Хозяйка расцветающего поместья
Шрифт:
— Рад вас видеть, Мария Алексеевна, — опередил меня Виктор.
Я тоже улыбнулась женщине. Хотя по лицу ей можно было дать не меньше шестидесяти, назвать ее старухой не поворачивался язык — столько жизнелюбия и энергии в ней было.
— А я тебя нет, князь. — Она погрозила Виктору пальцем. — Почто жену свою в деревне заточил почти на весь сезон?
Мне стало интересно, как выкрутится муж, но женщина не стала ждать его ответа.
— Говорила я тебе, видели глазки, что покупали. Не нравится, что жена резва не в меру, так взял бы какую старую деву. А то женился на жар-птице и удивляется, что она не ведет себя как курица. — Она обернулась
— Вы ему свечку, что ли, держали? — не выдержала я. Но почему-то обижаться на такое бесцеремонное вмешательство в личную жизнь не хотелось.
— Уж поверь мне, я трех мужей схоронила, а уж сколько… — Она хмыкнула, не договорив.
— Шутиха старая, — прошипели из ложи Ольги.
— Не любо — не слушай, а врать не мешай! — отрезала Мария Алексеевна. — Я, может, и шутиха, да в крестьянские шапки не ряжусь. — Она снова обратилась ко мне.
— Так вот, ежели ты хотела мужа ревностью подразнить, чтобы он больше тебя ценил, то только хуже сделала. Князь твой из тех, что, раз кого разглядев, в сторону и не посмотрит, но и себе цену знает. Ну да, я вижу, ты сама это поняла. Больше уж так не глупи.
Может быть, она хотела сказать что-то еще, но тут начал открываться занавес и все захлопали, а на балконе, где толпилась публика попроще, затопали ногами и засвистели. К моему удивлению, свет не погас. Я огляделась и в который раз обругала себя за привычки своего времени. Это электрические лампы можно притушить, лишь повернув выключатель, а в здоровенных люстрах на десятки свечей каждую свечку нужно гасить специальным колпаком на длинной палке. А в антракте как-то снова зажигать.
Я обратила внимание на сцену, однако происходящее быстро мне надоело. Пьеса сама по себе была хороша, но исполнение навевало мысли об утреннике в детском саду. Или, если быть чуть более справедливой, о театре кабуки, где смысл не в мастерстве перевоплощения актеров, а в символах, каждое слово и каждый жест выверены — и абсолютно ненатуральны. Актеры заламывали руки, громко восклицали, герой и героиня, признаваясь друг другу в любви, рухнули на колени, приведя зал в полный восторг.
— Ты, кажется, скучаешь, — шепнул мне на ухо Виктор.
Я смущенно улыбнулась.
— Ты не мог бы достать мне текст этой пьесы? Мой внутренний голос бесится, когда читает не он.
Что ответил муж, я не услышала: все захлопали, кто-то закричал, и актриса тут же начала повторять трогательный монолог. От скуки я опять стала разглядывать людей и вздрогнула, обнаружив в ложе напротив Стрельцова, который сверлил взглядом не то меня, не то Виктора.
Заметив, что я его увидела, граф с улыбкой поклонился мне и вышел из ложи. Все снова захлопали, начался антракт.
— Я все же схожу за мороженым, — заговорил было Виктор, но, прежде чем он успел встать, в ложу зашел исправник.
— Княгиня, вы очаровательны.
Они с Виктором обменялись парой ничего не значащих фраз, потом Стрельцов сказал:
— Я послал вам записку, но, увидев здесь, не удержался и решил лично попросить вас завтра заглянуть ко мне в присутствие. Ваша затея удалась.
— Поймали! — ахнула я. — Кто он?
Глава 10
— Не стоит портить представление делами, — встрял Виктор, и я сообразила, что каждое наше слово слышно в соседних ложах, а завтра будет известно всему городу. Что будут судачить
про «крестьянскую шапку» — не мои проблемы, а вот о том, что посторонние шастают в моем поместье по ночам, кому попало знать не обязательно.— Да, прошу прощения, — согласился Стрельцов.
То есть как это «прошу прощения»? А мне до утра умирать от любопытства, гадая, кого они там изловили?
— Я устала и хочу домой! — произнесла я тоном капризной девочки.
— Не правда ли, красоту этой пьесы способен оценить не каждый? — обратилась к своему спутнику Оленька из соседней ложи. Что он ответил, я не стала слушать, потому что Стрельцов заговорщицки улыбнулся Виктору.
— В самом деле, здесь становится душно, даже у меня, здорового мужчины, затылок ломит, а княгиня так недавно тяжело болела.
Вообще-то я давно была здорова как конь, точнее, кобыла, но говорить это вслух явно не стоило.
— Действительно, душно, — согласился Виктор. — Пожалуй, мы и правда поедем домой.
— Я тоже. Пойду попрошу придверника поймать для меня извозчика.
— Кирилл Аркадьевич, если вы оставляете выезд своим родственникам, можете воспользоваться нашей каретой, — улыбнулся Виктор.
— Если я вас не стесню…
— Нисколько. Настенька…
— Мы с мужем будем очень рады вашему обществу, — прощебетала я.
По дороге к выходу Виктору и Стрельцову пришлось то и дело останавливаться, кланяясь знакомым. Почему-то дам в коридоре я почти не увидела, только несколько пар, как и мы, покидали спектакль. Видимо, женщинам было неприлично выходить из ложи во время антракта, не просто же так Виктор сам собирался сходить в буфет за мороженым для меня.
Мы подождали немного в холле, пока придверник кликнет наших слуг с верхней одеждой. Наконец мы втроем устроились в карете. Виктор рядом со мной, исправник — напротив, спиной по ходу движения.
— Кого же вы изловили? — поинтересовался Виктор, когда карета тронулась.
— Обещайте, что не будете с ним стреляться, — вместо ответа попросил урядник.
— Зайков, — прошипел муж.
— Как Зайков? — оторопела я.
Я была уверена, что «домовой» — доктор. Зайков, высокий и широкоплечий, не укладывался у меня в образ ночного вора.
Хотя ведь я могла уже и сама себя запутать: видела человека один раз, несколько недель, а то и месяц назад, в полутьме.
— Зайков, — подтвердил исправник.
— И утверждает, что приехал потому, что моя жена назначила ему свидание.
Я проглотила ругательство.
— Именно, — кивнул Стрельцов. — Заявление это — очевидная глупость, но…
— Представляю, что начнется, когда он предстанет перед судом. Нет, раньше, когда вернется домой и станет жаловаться направо и налево.
— В смысле, вернется домой? — снова не поняла я. — Разве он не будет сидеть до суда?
Стрельцов пояснил:
— Ничего не украдено, жертв нет, объяснение вполне правдоподобное.
— Но я не…
— Вы это знаете, я вам верю, и Виктор Александрович, надеюсь, тоже. Но, само собой разумеется, вы стали бы все отрицать, даже если бы действительно назначили ему свидание и решили на него не являться. Крестьянину проникновение в дом, конечно, с рук бы не сошло. Но Зайков — дворянин. Завтра придется выпустить его под домашний арест. До суда.
Гуманисты бы сказали, что это замечательно. Но я никогда не отличалась особой гуманностью по отношению к типам, которые не умеют держать хватательные и совательные конечности при себе.