Хранить вечно

– Подожди, – опешил Саксум. – То есть как это «обратно в Кесарию»?! Ты что, смеёшься?! Отсюда до Ципори всего сто стадиев осталось. Полдня пути, понимаешь. А ты меня обратно в Кесарию?!

– Ничего не поделаешь, – развёл руками дознаватель. – Трибун же к тебе сюда не поедет? Не поедет. Поэтому тебе самому придётся ехать к трибуну… Да ладно, не расстраивайся. Не пешком же. Я для этого дела бигу свою дам. Если всё будет хорошо – через два дня вернёшься обратно в Габу и потопаешь себе спокойно в Ципори… Или куда там тебе?

– Подожди, – опять сказал Саксум, – а моя жена? Она что, тоже в Кесарию?!

– Нет, твоя жена останется здесь. Зачем ей в Кесарию?

– Где здесь? В тюрьме?!

– Зачем в тюрьме? Не обязательно в тюрьме… А хотя бы и в тюрьме. Что тут плохого? Уж во всяком случае, безопасно. Поселим её в отдельной камере. Кормить будем нормально. С нашей кухни.

– А ослов моих ты тоже поселишь по отдельным камерам?! – вспылил Саксум. – И кормить будешь с кухни?! Или, может, домой их к себе заберёшь, чтоб они в твоей спальне ночевали?!

– Да успокойся ты! – повысил голос и дознаватель. – Никуда не денутся твои ослы! Целы будут! Я тут с тобой спорить не намерен! Сказал в Кесарию, значит – в Кесарию!

– Значит так, – Саксум с ненавистью глянул в сытое обрюзгшее лицо. – Слушай сюда. Все мои вещи… включая ослов, ты сейчас, здесь, при мне проверишь и примешь от меня под расписку. Деньги будем пересчитывать при двух свидетелях. Все, до последней, понимаешь, пруты. И потом тоже – под расписку. По возвращении проверю всё досконально. Не дай бог хоть одна тряпка из мешков пропадёт, хоть одна монета!..

– Ничего я не буду считать! – сейчас же заартачился хозяин кабинета и даже замахал на Саксума коротенькими ручками. – И, тем более, подписывать!

– Будешь, – спокойно сказал Саксум. – Ещё как будешь. А не то я в Кесарии от советника вашего пойду прямиком к префекту. И пожалуюсь ему на то, как обходятся на вверенной ему территории с ветеранами Легиона, награждёнными, понимаешь, лично Великим Кесарем!.. И ещё. Ежели за время моего отсутствия с головы моей жены упадёт хоть один волос!..

– Да всё! Всё! – сдался хозяин кабинета. – Ничего не будет с твоей женой! Не беспокойся! И с ослами твоими тоже ничего не будет! И с вещами! Сам лично сяду на твои вещи и буду охранять их, пока ты из Кесарии не вернёшься!.. О боги! За что мне всё это?!.. И откуда ты только взялся на мою голову?!..

Кабинет у советника префекта оказался небольшим, но уютным. И очень тёплым – в углу, справа от стола, распространяя вокруг себя приятный сухой жар, переливалась чёрно-багровыми отсветами и потрескивала быстрыми золотыми просверками искр большая медная жаровня на невысоких гнутых ножках.

Несмотря на тепло, советник Паквий сидел за столом в меховой лисьей безрукавке, надетой поверх шерстяной зимней туники. Аккуратно постриженная борода слегка скругляла и как бы смягчала его, вытянутое вниз, жёсткое лицо с острым ястребиным носом и глубоко посаженными, свинцовыми глазами.

– Имя?

Вопрос был задан на романском, поэтому Саксум счёл необходимым назваться своим новым полным именем, которое он получил вместе с получением романского гражданства:

– Тиберий Юлий Симон Саксум.

– Когда уволен из Легиона?

– В прошлом году. На июньские календы.

– Сколько прослужил в Легионе?

– Четырнадцать лет… И четыре месяца.

– Должность на момент увольнения?

– Прим-декурион.

– Почему уволен досрочно?

Саксум повёл плечом.

– Уволили… Многих в прошлом году уволили. Новый проконсул посчитал, что в Третьем легионе слишком, понимаешь, много народу. Мою турму рассчитали всю полностью… Да и не только мою. Ни одной полной алы в легионе не осталось.

– Когда и где проходил службу?

Саксум стал старательно перечислять. Писарь – ещё совсем молодой, безбородый юноша с нежными, даже, скорее, девичьими чертами лица, – сидевший от Саксума по левую руку, старательно скрипел пером.

– За что и когда получил «Крепостной венок»?

– Туггурт. Июнь семьдесят седьмого.

– Был ранен?

– Тогда – нет. В Туггурте – нет. Раньше. В семьдесят шестом. Под Тубуском.

– Где живёшь в Палестине?

– Пока ещё нигде. Я ещё до дома всё никак не доберусь.

– Где твой дом?

– В Галилае. Неподалёку от Кафарнаума. Бейт-Цайда – это деревня такая.

– Женщина, которую арестовали вместе с тобой, это твоя жена?

– Да.

– Расскажи, что произошло вчера на постоялом дворе? Подробно.

Саксум принялся рассказывать. Писарь старательно записывал. Советник, откинувшись на спинку стула и сложив руки на груди, внимательно слушал, не задавая больше никаких вопросов. Лицо его было бесстрастно, тёмно-серые глаза пристально смотрели на прим-декуриона.

– Стоп! – подавшись вперёд, неожиданно сказал он, когда Саксум в своём рассказе дошёл до момента появления трактирщика. – Кого, ты говоришь, он звал? Баруха?

– Да, Баруха.

– Точно Баруха?! Ты не путаешь?

– Точно. Он спрашивал: «Барух, уже всё?». Он несколько раз повторил это имя.

– То есть, надо полагать, Барух на тот момент находился у вас в комнате?

– Да, скорее всего. Я думаю, это был один из тех троих.

Паквий пристально смотрел на Саксума.

– А ну-ка, опиши мне подробно того, со сломанным носом.

Саксум задумался.

– Н-ну… С меня ростом. Крепкий. Чернявый. Брови сросшиеся… Не хватает нескольких зубов. Вот здесь, спереди. Нижних. Двух или трёх… А может, и четырёх… Что ещё… Да! Скорее всего, левша. Топор он держал вот так. И бил левой.

– Молодец! – похвалил советник. – Глаз – алмаз! – он опять откинулся на спинку стула и улыбнулся уголками губ. – А ты не промах, прим… Ты знаешь, кого зарубил в трактире? Самого Баруха га-Нейна ты зарубил. Или, как его называли местные, Баруха Мстителя. Не знаю, кому он там мстил и за что, но положил этот подонок за последнее время уймищу народа. Причём, что характерно, не щадил ни стариков, ни женщин, ни детей. Грабил, убивал, насиловал. От него вся Галилая стонала. И ещё пол-Самарии в придачу. Мои люди за ним, почитай, год как охотятся. А ты – надо же! – грохнул его без всяких засад и погонь.