Хозяйка корней

Жучки да обычные сорнячки – полбеды. Но на грядки норовят пролезть еще сорняки особой пакостности, косящие под съедобные травы-овощи. И если их проглядеть, будет большая подляна потребителю продукции. О самом опасном растительном хитреце бабушка Му предупредила сразу.

– Будешь собирать пурпурный салат – всегда высматривай морозцу. Она тоже красная, только лист салатный-та – округлый, как твой язык. А лист морозцы – на конце-та мыском остреньким. Даже одна морозца в корзину салата попала – считай-та, нет корзины, есть тумаки.

– Она ядовитая? – со вздохом спросила я, уныло вглядываясь в два по виду совершенно одинаковых листочка. Где тут у них язык, где мысок… черти их разберут.

– Хуже! Ядовиту травку блевануть можно. А морозца желудок сводит, коль цельный лист попал. Он и во рту напакостит, но не сразу, до десяти сосчитать успеешь, прежде чем почуешь. На вкус-то салатка и салатка. И сглотнешь ненароком. – Бабка вошла в раж и красочно продемонстрировала мне судороги задыхающегося едока. С хрипами и конвульсиями, очень натурально. И удовлетворенно подытожила: – Бывалоча, вусмерть задыхались. Ты, Лиль, не боись, он только в нутре смертелен. Поживешь с мое, будешь морозцу от салата вслепу отметать. Пока же, коль в сумнении, оторви кусок с ноготок – да в рот. И пожуй маленько, до десятка посчитай. Салат сладок, вкусен, а морозца сначала под него кажется, а потом язык-та и сведет. Сразу плюй, и тогда нету вреда тебе, так, во рту противица, да ненадолго. Так и проверяй.

– Настоящий огородник – тот, кто выдаст телегу салата без единой морозцы, – заметил Игги. Явно сам не очень рад тому, что судьба определила в огородники.

Вот радость, вот счастье! Мне с этим пурпурным салатом работать не только пальцами-глазами, но и языком? Но делать нечего. Отрывала кусочки от каждого подозрительного листа.

И скоро выявила гада! Язык одеревенел. Правда, минут на пятнадцать. И так было до вечера раза три.

Мне даже стало интересно. Чуть увеличивала дозы – тогда хоть зубы рви. Срок тот же, минут пятнадцать-двадцать. Не полчаса даже. Наесться такой травы – спазм пищевода, а то и дыхательных путей «вусмерть». А мини-доза – местная анестезия ротовой полости. Неужто здешние эскулапы этого не понимают?

Осторожно спросила бабушку Му – не покупают ли местные медики морозцу у огородников. Му замахала лапками:

– Да кто ж такую дрянь купит? Зачем она? Все знают, что морозца – трава ядовитая, нет в ней другого смысла, как пурпурный салат портить, а он-та дорогущий, только самым богатым по карману. А они за морозцу в тарелке и голову оторвут. Нашла – так и вырвала с корнем, от греха. И не трать на глупости время, огородником не станешь!

Я не хочу стать огородником! У меня кожа не зеленая, как у Игги или бабушки Му. Я врач. Я умею многое, но не умею по двенадцать часов гнуть спину в гуще сорняков и попутно отбиваться от всякой мерзкой кровососущей гадости и отличать коварный лист от съедобного. Думай, Лилька, думай… а пока не придумала… рви… чертовы… сорняки! А то кормить не будут. А морозцу эту мы разъясним… попозже.

От такой жизни за три дня я малость одеревенела, зазеленела и чуть не пустила корни. Поэтому при словах Игги о том, что сегодня идем в город трогать камень, поскольку жмот по имени Хммм выдал, наконец, по монетке на брата, я обрадовалась. Даже не спросила, что за камень и зачем его трогать. И при чем тут деньги.

– Мы пойдем на рынок и потрогаем краеугольный камень, – пока я умывалась, Игги охотно и обстоятельно начал разъяснения. – Чтобы камень поставил первый лист на твою ладонь, ему надо дать один цинь, циньку. Этим ты подтвердишь, что собираешься не просто жить в городе, но это… как его… – Зеленокожий мальчишка завел глаза к потолку и процитировал: – Будешь полезным членом общины. То есть денег себе заработаешь и налогов дашь, – пояснил он тут же, сбиваясь с пафосного тона. – Нам ух как повезло, что старый ошейник сняли, а новый-то надеть и не успели. Раб в ошейнике не может коснуться камня, его молнией стукнет, вот так: бабах! И сразу стража, стража! Донесут хозяину, тот будет платить штраф, а потом с тебя шкуру спустит. Я пробовал, – бесхитростно закончил он и вздохнул, передернув плечами. – Не понравилось. Больно.

