Хозяйка Дома Риверсов

— Любимая моя, — сказал он, оторвавшись от моих губ и слегка задыхаясь, — по-моему, мы не виделись целую вечность. Я даже стал бояться, что ты совсем забудешь меня.

— Мне тебя так не хватало, — прошептала я.

Щеки мои были мокры от слез, и он поцелуями осушал их со словами:

— Мне тебя тоже! Боже мой, временами мне казалось, что я никогда больше не увижу родного дома!

— Но теперь ты наконец свободен? Тебе больше не нужно туда возвращаться?

— Да, теперь я свободен. Уорик на все посты поставил своих людей. Надеюсь — Господь тому свидетель! — что я никогда в жизни больше не увижу Кале. В последнее время там было просто ужасно. Знаешь, Жакетта, у меня такое ощущение, будто нас всех долго держали в клетке. Да уж, обстановка была крайне неопределенная. Герцог Бургундский то и дело пытался штурмовать крепость, то и дело совершал налеты на Кале; да и король Франции частенько нам угрожал. Мы были постоянно напряжены, опасаясь вторжения йоркистов, прибывших из Англии. Сам же Кале находился на грани полного разорения. Да и в гарнизоне были сильны мятежные настроения. Но разве можно винить за это несчастных солдат? А хуже всего то, что я никогда не был уверен, как мне следует поступить в каждом конкретном случае, как было бы лучше для всех! Я ведь почти ничего не знал о том, что творится в Англии. И совсем ничего не знал о тебе и о детях. Я не знал даже, благополучно ли ты разрешилась от бремени…

— Я все время тебе писала, — заметила я. — Все время. Я догадывалась, конечно, что тебе мои письма не доставляют. И, кстати, далеко не все соглашались передать тебе мое письмо. Но я все равно посылала и письма, и фрукты, и даже бочонок соленой свинины! Ты получил его?

Он покачал головой.

— Ничего я не получил! А мне так отчаянно хотелось услышать от тебя хоть одно доброе слово! И тебе, бедняжке, пришлось со всем справляться в одиночку. А тут еще и наш малыш родился…

— Его зовут Эдвард, — гордо сообщила я.

Жестом я велела кормилице подойти к нам. Я взяла у нее мальчика и передала его Ричарду. Эдвард открыл свои синие глазенки и мрачно посмотрел на отца.

— Здоров ли он, хорошо ли растет?

— О да! И все остальные тоже здоровы.

Наши дети, толкаясь, уже высыпали на крыльцо; мальчики кланялись отцу, стащив с голов шапки, а девочки просто бросились к нему на грудь. Ричард упал перед ними на колени и, широко раскинув руки, обнял всех разом, с нежностью их целуя.

— Слава Богу, наконец-то я дома! — выдохнул он со слезами на глазах. — Слава Богу, я благополучно сюда добрался и могу обнять жену и детей!

В ту ночь в постели я вдруг застеснялась: мне было страшно, что муж заметит, как сильно я переменилась за этот год. Очередные роды не прошли даром — мои бедра раздались, талия стала еще шире. Но Ричард холил и лелеял меня и любил по-прежнему, словно был тем самым молодым оруженосцем герцога Бедфорда, а я — его юной госпожой.

— Точно игра на лютне, — прошептал он и тихонько рассмеялся. — Всегда мне вспоминается одно и то же, когда твои руки меня касаются. Память может порой подшутить над нами, но тело-то помнит!

— И что, много хороших мелодий сыграно на этой старой лютне? — спросила я с притворной обидой.

— Когда найдешь такого отличного музыканта, как ты, то станешь беречь его как зеницу ока, — ласково пошутил он. — Я ведь с самого первого раза, как только тебя увидел, понял: вот та женщина, которая будет мне желанна всю жизнь.

И он, уложив мою голову на свое теплое плечо, крепко уснул, по-прежнему меня обнимая.

Вскоре я тоже уснула — нырнула в сон, точно русалка в темную воду, — но среди ночи что-то разбудило меня. Сначала я подумала, что проснулся кто-то из детей, и, сбросив с себя остатки сна, выбралась из-под одеяла. Потом села на краешек кровати и прислушалась. Но в доме было тихо, лишь потрескивали половицы, да шумел ветер за открытым окном. Наш дом мирно спал, словно чувствуя наконец присутствие хозяина. Я вышла в соседнюю комнату, открыла окно и настежь распахнула деревянные ставни. Летнее небо было темно-синим, точно шелковая лента, и луна была почти полная, похожая на толстого серебристого тюленя; она уже почти закатилась за горизонт. А на востоке в небесах разливался яркий свет — низко над землей пылала полоса, формой напоминавшая изогнутую саблю, и эта «сабля» острием своим указывала в самое сердце Англии, в ее Центральные графства, где, как я знала, Маргарита собирает и вооружает армию, готовясь к атаке на Йорков. Я не могла оторвать глаз от летящей по небу кометы; она была не белой и бледной, как луна, а желтой, даже золотистой — настоящая позолоченная сабля, нацеленная в самое сердце страны! И у меня не осталось никаких сомнений: грядет война, а значит, Ричард, как всегда, окажется в первых рядах, как и другие мужчины моей семьи — Джон Грей, муж Элизабет, и мой родной сын Энтони. Мне будет за кого тревожиться. А сколько еще сыновей будут призваны в действующую армию или вырастут в воюющей стране! На мгновение я вспомнила о юном сыне герцога Йоркского, которого видела тогда в Вестминстере, о юном Эдуарде. Это был такой красивый мальчик! Но отец, несомненно, возьмет его с собой, и его жизнь тоже подвергнется риску. Эта страшная комета висела в небесах над всеми нами, точно дамоклов меч. Я долго смотрела на нее, на эту летящую звезду, и думала о том, что ее стоило бы назвать «Рождающей вдов». Наконец я закрыла ставни, вернулась в постель и уснула.

