Хозяйка Дома Риверсов

Так оно и было, и лучше бы Маргарита шла совсем одна, как это и подобает королеве. Стоило мне увидеть ее, как я это поняла. Однако Генрих велел ей идти рука об руку с герцогом Йоркским. Вероятно, он хотел показать всему свету их примирение и дружбу. Но ничего не получилось. Всем было ясно, что они остались непримиримыми врагами. Ни о какой доброй воле их поведение не свидетельствовало; было очевидно, что Маргарита — отважный игрок, принявший участие в смертельно опасной игре, что она отнюдь не королева мира, стоящая выше всех и всяческих фракций, но королева воюющая, и ее главный враг — герцог Йоркский. Из всех безумств, совершенных в тот день «всеобщего прощения и примирения», когда все — и мы с Ричардом в том числе — шествовали рука об руку друг с другом, это безумное распоряжение короля грозило наихудшими последствиями.

Вестминстерский дворец, Лондон, зима 1458 года

Мир, отмеченный «днем вселенской любви», длился всего восемь месяцев. Летом я оставила двор и произвела на свет очередного ребенка — дочку, которую мы назвали Кэтрин. Как только девочка достаточно окрепла и привыкла к кормилице, мы вновь покинули Графтон. Некоторое время мы гостили в Гроуби-Холле у нашей старшей дочери Элизабет, которая как раз родила второго сына.

— Как же семейство Греев должно благословлять тебя! — воскликнула я, склоняясь над колыбелью. — Еще один ребенок, да к тому же мальчик.

— Можно подумать, они действительно будут мне за это благодарны, — поморщилась она. — Своего Джона я очень люблю, но его мать… Она только и делает, что жалуется!

Я пожала плечами и предложила:

— Возможно, вам с Джоном пора перебраться в свой собственный дом? Хотя бы один из тех небольших особняков, которыми владеют Греи? Может, в Гроуби-Холле просто не хватает места для двух хозяек?

— А может, и мне следовало бы вместе с вами отправиться ко двору? — ответила Элизабет. — Я могла бы стать фрейлиной у королевы Маргариты и жить с тобой.

— В настоящее время двор не самое приятное и спокойное место, — заметила я, покачав головой. — Даже для фрейлин королевы. Мы с твоим отцом просто вынуждены туда вернуться, но я с ужасом думаю о том, с чем мне там придется столкнуться.

Когда мы прибыли в Лондон, двор прямо-таки жужжал от всевозможных слухов. Королева требовала от графа Уорика выполнить практически нереальную задачу — обеспечить полную безопасность движения английских судов в проливе; однако же командование крепостью Кале она поручила сыну Эдмунда Бофора, юному герцогу Сомерсету, а это семейство все йоркисты воспринимали как своих заклятых врагов.

В общем, Уорику предстояло решить весьма сложную проблему, а вознаграждение за проделанную работу отдать своему сопернику. Уорик, разумеется, отказался. И теперь, как и предупреждал мой муж Ричард, королева надеялась поймать его в ловушку, назвав изменником. В ноябре она публично уличила Уорика в пиратстве — в использовании своих кораблей вне порта Кале, — и парламент, объединившись с ее сторонниками, приказал графу явиться в Лондон и предстать перед судом. Уорик прибыл и гордо выразил желание самому себя защищать; этот храбрый молодой человек действительно умело противостоял им всем, боровшись в одиночку со многими своими врагами. Ричард, выйдя из зала заседаний, отыскал меня — поскольку я, естественно, поджидала его поблизости, — и рассказал, что Уорик громко выкрикивал в лицо судьям ответные обвинения, а потом заявил, что сама королева нарушила и предала соглашение, достигнутое в «день вселенской любви».

— Он был в ярости, — говорил Ричард, — обстановка в зале так накалена, что дело вполне может дойти до драки.

И как раз в этот миг раздался громкий удар по двери зала, где заседал совет. Ричард сразу прыгнул вперед и выхватил из ножен короткий меч, а свободной рукой прикрыл меня.

