Хранитель чаек

Рандвальд встал у штурвала.

Они вернулись всё в ту же каюту. Парень открыл рундук, приколоченный к стене, и достал оттуда штаны и рубашку. Бросил Джие:

— Переодевайтесь.

— Нет!

Он скучающе зевнул.

— Ну тогда вы сдохнете к юдарду. Впрочем, ваше право.

Скинул с себя куртку и внаглую начал снимать штаны.

— Что вы делаете?! — возмутилась Джия, неожиданно для себя краснея. — Вы в каюте с девушкой и…

— Это моя каюта, — мужчина пожал плечами. — Но вы можете отвернуться. Если хотите.

Он стянул с себя мокрые штаны, и девушка отвела глаза. Впрочем, ей недолго пришлось краснеть: буквально уже через минуту парень оказался одетым в сухие штаны и рубаху. Куртку он повесил на спинку стула, так же прикрученного к полу.

— Вы переоденетесь сами или мне вас переодеть? — поинтересовался, ухмыляясь от уха до уха.

Голубые глаза насмешливо поблёскивали в полумраке маленькой каюты.

— Вы сказали, это моё право, — буркнула она.

— Я передумал, — он развёл руками. — Вот такой я непостоянный и любознательный. Я же умру от любопытства, если вы скончаетесь прежде, чем расскажете мне эти ваши очень важные и секретные сведения.

— Но я…

— Вам меня не жаль?

— Нет.

Он состроил расстроенную рожицу.

«Паяц», — раздражённо подумала Джия. «За Медвежьими горами нет мужчин, — вспомнились ей презрительные слова матери. — Лишь слабаки и трусы, которые подчиняются женщинам. Даже Король-Медведь преклонил колено перед девкой, надевшей корону. Разве это мужчины?! Разве они стоят того, чтобы жить?».

И мама была права. Вот только… Джия видела Короля-Медведя. И… он точно был мужчиной. Тем, который достоин скакать верхом и носить саблю. Ей вспомнилось холодное лицо в ореоле тёмных-тёмных волос. Взгляд, который падал на людей, словно кусок скалы…

— Вам помочь переодеться?

Джия скрипнула зубами. Глянула в смеющиеся голубые глаза.

Мужчина не должен смеяться. Насмешка и шутка — это удел слабаков. Удел женщин. Удел тех, кто отчаялся…

— Отвернитесь, — потребовала она, и нахал, к её удивлению, выполнил просьбу.

Девушка наскоро переоделась, чувствуя, как от холода трясутся поджилки. «Надо будет пожаловаться лорду Рандвальду на самоуправство его подчинённого», — подумала с досадой. Парень обернулся раньше, чем она разрешила, а затем подхватил одеяло с кровати и бросил ей:

— Закутайтесь.

Открыл дверцы в стене и вытащил зелёную стеклянную бутыль.

— Вы пили вино раньше?

Джия кивнула. Её действительно начал бить озноб, и девушка была только рада завернуться в одеяло. Штурман вздохнул, налил вино в железную кружку и протянул ей. Она взяла кружку обеими руками и жадно начала пить. Зубы стучали о металл.

Вино оказалось нежным и сладким. Она не очень разбиралась в алкоголе, но вкус девушке понравился.

— Ну, так что вы мне хотели рассказать? — повторил вопрос штурман, выждав непродолжительное время.

Джия выразительно приподняла брови, смерила его взглядом сверху вниз.

— Вам? Ничего.

— Какая вы несообразительная, Джия, — ухмыльнулся он. — Впрочем, я же не представился, верно? Ой, как-то невежливо получилось.

Он расшаркался так, будто был на придворном балу: вытянул в сторону левую руку, прижал к сердцу правую и поклонился. Хвост, в который были убраны волосы, рассыпался по плечам мокрыми волнами.

— Ларан, герцог и хранитель Морского щита.

Что? Он лжёт? Издевается, но…

— Я вам не верю, — прошептала девушка.

— Да-да, я одет неподобающе и веду себя как бродяга, — снова зевнул он. — Давайте пропустим эту обязательную банальность? Все эти ахи, охи… Кстати, после того, как мы с тобой откровенно обжимались на юте, думаю, мы можем перейти на «ты». Признаться, Джия, ты меня зажгла. Я даже готов простить тебе ложь про брата в Персиковом султанате и всю ту чушь, которую ты пыталась втереть Рандвальду. Но моя душа жаждет объяснений. Соври правдоподобно. Уверен, ты можешь.

Она недоверчиво уставилась на него. Его глаза откровенно смеялись над ней, он по-прежнему улыбался, но отчего сердце вдруг сжалось от страха? Слишком наблюдательный, слишком…

«Никогда не преуменьшай силу врага, Джи» — вспомнился совет отца. «Я не знаю, о чём он думает, — вдруг поняла она. — Его глаза говорят об одном, а слова о другом.»

— И вы… Но…

Он оседлал стул верхом и уставился на пленницу наглыми голубыми глазами.

— Давай, растрогай меня! Я жду от тебя поэтический и трогательный рассказ.

Кровавые всадники плохо понимают выражения человеческих лиц. Некоторые не понимают совсем. Джия была ребёнком, когда отец нанял чувствоведа. Тот показывал княжнам и княжичам эмоции, преувеличивая их. Брови домиком, уголки губ вниз — человек расстроен. Уголки губ вверх, губы раздвинуты, глаза сужены — человек радуется. Брови сдвинуты одна к другой, глаза прищурены, губы стиснуты — человек злится. Девочка учила это наизусть. Но сейчас знания, усвоенные с детства, не помогали: все знаки указывали на то, что тому, кто назвался Лараном, хорошо и весело, но вот только слова его были полны яда.

Джия запаниковала.

Глава 3 Солги мне

Ларан чиркнул огнивом, встал и зажёг масляную лампу, прикованную к потолку, затем опустился и посмотрел на девушку, почти девочку перед ним. Сколько ей лет? Девятнадцать? Выглядит моложе. Тонкая, худенькая — мальчишка, а не девочка. Лишь небольшие острые груди топорщатся под курткой. Рыжие волосы. Он сразу понял, что крашенные. Серые глаза. Как Металлическое море. Тёмные брови и красивый изгиб ресниц. Испуганная. Кусает губы, не зная, что выдаёт эмоции. Трогательная. Очень. Что-то прячется в глазах. Страх? Паника? Горе? Что?

Герцог и хранитель Морского щита не любил пытать женщин. Хотя вопрос: можно ли назвать кровавую всадницу женщиной в полном смысле этого слова?

Что она делает в море? Всадники никогда раньше не выходили на кораблях. Возможно, кроме покойного принца Калфуса. А, может, не выходил и он. Впрочем, это старая история.

Ларан соскочил со стула, подошёл к растерянной девушке, приподнял пальцами её подбородок, заглянул в глаза. Она отдёрнулась, сдвинув тугие, словно изгибы лука, брови. Упрямо поджала губы и отошла на шаг.