Хозяйка усадьбы "Детское счастье"

Еще один рывок. Еще один... Надо двигаться. Иначе замерзну.

Со лба градом катил пот, мышцы дрожали от напряжения и боли. Но Мартин всё полз и полз.

В голове убаюкивающим рефреном крутилась лишь одна мысль:

Нельзя останавливаться. Нельзя останавливаться.

Неожиданно откуда-то издалека послышался мерный стук копыт и приглушенный грохот тяжелых колёс.

Мартин вздрогнул и повернул голову в сторону, откуда доносились эти звуки. Он до боли всматривался в предрассветную дымку, стараясь уловить очертания... да хоть чего-то!

Ему ведь не показалось?

Звуки становились всё громче, и сердце Мартина радостно забилось. Ему не показалось! Приподнявшись на локтях, он замер посреди тракта.

И вот уже на горизонте показалась деревянная повозка. Ржавые колеса скрипели и жалобно дребезжали, но сейчас эти раздражающие звуки казались Мартину самой божественной музыкой.

– Опаньки...
– ступ копыт замедлился и с козел раздался полный изумление голос.
– А это кто? Да нет... Неужто это Мартин?! Ханна, Лора! Помогите!

Мартин едва не заорал от счастья. Он узнал этот голос...

Тело обмякло, локти больше не держали его. Реально снова сделала кульбит, и глаза уперлись в уже светлеющее, сизо-голубое небо.

Чьи-то руки подхватили его. Чьи-то длинные пряди упали ему на лицо. Чей-то нежный голос что-то говорил... Но он уже не мог разобрать, что именно.

Теперь всё будет хорошо. Со счастливым вздохом парень закрыл глаза, и его накрыла блаженная тьма.

Глава 66

Я резко повернулась в сторону калитки... и почувствовала, как кровь отливает от моего лица, а тело превращается в ледяной осколок.

Дверца была настежь распахнута. А в проёме... В проёме стояло человек десять, не меньше.

Все эти люди были закутаны в черные плащи, а их лица - скрыты черными повязками. Лишь глаза поверх темной ткани горели лихорадочным, даже каким-то диким, зловещим блеском.

– Дядя, ты понимаешь, что совершаешь сейчас непоправимую ошибку?

Голос моего мужа звучал тихо, спокойно, почти буднично. Таким тоном обычно спрашивают, какая погода на дворе или что будет сегодня на завтрак. Но я отчётливо ощущала, как напряглось его тело. Пальцы, сжимающие мою руку, чуть дрогнули.

– Заткнись, щенок!
– выплюнула одна из фигур и, шагнув вперед, сорвала с себя повязку.

Под ней скрывалось худое, бледное, даже чуть сероватое лицо. Впалые щеки, острые скулы, заострённый кончик носа, странный, кривой оскал и темные круги под глазами накладывали на этого человека печать безумия. И от осознания этого мне стало вдвойне страшно. Я понимала, что с ним невозможно договориться. Что он просто не услышит никаких доводов разума. Что им движет лишь... его безумие.

Я порывисто сжала пальцы Ская, но он мягко высвободил свою руку и поднялся на ноги.

– Ты поэтому привёл сюда этих головорезов? Потому что армия больше не подчиняется тебе?

Очевидно, Скай всё еще не терял надежды договориться с дядей, убедить его остановиться. Или же делал вид, что надежда еще есть. Ведь других вариантов у нас не было. Их было слишком много. И они были абсолютно безжалостными. Убивать - это было их работой. И делали они это холодно, равнодушно, с профессиональным цинизмом.

– Заткнись, я сказал!
– руки Редьярда дрожали и лихорадочно теребили полы черного плаща.
– Видит создатель, я пытался!!!
– Голос ренегата сорвался на крик.
– Я хотел оставить тебя в живых! Но из-за...
– Его взгляд скользнул на меня, и черные глаза вспыхнули жгучей ненавистью. Такой мощной, такой разрушительной, что ее вполне можно было приравнять к оружию.

– Из-за тебя всё сорвалось. И из-за твоего выводка! Это ты во всём виновата! И все смерти будут на твоей совести!!!

Я видела перед собой совершенно обезумевшего, потерявшего человеческий облик мужчину. Мужчину, сожранного алчностью, жаждой власти и... дурманом.

Скай открыл было рот, но резкий, пронзительный окрик дяди не дал ему сказать ни слова:

– Хватит!
– он обернулся к головорезам.
– Приступайте!

Послышался лязг вынимаемых из ножен кинжалов. Я словно онемела, с ужасом глядя, как молчаливое, черное, смертоносное пятно, едва уловимо овеваемое рассветным туманом, двинулось к нам...

– Скай!
– бросила на любимого полный отчаянья взгляд.

Потом взглянула на сбившихся в кучку детишек, которые испуганно прижимались друг к другу.

По измазанным щекам Маркуса текли слёзы, оставляя на коже кривые борозды. Маленькая Зоя судорожно всхлипывала. А лицо Баста было каменным, в серых глазах застыло выражение безысходности и какой-то обречённости. Лишь Милена расслабленно полулежала в своём кресле и выглядела абсолютно спокойной. Глаза девочки были прикрыты, а лицо выражало такое умиротворение, такую отрешенность, что могло показаться, будто она впала в дрёму.

– Я буду защищаться до конца, - хрипло прошептал мой муж и потянулся к лежащему на земле мечу. Он скинул его, когда вытаскивал ребятишек из горящего дома.

Но я понимала, что у него нет ни малейшего шанса. Ни самого крохотного. Ни даже доли самого крохотного шанса.

Время замедлило свой ход... Черная смерть приближалась... Сверкнули лезвия кинжалов...

– Убейте их!
– словно сквозь ватное одеяло до меня донёсся голос Редьярда.

Я закрыла глаза. Я не хотела видеть, как...

Когда волшебные лучи рассветом озаряют мир,

Когда ночная мгла, не выдержав их света, отступает,

Все души заполняет чистый, утренний эфир.

Он обнимает их, целует, исцеляет...

Нежный, как хрустальный колокольчик, голосок пробил замершее в ледяном ожидании смерти пространство. И тут же мир вокруг словно треснул и покрылся мелкими трещинками. Они расползались затейливой, диковинной паутинкой, искрящейся мелкими серебристыми искорками. Воздух поплыл и пошел рябью, вибрируя от какого-то странного, необъяснимого и неимоверно прекрасного напряжения.

И даже черная душа, в которой мрак царит,

В которой злоба, алчность и жестокость правят,

Смягчается и в небеса парит

На крыльях милосердия, что в рай ее доставят.

С трудом пробив блаженное оцепенение, я повернула голову в сторону, откуда доносился этот голос. И едва не ахнула...

Там стояла Милена. Да, именно стояла! Лицо девочки озаряла счастливая улыбка, глаза были обращены к небу, где как раз забрезжил рассвет и рассыпались первые розовато-золотистые блики солнечных лучей.