— Жакетта, ступай к королеве! — велел он.

Но выбежать из приемной я не успела: путь мне преградили люди с гербами герцога Бекингемского на воротниках; они вломились в двери с мечами наголо и мгновенно заполнили все пространство.

— Берегись! Сзади! — быстро шепнула я мужу.

Я отпрянула к стене, а эти люди двинулись на нас; Ричард поднял меч, намереваясь обороняться. Однако же на нас они даже не взглянули, а устремились в зал; охрана герцога Сомерсета в дверях оказывала им сопротивление, не пуская внутрь. Это вооруженное нападение было явно спланировано заранее. Двери зала совета были распахнуты настежь; оттуда с боем вырвался граф Уорик, окруженный своими людьми. Рубка началась уже и в зале совета, и теперь нападающие искали возможности прикончить Уорика. Ричард вдруг резко отступил назад, спиной притиснув меня к стене, и прошипел:

— Стой и молчи!

Уорик, размахивая мечом, точно боевым топором, храбро ринулся на врага; он колол и рубил, точно на поле брани, и его люди не отставали от него ни на шаг. Я видела, как один из них, нечаянно выронив меч, в ярости даже ногами затопал. А через упавших просто переступали, не пытаясь им помочь и стремясь во что бы то ни стало сохранить оборонительное кольцо вокруг своего предводителя: было совершенно очевидно, что эти люди готовы и умереть за него. Зал был слишком тесен для вооруженной схватки, противники налетали друг на друга и толкались. И вдруг Уорик, пригнув обнаженную голову, провозгласил: «За Уорика!» — это был его боевой клич — и бросился вперед. И его небольшой отряд, слившись в единое целое, пошел в атаку. Им вскоре действительно удалось прорваться; люди Сомерсета и Бекингема преследовали их, как гончие псы оленя. Где-то за дверями слышался топот ног и рев негодования — это королевская стража хватала и удерживала людей Бекингема.

Ричард отступил от стены, взял меня за руку, поставил перед собой и убрал меч в ножны.

— Я не сделал тебе больно, дорогая? — спросил он. — Прости, но я был вынужден так грубо поступить.

— Нет, все хорошо… — Я задыхалась от пережитого потрясения. — Но что это было? Что происходит?

— Полагаю, это была задумка нашей королевы; это она послала двух герцогов закончить то, что начали их отцы. В общем, перемирие закончено. И конец ему, видимо, положил именно Уорик, обнажив меч в пределах королевского дворца. Теперь он, наверное, сбежит обратно в Кале. Короче, здесь пахнет предательством и изменой, и нам, пожалуй, надо отправиться к королеве и выяснить, что ей самой об этом известно.

Когда мы добрались до покоев Маргариты, дверь в ее личные апартаменты была закрыта, а фрейлины собрались в приемной и, разумеется, вовсю сплетничали. Они кинулись было к нам с вопросами, однако я отмела их в сторону и постучалась, громко назвав себя. Маргарита из-за двери разрешила нам с Ричардом войти, и я обнаружила, что молодой герцог Сомерсет уже там и что-то нашептывает ей на ушко.

Увидев мое потрясенное лицо, она бросилась ко мне.

— Жакетта, неужели вы тоже там были? Вы не ранены?

— Ваша милость, на графа Уорика было совершено нападение прямо в зале совета, — решительно сообщила я. — И совершили его люди с гербами Бекингема и Сомерсета.

— Но не я, — дерзко, как мальчишка, вставил двадцатидвухлетний герцог.

— Зато ваши люди и по вашей команде, — вмешался мой муж, стараясь говорить ровным тоном. — Это противозаконно — обнажать меч в пределах королевского дворца. — Он повернулся к королеве: — Ваша милость, все думают, что это было сделано по вашему приказу. Что в зале совета было совершено в высшей степени вероломное нападение. Что это чистой воды предательство. Ведь считается, что примирение было достигнуто. И вы дали свое королевское слово. Это бесчестно. Уорик станет жаловаться и будет совершенно прав.