрит строго и мрачно, с какой-то затаённой печалью.

— Да и работа такая, что могу… — соглашается он. — Правда, радует меня, что выгляжу всё ещё неплохо. А ты, давай-ка, ответь мне лучше ещё на один…

Договорить ему не даёт стук в дверь и лай собак.

Глава 21. Размышление о преступлении во избежание наказания

— Что ж такое? — тревожится он и поднимается из-за стола. — Сиди тихо, — бросает Жене и тут же скрывается в коридоре.

Какое-то время слышатся его шаги, затем секундная тишина, а после и скрип открывшейся двери и приглушённые голоса снаружи.

Псы замолкают, видимо, слушаясь команды своего хозяина. И будто успокоенный этим, из-под лавки выползает осмелевший, пусть и несколько взволнованный Джек.

— Как бы ни сдал нас никому… — косится он в сторону двери. — Что делать думаешь? А может, ну, через окно, да наутёк? Пока Карсон занят, а собаки на него отвлекаются.

Женя на несколько секунд рассматривает эту мысль, затем качает головой и хмурится.

— Нет, не выйдет. Он нас из-под земли достанет. Но доверять уже не будет. И вот тогда точно сдаст.

Джек коротко кивает.

— Тогда остаётся надеяться, что вы и правда просто мило побеседуете, выпьете чайку, и он отпустит нас… Но что-то мне это сказку напоминает. А в добрые чудеса я не особо верю.

Он шмыгает на этот раз под печь, когда снова раздаётся оглушительный лай собак, а там и хлопок входной двери.

Сон появляется на кухне сосредоточенный и мрачный. Зачёрпывает из ведра в кружку воды, выпивает её, рукавом утирает рот и какое-то время, молча, оглядывает Женю.

Страх холодной, колкой волной прокатывается от горла до пяток. И она… улыбается и заправляет за ухо тёмную прядь волос.

— Такой красивый. Что-то случилось?

Он вздыхает. Кажется, что вот-вот улыбнётся в ответ, но остаётся таким же собранным и задумчиво-серьёзным.

— Местные заходили, пропала ещё одна девочка… Мне нужно к её родным, а затем отправиться на поиски. Я думал… И решил, что тебе лучше остаться здесь. Я вернусь к вечеру. Тебя не должны видеть соседи. Веди себя тихо… Жди меня. Наш разговор не окончен. Всё поняла?

— Девочка? — Женя подступает к нему. — Конечно, но… У меня есть дела. Может, всё-таки я как-нибудь выйду, а мы встретимся позже?

Он качает головой.

— Нет… Мне хотелось бы тебя не оставлять здесь, но никак. А теперь мне нужно спешить, прости.

— Ладно.

Женя не смеет спорить, когда дело такое важное. Будет лучше, если этого предка Джека Потрошителя поймают как можно скорее.

— Тебе, может, какая-нибудь помощь нужна? По дому.

На этот раз Сон всё-таки усмехается, мягко и тепло до мурашек.

— Спасибо, но так и не придумаю с ходу… Я вернусь, — и на этом спешно покидает дом.

Джек выходит задумчивый, подметающий лисьим хвостом пол за собой, понурившись.

— И как теперь сбежать, когда там свора во дворе?

Женя подзывает его к себе и гладит по холке.

— Цветёшь и пахнешь, а шерсть-то такая мягкая…

Он скалится, ухмыляясь.

— А то! Ух, хитра, знаешь же, что сама мыла. Хвалится сидит, поглядите-ка на неё! — а сам принимается ластиться к ней, будто кот.

— Правду говорю! Думаешь, что нам не стоит его ждать?

— Я бы сбежал, — признаётся он без тени сомнения. — Причём, сбежал бы далеко… Как ты, то есть, выходит, как бы и не ты… планировала. Нет, подумай сама, ждать то чего? Его решения, вести тебя на суд или нет? Пф, ещё чего!

— Далеко? Хочешь навсегда лисом остаться? Нравится тебе? — чешет за ухом.

Джек замирает.

— Я… забыл, — выдыхает со страхом. — Забыл! И как мог только?! А что, если со временем я совсем олисусь? Э, ну, ты поняла, — кривится он. — Что, если… О нет, Женя, расколдуй меня скорее! Ведьма просила украсть что-то и ей принести. Давай отсюда что-то возьмём и сбежим к ней?

— Сбегать опасно. Что, если он разозлится и расскажет всей своей инквизиторской братии? Сколько их тут, как это работает?