Хранитель лаванды

Когда в «Кигнете» закипела первая порция воды, Люк поймал на себе внимательный взгляд Гитель.

— Гитель, а ты понимаешь, как это работает?

— Не-а, — застенчиво улыбнувшись, призналась сестренка. — Объяснишь?

— Этот хитроумный механизм нужен для перегонки, — начал Люк. — Когда давление пара в верхней части, где сейчас находятся цветы, растет, из них выделяется ценное масло. А потом оно с паром переносится дальше.

Те, кто работал поблизости, тоже стали прислушиваться. Все уже взмокли от напряженной работы.

— Пар пробивает себе дорогу вот сюда, — Люк похлопал по бочонку, — а тут находится холодная вода и спиральная труба. Попав в это отделение и проходя через холодную воду по спиральной трубке, пар волей-неволей превращается обратно в жидкость. Образуется смесь воды и эфирного масла — и она вот уже в любой момент закапает из этого носика в этот небольшой сосуд.

Глаза Гитель заискрились от удовольствия, и тут, словно дождавшись реплики на выход, в сосуд упали первые капли драгоценной жидкости.

Под общее ликование рабочие собрались вокруг, чтобы перевести дух, выпить воды, а заодно полюбоваться появлением первого в сезоне эфирного масла. Люк обмакнул руку в маслянистую жидкость, растер несколько капель между пальцами и, закрыв глаза, вдохнул густой бархатный аромат.

В середине дня Люк объявил перерыв, и все расселись в тени нескольких деревьев, посаженных здесь для защиты от ветра. Там уже ждала еда — ветчина, паштет, омлет с козьим сыром и свежий хлеб, а к ним разбавленное водой вино и сидр. На десерт была выращенная Идой клубника. На какое-то время даже Якоб словно бы перестал хмуриться, а Люк позволил себе верить, что яркий изобильный Прованс все же вдохнул в отца надежду на будущее.

6

Долгий был день — более двенадцати часов в поле. Работники в последний раз распрямили спины, морщась от боли в затекших суставах и растирая натруженные мускулы.

— Завтра пойдем на верхнее поле, — сообщил им Люк, пока отец заносил в счетную книгу последнюю запись напротив последней фамилии.

Семейство Боне смотрело, как рабочие шагают по каменистому склону вниз, к деревне.

Якоб посасывал трубку.

— Удачный день. Я впечатлен, Люк.

Молодой человек кивнул.

— С такой скоростью мы, пожалуй, получим по четыре чана с поля, и Сабе хватит ее любимой ароматической воды на растирания всем жителям деревни, включая животных.

Вольф улыбнулся.

— Должен признать — и мне все равно, что ты скажешь, Люк, — прошлой зимой лавандовое масло Иды здорово помогло моему ревматизму, а у мерина старого Филлипа прошла та непонятная опухоль на ноге.

— Что ж, берегись. Теперь Саба получит новый запас и будет применять его для всех хворей, от несварения до обычной усталости.

— А малыш Руэнов — припадки-то и судороги у него стали куда как реже.

— Может, просто перерос…

— А может, лавандовая вода помогла. Не будь таким скептиком.

Люк вскинул руки, изображая, что сдается, и засунул в карман рубашки стебелек лаванды.

— Я не скептик, Вольф. Веру в чудодейственные свойства лаванды вколачивали в меня с детства.

Раздался мелодичный голос Лорана:

— Господа, дамы ждут.

Он указал на телегу.

— Спасибо, Лоран, — сказал Якоб, собирая письменные принадлежности. — Увидимся дома, — добавил он, обращаясь к Люку, и, взяв под руку Вольфа, осторожными шагами направился к телеге.

— Если хочешь, могу помочь тебе с оборудованием. Что делать? — вызвался Лоран.

— Подержи вот тут, — Люк показал на шейку «Кигнета». — Сперва надо разобрать эту штуку.

Они были так поглощены своим занятием, что даже не заметили, как Фугасс через десять минут вернулся с Цезарем.

— Добрый вечер, Боне, Мартин.

Молодые люди подняли головы. Люк отер губы тыльной стороной руки и кивнул.

— Спасибо, что привели осла назад, но мы бы и сами справились.

— Знаю, — согласился пекарь, скармливая ослику огрызок яблока. — Хороший день?

Люк кивнул.

— Отличный урожай.

Фугасс посмотрел вдаль через долину.

— В такой день, как сегодня, легко делать вид, будто наша жизнь не превратилась в сплошное безумие.

— Наслушавшись отца, я, пожалуй, и в самом деле соглашусь. Наша — не превратилась. Париж — вот где царит безумие.

— Да, тут вы правы.

Люк помолчал.

— Месье Фугасс, вы хотели поговорить со мной? Просто…

— На самом деле с вами обоими. — Пекарь тихонько вздохнул. — Дело весьма деликатное.

Люк начал слегка нервничать. Что-то в твердом и прямом взгляде Фугасса внушало ему беспокойство.

— Может, присядем, месье Боне? — Фугасс указал на скалистый пригорок неподалеку. — Лучше, чтобы нас не видели, — прибавил он, оглядываясь на ведущий к деревне склон.

Заинтригованный Лоран присел, но Люк не торопился следовать его примеру.

— О чем речь, Фугасс? Видите ли, я и в самом деле…

— Сядьте, Боне, — настойчиво повторил пекарь.

Люк медленно опустился на камень.

— Фугасс, сейчас пора урожая. Каждая минута на счету.

— Я понимаю. — Его старший собеседник словно бы совсем не замечал Лорана, зато не сводил глаз с Люка. — Очень надеюсь, что не ошибся, — в вас я чувствую гнев и патриотизм.

— По отношению к Франции, вы имеете в виду? — уточнил Лоран. Люк в немом изумлении смотрел на Фугасса — он совершенно не ожидал этих слов.

— Разумеется, — подтвердил Фугасс, потирая темный небритый подбородок и все так же глядя в упор на Люка.

— Месье Фугасс, мы французы! Патриоты! Мы ненавидим бошей. — Лоран невольно понизил голос — он не привык высказывать подобные мысли вслух.

Люк неодобрительно покосился на него.

— А к чему вы?

Пекарь помолчал.

— Я из отряда маки.

Если вспомнить жизнь этого человека, не приходилось удивляться, что он активист Сопротивления. Он одинок, замкнут, молчалив, и хотя дружелюбен со всей деревней, но очень сдержан, чтобы не сказать — скрытен. Рослый и крепкий, он тем не менее разговаривал тихо и кротко, держался почти застенчиво. Однако сейчас в нем не видно было ни кротости, ни застенчивости.

Фугасс шел на огромный риск, открывшись молодым людям. По всей стране участники Сопротивления жили бок о бок с коллаборационистами, но нигде они так не хранили тайну, как в Провансе.