Хозяйка собственного поместья

Может, потому и проснулось благословение.

Что-то мягкое прижалось к моей ноге, заурчало. Мотя. Как же без помощника. Я улыбнулась, по-прежнему не открывая глаз. Вдох. Тело наполняется теплом. Выдох. Теплыми мурашками сила стремится по рукам в щепу под моими ладонями. Волокна дерева расправляются, заполняя раны, нанесенные избе. Избе, что много лет становилась домом для работников этой усадьбы, домом крепким и надежным. Где можно было согреться, придя с улицы, вытянуться на широкой лавке после целого дня тяжелой работы, поесть за грубым, но добротно сколоченным столом.

Под руками что-то шелохнулось. Я распахнула глаза.

Показалось. Просто показалось.

От обиды на глаза навернулись слезы. Я погладила кота, продолжавшего урчать как ни в чем не бывало. Мотнула головой, прогоняя разочарование. Сама придумала, сама поверила, сама расстроилась. Глупо реветь, что не случилось чуда, хватит с меня и тех, что уже произошли.

— Обломинго, — сказала я, поднимаясь.

— Странно, я же видел потоки…

Окончания фразы я не расслышала: зазвенело в ушах, перед глазами все посерело, и закружилась голова, как бывает, если долго сидеть на корточках и резко встать. Я ойкнула, пошатываясь. Виктор подхватил меня за талию, прижимая к себе. Я ткнулась лбом в его плечо, пытаясь унять головокружение. Не помогло.

— Настя?

— Все в порядке, — прошептала я. — Сейчас пройдет.

— Голова кружится? И мутит?

Я хихикнула, вспомнив, из-за чего так может чувствовать себя молодая женщина. Нет. Совершенно точно нет — пару недель назад я костерила «клятое средневековье» с его кипячеными тряпками. Главное, чтобы и Виктор не подумал так же, а то поди докажи…

Но Виктор только крепче прижал меня к себе, погладил по волосам.

— Перестарались с магией. Бывает. В следующий раз не пытайтесь совершить невозможное, просто бросайте потоки.

Я угукнула: в его объятьях было удивительно тепло и уютно.

— Вам нужен горячий сладкий… — Он осекся, изумленно выдохнул.

Забыв о своем самочувствии, я вывернулась из его рук, оглянулась и тоже замерла.

На потемневшем полу светлым пятном выделялось свежее дерево. Совершенно ровное и гладкое. Не груда щепы. Не выщербина. Ровные плахи, и только цвет отличал их от непострадавших частей.

Я рухнула на колени, слишком резко: все же голова продолжала кружиться. Ругнулась — больно! — не доверяя глазам, провела по дереву ладонями. Пол казался нагретым, хотя должен был быть ледяным, ведь и печь давно остыла. Дерево ощущалось гладким, будто отшлифованным десятками ног.

— Получилось! — завопила я.

Забыв обо всем, вскочила, кинулась на шею мужа. Он рассмеялся, подхватил меня за талию, закружил. Я взвизгнула, вцепившись в его плечи. Виктор остановился, все еще держа меня на руках, и я застыла, глядя в его глаза.

Я так и не поняла, кто из нас первый потянулся к другому. Вот его взгляд совсем рядом, вот я падаю в эти темные глаза, а вот губы настойчиво ласкают мои, спокойно, уверенно, словно он заранее знает, что я отвечу. И я ответила, пробуя на вкус его губы, вдыхая теплый запах рябиновки. Вот только воздуха перестало хватать слишком быстро.

Я отстранилась вздохнуть. Перед глазами все поплыло.

— Настя?!

Звон в ушах стал невыносимым, и я обмякла на руках у Виктора.

22

В нос шибанул резкий запах нашатырки. Вонь становилась все сильнее. Пришлось открыть глаза.

— Очнулась, касаточка!

Я вдохнула, закашлялась.

— Убери эту гадость!

Но Марья отступать не торопилась, снова сунула мне в лицо резной флакончик. Пришлось зажать нос и замотать головой.

— Убери, говорю, — прогнусавила я. — А то отберу и выкину.

— Вот теперь верю, что все хорошо. — Марья наконец отодвинулась, и я увидела за ней встревоженного Виктора.

— Я что, бухнулась в обморок?

Никогда не падала, даже на первых занятиях в операционных. Ну и редкая же пакость! И сам обморок, и нюхательные соли.

Похоже, в самом деле обморок. Совершенно не помню, как оказалась в кровати. Хорошо хоть одетой и поверх покрывала. Надо же, опасная штука магия, чуть что не так — и хлоп без чувств!

— Неси горячий кофе да подсласти посильнее, — велел Виктор.

— Какой кофе на ночь глядя, я же буду бродить, как тот медведь!

— Какой медведь? — в один голос спросили нянька и муж.

— Который в сентябре пил кофе.

Оба посмотрели на меня одинаково озадаченно. Я прикусила язык, запоздало сообразив, что анекдот про медведя, выпившего в сентябре кофе, здесь вряд ли слышали и рассказывать его сейчас не стоит.

— Так, дурацкая байка, — сказала я. Посмотрела на мужа. — Кофе у нас в любом случае нет…

— У меня есть. — Он вытащил из кармашка у пояса брюк плоский ключ, протянул Марье. — Это от сундука, возьми там кофе, свари Анастасии Павловне.

— Да вы что, барин, разве ж я посмею в ваших вещах шариться? А ну как пропадет что, век потом не отмоюсь!

Виктор поджал губы, но, прежде чем он успел что-то сказать, я вмешалась:

— Ночь на дворе. Если можно обойтись чаем с медом, давайте лучше им и обойдемся. Завтра рано вставать, и я не хочу полночи страдать от бессонницы.

— После магического истощения вы точно не будете страдать от бессонницы, — хмыкнул Виктор. — Хорошо, пусть будет чай. И меда не меньше четверти стакана.

Я открыла рот возмутиться, что это уже не чай, а сироп получится, но Виктор посмотрел на меня так, что я разом заткнулась. В самом деле, нашла о чем спорить! Если знающий человек говорит, что нужен сироп, — значит, сироп. Буду считать это лекарством вроде раствора электролитов или морковного супа при расстройстве желудка. Тоже ведь гадость редкостная.

— Еще принеси какой-нибудь еды, простой и сытной. Хоть сухариков.

Какие сухарики, только же пельмени ели! Но я вдруг поняла, что голодна, хотя желудок вроде и не пустой.

Марья вышла, я попыталась сесть — валяться при муже было неудобно, — но Виктор придержал меня за плечо.

— Лежите. Магическое истощение — очень неприятная штука. Мне нужно было остановить вас, прошу прощения.

— Перестаньте. — Я все же села. — Я не ребенок…

По лицу Виктора было видно, что как раз таки бестолковой и упрямой, как ребенок, он меня и считает.

— Лягте немедленно, иначе я привяжу вас к кровати!

Воистину, каждый понимает в меру своей испорченности, потому что прозвучало это очень… соблазнительно, я бы сказала.