Хозяйка колодца

– Хочу посмотреть. Убедиться.

– Обязательно ночью? То есть я хотел сказать, что ночью мы мало что сможем разглядеть. Если вам так уж хочется, то можно прийти утром. Хотя, сказать по правде, я не слишком хорошо понимаю, что интересного в пустом колодце.

– Я могу пойти одна, – бросила она, не оборачиваясь, – если вы боитесь.

– Кто боится?! – в один голос спросили Морган с Сотником.

– Мы, барышня, ничего не боимся. – Морган поймал ее за руку. – И раз уж вам взбрело в голову прогуляться посреди ночи к колодцу, то, так уж и быть, мы вас проводим.

– Меня не нужно провожать, я могу сама… – Она не договорила, замерла, до боли в пальцах сжав кулаки. – Вы ее видите? – сказала шепотом.

– Кого? – также шепотом спросил Сотник.

– Женщину. – А это уже Морган, спокойный, чуть насмешливый. Бесстрашный.

Серый, едва различимый силуэт был почти незаметен в темноте. Почему все они разом решили, что это женщина? Марьяна не знала, но неуемное любопытство и еще кое-что, в чем она боялась признаться самой себе, гнало ее вперед, к медленно отступающей в глубь сада фигуре.

– Подожди! – Морган не слишком вежливо дернул ее за руку. – Не так быстро. Еще свалишься куда.

– Я не свалюсь. – Она высвободилась. – Это возле колодца. Как раз того колодца, про который вы говорили.

– Значит, нас кто-то уже опередил, – буркнул Сотник.

– И я даже догадываюсь кто, – сказал Морган. – Слышите?

Из темноты доносилось едва различимое пение. Кажется, пение.

– Это дурочка, – Сотник вздохнул, как показалось Марьяне, с облегчением. – Ну, та, которая с коровой.

– Хаврошечка? – Марьяна остановилась.

– Не знаю, Хаврошечка она там или еще кто, но дамочка с явным приветом. С приветом и черной коровой, – добавил Сотник. – Грузила нас с Морганом сегодня у колодца, несла какую-то ахинею про то, что мы разбудили воду.

– Что вы разбудили? – Марьяна прищурилась, всматриваясь в темноту. Теперь женский силуэт был едва заметен, но голос… Голос, кажется, становился все отчетливее. Вот только был ли это голос Хаврошечки?

– Воду в колодце. Морган ее разбудил, когда сбросил в колодец ведро. А что за имя такое дурацкое – Хаврошечка?

– Это не имя, это прозвище. – Марьяна ускорила шаг. – Она живет при больнице, слабоумная, но безобидная. Помогает иногда на кухне, но большей частью пропадает в саду со своей коровой. Наверное, из-за коровы ее так и прозвали. Сказка такая есть «Крошечка-Хаврошечка». Помните?

– Очень смутно, – признался Морган. Он поравнялся с Марьяной и теперь шел рядом. На узкой тропинке места было мало и одному, так что ему приходилось брести по колено во влажной от росы траве. – Это колыбельная, мне кажется, – сказал он, понизив голос.

Да, теперь и Марьяна отчетливо это слышала – колыбельная. Слов не разобрать, но мелодия такая… однозначная, грустная и призывная одновременно. Кто-то там, в темноте, пел колыбельную. В самом деле Хаврошечка?..

– Далеко? – спросил Морган.

– Что?

– Твой колодец.

– Он не мой. Мы почти пришли.

Темнота вдруг изменилась. К звукам колыбельной добавился еще один, странный, непонятный звук.

Ветер. Ветер, которого раньше не было…

И старые деревья, со стоном скребущие вислыми ветвями землю…

А еще стук. Размеренное, гулкое «бом-бом». Как удары колокола…

– Что это? – Впервые Марьяне расхотелось идти вперед, узнавать, кто там, в темноте. Что там…

– Ведро, – совершенно спокойным, даже каким-то будничным тоном сказал Морган. – Мы уже слышали это днем. Ведро бьется о стенки колодца.

Ведро бьется о стенки колодца… а она подумала бог весть что. Почти поверила во всю эту чушь…

– А вот, кажется, и наша Хаврошечка. – Сотник поравнялся с ними и встал по левую руку от Марьяны.

Серая тень. Едва различимая в мутном свете луны. Точно женщина, вот только какая?

Стоит у колодца, опершись руками на край, смотрит вниз. И голос ее теперь усилен эхом. Красивый. Невыносимо красивый…

– Эй, уважаемая! – Сотник стоит на месте, и по его грубому, простоватому лицу видно – идти туда, к колодцу, ему не хочется. Так же, как и ей самой. – Уважаемая, а что это вы на ночь глядя делаете в таком глухом месте? И где ваша…

Он хотел сказать «корова» – Марьяна это поняла каким-то обострившимся внутренним чутьем, – но не сказал, замер с открытым ртом.

Женщина, серый силуэт на фоне темноты, словно их и не слышала. А может, и не слышала. Женщина была занята чем-то очень важным, чем-то, что не позволяло ей отвлекаться на такие пустяки.

Скрежет веток о землю, развевающиеся по ветру серые одежды – и вот она уже не возле колодца, а на самом его краю. Стоит, балансируя, как канатоходец, пошатываясь, то ли от ветра, то ли от слабости, раскинув в стороны руки.

– Эй! Ты что надумала?! Стой, погоди! – Морган бросается вперед, забыв отпустить руку Марьяны, силой волоча ее за собой. – Осторожно!

Они бегут в непроглядной темноте. Трава оплетает их ноги, не пускает. Ветки деревьев, те самые, что скребли землю, стремятся ухватить за волосы, не подпустить к колодцу, к женщине, балансирующей на его краю.

– Охренеть… – Сотник задыхается от быстрого бега. И боится. Теперь, когда все чувства обострены до предела, Марьяна ощущает их страх, как свой. – Морган, мы не успеем.

…И они не успели.

Песня, колыбельная, которая не может успокоить и усыпить, которая может лишь одно – приблизить к смерти, затихает, обрывается на самой высокой ноте. Тонкие руки безвольно опускаются. Ветра больше нет, а есть тишина. И набатный бой, доносящийся из недр старого колодца.

Бом…

Бом…

Бом…

Прежде чем прыгнуть в колодец, навсегда попрощаться с этим миром, женщина оборачивается, смотрит на Марьяну.

Ее лицо… Вспышка света в кромешной темноте. Такая яркая, что больно смотреть и больно жить.