Замок Кенилуорт, Уорикшир, лето 1457 года

Мы с Ричардом присоединились ко двору, когда тот пребывал в самом любимом замке Маргариты: в Кенилуорте. Подъехав ближе, я с ужасом обнаружила, что замок подготовлен к осаде, как мне и предсказывала комета, промелькнувшая в ночном небе. Из-за зубчатых краев тщательно отремонтированных стен выглядывали пушки. Подвесной мост в данный момент опустили, но было видно, что цепи его прочны и отлично смазаны, и мост в любую минуту могут поднять. Решетка на воротах — сейчас поднятая — была прочной и сверкала у верхнего края арки, готовая упасть, как только отдадут соответствующую команду. А в доме было так много ловких и сообразительных слуг, что становилось ясно: Маргарита здесь в своей вооруженной крепости, а не в пышном загородном имении.

— Она готовится к войне, — мрачно изрек мой муж. — Неужели она полагает, что Ричард Йорк осмелится напасть на короля?

Мы явились в королевскую приемную, едва успев смыть с себя дорожную пыль, и застали там не только Маргариту, но и самого короля. Я сразу заметила, что Генриху опять стало хуже; руки у него тряслись, как и голова, точнее, он потряхивал головой, будто отгоняя собственные мысли, как назойливых мух. Кажется, его немного знобило; он походил на испуганную левретку, которой хочется либо забиться в темный угол, либо завалиться в траву где-нибудь на лугу, лишь бы никто ее не тревожил, не обращал на нее внимания. На короля просто невозможно было смотреть спокойно: мне все время хотелось обнять его за плечи, чтобы он наконец перестал дрожать.

Маргарита подняла голову и когда увидела меня, лицо ее вспыхнуло от радости. Она тут же громко обратилась к королю:

— Ах, милорд, сколько у нас друзей! Вот и Жакетта приехала — вы ведь помните леди Риверс, вдовствующую герцогиню Бедфорд, нашего дорогого друга? Вы помните ее первого мужа, вашего дядю Джона Бедфорда? А сейчас с нею рядом ее второй муж, наш добрый лорд Риверс, который так долго удерживал для нас Кале, когда этот отвратительный герцог Йоркский пытался его отнять у нас.

Генрих посмотрел на меня, однако в его лице не было ни намека на узнавание; взгляд его оставался рассеянным и несчастным, как у ребенка, заблудившегося в лесу. Он казался, пожалуй, еще моложе, чем прежде; и будто все, что он успел узнать об этом мире, было им позабыто; в его глазах так и светилась детская невинность. Ричард у меня за спиной тихонько охнул, не сдержав своего изумления. Он был явно потрясен видом короля, хотя я заранее, и не один раз, предупреждала, что тот очень изменился. Видно, мой муж никак не ожидал, что наш король снова превратится в принца, в мальчика, в младенца.

— Ваша милость, — с этими словами я склонилась перед королем в реверансе.

— Вот и Жакетта подтвердит, что герцог Йоркский — наш враг, и мы должны готовиться к войне с ним, — заявила королева. — Жакетта подтвердит, что с нашей стороны все готово, и мы непременно победим. Жакетта по первому моему повелению принесет вам весть о том, что Йорк уничтожен и все наши беды остались позади. А он должен быть уничтожен, он наш враг!

— А, так он француз? — спросил король голосом маленького мальчика.

— Боже мой, — тихо пробормотал Ричард.

Я заметила, как королева прикусила губу, с трудом сдерживая раздражение.

— Нет, — спокойно произнесла она. — Он предатель.

Этот ответ на какое-то время вполне удовлетворил короля, и он уточнил:

— А как его зовут?

— Герцог Ричард Йоркский.

— По-моему, кто-то говорил мне, что предателем является герцог Сомерсет, и теперь его заперли в Тауэре.

Столь неожиданное упоминание об Эдмунде Бофоре, да еще из уст самого короля, оказалось для Маргариты чрезвычайно болезненным. Я заметила, как сильно она побледнела. Она быстро отвернулась, однако ей потребовалось всего несколько секунд, чтобы вновь овладеть собой. Судя по всему, за это лето в ней весьма окрепли решимость и мужество; собственно, она сама воспитала в себе эти качества, сама выковала из себя могущественную, властную женщину. Она всегда обладала железной волей, а теперь, когда король был так болен и страна охвачена мятежами, ей пришлось найти в себе силы, чтобы стать истинной защитницей своего мужа и самостоятельно править королевством.