Хранить вечно

— Теперь они впереди, — сказал он мне с горечью. — Там, во Франции, они меня сдерживали, теперь рвутся вперед… А я думаю о последствиях…

Мне даже показалось на минуту, что он завидует фон Клейсту. Но он уже предугадывал, что фон Клейста ждет в Ростове. Поэтому двумя днями позже отправился к командующему группой армий «Центр» попросить изменения приказа о наступлении на Горький. Приехал еще более мрачным.

— Теперь генералы рвутся вперед, а не только Гитлер… Они сошли с ума, а не фюрер!

30 ноября все еще шли споры с высшим командованием, как овладеть Тулой, а с юга пришло сообщение, что фон Клейст оставил Ростов, чуть было не потеряв всю танковую армию. Гитлер сменил командующего южной группой войск, но и новый командующий откатывался от Ростова под ударами с флангов.

Авиационная разведка донесла, что над районом Каширы русская авиация создала непроницаемый заслон, что оттуда, из-под Каширы, идет движение к фронту крупных соединений русских войск. Кашира — открытый фланг. Генерал потребовал уточнений. Но русские истребители не подпустили к Кашире ни одного немецкого самолета.

2 декабря генерал перенес передовой командный пункт в Ясную Поляну.

Кто-то из офицеров пошутил:

— Здесь можно быть спокойным… Имение графа Толстого русские бомбить не будут…

Генерал не улыбнулся шутке.

Он решил осмотреть парк. Было пасмурно, падал колючий снег, в поле мело, и с пригорка была видна смутно лишь деревня Ясная Поляна.

Сапоги генерала печатали шаги на снегу, свита медленно двигалась за ним.

Генерал шел к могиле.

Я помнил это место. Отец не раз возил меня сюда. Овраг, молодая березовая поросль, старые клены, липы и дубы, одинокий, поросший травой могильный холмик. Это здесь маленький Левушка искал в детстве волшебную палочку, которая приносит счастье человеку.

Около могилы вырубка, на вырубке деревянные и железные кресты сотен немецких могил. Генерал остановился. К нему заторопился командир корпуса.

— Вы думаете, — спросил генерал, — им лучше лежать рядом с русским графом?

— Это солдаты распорядились… Обер-лейтенант ответил мне, что здесь не тронут могилы, не станут портить могилу Толстого.

— Кто не тронет? Кто не станет портить?! — воскликнул генерал.

— Обер-лейтенант имел в виду русских…

— Каких русских? Здешних?

— Нет! Не здешних… Он говорил о тех русских, которые придут сюда, когда нам придется уйти.

Генерал постоял у могил и молча пошел назад. В кабинете Толстого на полу лежал лист железа и на нем пылал костер.

У костра грелись танкисты…

Они вскочили. Странен был их наряд. Кое-кто был обут в валенки, явно сдернутые с ног колхозника, лапти.

— Найдите теплую избу, — сказал он танкистам, — мне надо здесь побыть одному…

— Осмелюсь доложить, господин командующий! — выскочил вперед танкист. — Все избы заняты…

— Вы воюете или по избам прячетесь?

— Мы наступаем! — ответил он.

— У костра в этом барском доме?

— И они наступают, господин генерал… Мы не знаем, кто наступает…

— И что же? Нет сил сбить противника?

— Господин генерал! Один раз, еще один раз мы как-нибудь и собьем русских с их позиций… А дальше… Дальше еще позиции, и нет этому конца! Москвы они не отдадут!

— Ее надо взять с боя!

Я приглядывался к генералу. Не было гнева в его глазах. Я понял, он воспользовался разговорчивостью танкиста, чтобы выяснить настроение солдат. Не каждый солдат решился бы так свободно разговаривать с командующим армией. Офицеры застыли в почтительном недоумении, хотя в общем-то каждый из них знал, что за словами этого танкиста стоит горькая правда.

Солдат подтянулся.

— Господин командующий! — начал он несколько торжественным голосом, с той долей патетики, к которой так любили прибегать в немецкой армии. — Господин командующий, мне завтра с утра в бой, абыть может, последний в моей жизни…

— Ты идешь от границы? — спросил генерал.

— В нашей роте не осталось ни одного человека от границы… Мы из Франции пришли в Рославль… Во Франции, когда пал Минск, мы ждали сообщения о падении Москвы…

— Надеялись, что кто-то другой за вас совершит этот подвиг?

— Нет! Надеялись, что Москва падет без боя! Но русские будут ее защищать до смерти, и нас не хватит, чтобы пройти в этот город по своим трупам!

Генерал сделал знак рукой, танкисты вышли.

Порученец спросил у генерала:

— Сообщить об этом танкисте в гестапо?..

— Сообщите в гестапо о своем командующем! — оборвал он порученца.

Генерал расположился с картой за письменным столом Льва Толстого. Был задумчив и молчалив. Вечером пришло донесение, что его танки наконец-то перерезали шоссе Тула — Серпухов. Но и это известие не изменило его мрачного настроения.

— Это же чуть заметная точка в этих бесконечных снегах… — заметил он начальнику штаба.

А утром пришло сообщение, что танки отброшены от шоссе, что со стороны Серпухова русские наступают.

Генерал поехал в объезд Тулы в передовые части. С ним двинулась и оперативная группа. Днем он встретился с танкистами, которые побывали на шоссе Серпухов — Тула.

— Почему вы отступили? — спросил он у командира танковой роты.

— Русские открыли ураганный огонь! Откуда у них снаряды, господин командующий? Откуда у них столько снарядов?

— Будет еще больше! — пообещал генерал. — Надо сделать еще одно усилие или будет поздно!

Командир дивизии доложил, что русские накапливаются для атаки, что здесь стало небезопасно для командующего. Генерал вернулся к командирскому танку.

В дороге поднялась метель. Стемнело. Исчезли все ориентиры, танки шли с зажженными фарами, но снежную круговерть фары не пробивали, впереди стояла млечная, плотная завеса.

Мела поземка, овраги вздыбились сугробами, склоны их оледенели. Водитель не успел затормозить, командирский танк с генералом сполз в овраг и зарылся в глубоком сугробе. Танкисты разожгли костер. По рации вызвали буксирный танк.