– Так, погоди. – Я наскоро, пятерней, причесала волосы и в который раз порадовалась практичной стрижке. Как раз незадолго до попадания ходила в парикмахерскую, теперь волосы в глаза не лезут, особенно если их косынкой повязать, да и в уходе без лишних сложностей. – Так, погоди… Почему тогда все те, что живут в Ничейных кварталах без ошейника, не ходят к камню?

– А где ж им денег взять? – удивился Игги. – Они ж за еду если где подработают – и то рады. Ты что думала, такие огородники, как мы, – тут он приосанился, – по помойкам шоркаются? Держи мошну шире! Коли у тебя умение нужное в руках – не пропадешь. Хотя… тут еще знакомства важны. Вот мы, например.

– Вы? – Я сделала заинтересованный вид, поощряя пацана к дальнейшему рассказу. А то пока грядки полола, как-то не было времени подробности о мире узнавать.

– Мы. Конечно, пока в ошейниках – думать нечего было о свободе, – тут Игги помрачнел от воспоминаний. – Но нам повезло. За те два года, что мы в поместье господина Веришея прожили, полгорода знакомых-то появилось. И многие знали, что огородники мы с ба не из последних. Так бы кого из ничейки и пустили на грядки без рекомендации. Да еще б жалование дали, хотя и маленькое, да настоящее. Вот, три монеты на троих у нас есть – пойдем, камню заплатим и уже не совсем безнадеги бесправные будем, а как бы эти… кандидаты. В полезные граждане.

Тут пришла бабушка Му и велела нам браться за корзинки да и топать, а то свободные-то полдня наши пройдут без толку. А нам надо еще те капустананасы, что хозяин выбраковал, успеть на мясо обменять, чтоб, значит, похлебку сварить. На одной траве долго не протянем.

На рынок, хм… А вдруг я там краем глаза давешнего эльфа увижу? Нет, я вовсе не влюбилась. Просто после агрокаторги мне было бы приятно посмотреть на что-то красивое.

Глава 13

Лимеас из клана Остролиста:

Со времен учреждения моего поста я семнадцатый начальник стражи Города. Не сомневаюсь, что первый из семнадцати, который идет со своим подчиненным в Цирюльный ряд, избавить означенного подчиненного от боли.

Не думаю, что кто-нибудь удивится. Я Отступник, я всё делаю по-своему.

Проблема у Флесса серьезная. Я выяснил, что Нинна не просто приболела. Ребенок серьезно отравился. Или случайно, или кто-то захотел до отца дотянуться. С этим мы еще разберемся… да. До меня, к счастью, дотянуться могут только свои, причем только через мать.

Пока мой помощник был в отъезде, его жена Аини дважды меняла целителей, два раза девочке становилось получше… на полчаса, чтобы жулики успели получить расчет и сбежать. На третий раз Флесс вернулся вовремя, пинками выгнал очередного шарлатана из дома, а потом успокоил рыдающую жену, пришел в канцелярию, выбил жалованье за полгода вперед, занял у меня еще примерно столько же и пригласил-таки кланового мага. Слава остролисту, Нинна пошла на поправку, но мой друг остался без денег. И как назло, буквально на следующее утро после облавы один из вампирских клыков, давняя его проблема, задал ему такого жару, что Флесс ходил зеленый, словно труп. И молча терпел, пока я не грохнул кулаком по столу, вызвав неудовольствие спящей среди папок с документами Тишины.

Теперь вместе едем в Цирюльный ряд, лечить самого Флесса. К самым главным мошенникам этой части рынка – базарным зубодерам.

Какой-нибудь мудрец подумает: нарочно эльф-начальник гуляет с вампиром-подчиненным, чтобы показать – между двумя самыми сильными кланами Города вражды нет. Пусть думает, я не против.

Экипаж въезжает в Цирюльный ряд. В притоне мошенников шумно, как в таверне, только драки нет. Э… есть!

Лилька:

Овощи и полезные травы на огороде – собственность хозяина, кто бы спорил. Но на то мы и огородники… в смысле бабуля Му – огородница, каких поискать. У нас корзина с ценными сорняками, вполне годными для обмена на что-то съедобное, но не растительное. Травка, с которой самая острая еда войдет в желудок без вреда. Листья, чтобы пожевать и не заснуть. И десяток листиков той самой коварной морозцы, взятой по моей инициативе. Хотя кому его продать – никто не сообразил пока.