Хранитель Реки

По месту прописки Оглоблина не оказалось. В мастерскую Вадик уже тоже долгонько не заглядывал. Причем как в его собственную, так и в ту, которую посетил в свое время яростно желавший опохмелиться Роджер и откуда он упер фуфел, впоследствии проданный Ефиму Аркадьевичу.

На безрезультатные поиски у Береславского ушел почти весь день.

Удача улыбнулась лишь к вечеру: в указанном ему Роджером художественном вузе он нашел и адрес, и мобильный телефон гражданской жены Оглоблина Елены Оваловой.

Симпатичная сотрудница кадрового отдела не только выдала запрашиваемое, но и поделилась небезынтересной информацией:

– Надо же, за последние дни Ленку уже второй интересный мужчина разыскивает!

– А первый кто? – ревниво поинтересовался Ефим Аркадьевич.

– Крепкий такой товарищ, – мечтательно зажмурилась девица. – Очень накачанный.

Эта новость не обрадовала впечатлительного Береславского, но, поразмыслив немного, он пришел к выводу, что бояться все-таки нечего: если Семен Евсеевич сказал, что причина тревог устранена, значит, устранена. А накачанный или не накачанный мужчина искал Овалову – уже не настолько важно.

– Ой, а вот и Ленка! – округлились глаза у мечтательной кадровички. – А тут тебя все ищут!

– Кто меня ищет? – Вид у вошедшей девушки был уставший и встревоженный.

– Вот, товарищ, – кадровичка указала на Ефима.

– Профессор Береславский, – вежливо представился Ефим Аркадьевич.

– Профессор, – тихо повторила девушка, внимательно вчитываясь в содержание представительной визитки. Она явно успокаивалась.

«А зря, – про себя подумал Береславский. – Такие бывают на свете профессоры, что уж лучше с маньяком повстречаться». Но вслух по ряду причин ничего говорить не стал.

– Чем я могу помочь? – спросила Овалова.

– Я ищу одного очень талантливого художника, – задушевно начал Ефим Аркадьевич, стараясь вновь не напугать девушку.

– Зачем он вам? – настороженно спросила та, явно догадываясь, о ком идет речь.

– Дело в том, что я промотирую неизвестных художников, – быстро сказал он. – Делаю неизвестных известными.

– Я знаю, что такое промотировать, – усмехнулась девушка. – Только не уверена, что он сейчас хочет известности. Вы ведь про Оглоблина думаете?

– Совершенно верно. Я думаю про Вадима, вашего друга, – согласился рекламист. – И думаю, что он согласится. Все же его нынешняя деятельность не слишком перспективна, нужно переходить на творческую работу.

– Что вы имеете в виду? – побледнев, спросила Овалова.

– Обязательно объясню, – улыбнулся профессор и, показав глазами на прислушивающуюся кадровичку, предложил: – Может, поговорим где-нибудь в кафешке? Много времени я у вас не отниму.

– Хорошо, – после секундного раздумья согласилась девушка и обратилась к сотруднице кадрового отдела, видимо своей давней знакомой:

– Татьяна, я за дипломом зашла, на работу устраиваюсь.

– Ты же еще три дня назад звонила, мы все подготовили. Куда ты делась?

– Долго рассказывать, – отмахнулась та. – Потом как-нибудь.

– Ладно, – обиженно замкнулась кадровичка и передала ей объемистый конверт.

Овалова расписалась везде, где надо – и еще через пятнадцать минут они с профессором Береславским уже сидели в прикольной забегаловке, необычной прежде всего тем, что она была вегетарианского толка.

– Давайте открытым текстом, – предложил Ефим Аркадьевич, вгрызаясь в бурую фальшивую котлету из фальшивого зайца. – Я выкладываю все, и вы выкладываете все.

– Давайте, – без энтузиазма согласилась девушка, деликатно отъев край негусто смазанного сметаной блинчика.

– Ваш друг Вадим Оглоблин, – начал Береславский, – замечательный художник.

– Знаю, – хмуро сказала Лена.

– Он отлично тачает фальшаки.

– С чего вы взяли? – У едва успокоившейся девушки от такой прямоты выпала из руки вилка.

– Я купил одну его работу, – успокаивающе сказал Ефим Аркадьевич. (Чего, мол, нервничать? Эка невидаль, фальшаки.) – Подделку под Ивана Шишкина.

– Он вам ее продал? – Руки девушки предательски дрожали. – Вы можете доказать?

– Могу, конечно. Но зачем?

– Что «зачем»?

– Зачем доказывать? Он же мне не как мастер по фуфелам нужен. Я хочу промотировать замечательного художника Оглоблина. С его собственными, а не скопированными работами.

– Вы меня напугали, – тихо сказала девушка. – Он же не по своей воле их делал.

– Извините, – смутился Береславский. – И не волнуйтесь. Меня несколько дней назад тоже сильно напугали. Думаю, у нас с вами общие враги. И еще думаю, что время работает не на них.

– В каком смысле? – уже с надеждой спросила Лена.

– Есть у меня информация, что этот бизнес долго не проживет.

Береславский, похоже, уже понял расклад. Если Оглоблин писал фальшаки не по своей воле, то, скорее всего, по воле Велесова. Неужели и в него, Береславского, стреляли по воле этой сволочи? Впрочем, кто бы ни играл на стороне злодеев, если Мильштейн сказал, что причина устранена – значит, устранена.

Так он и поведал девчонке:

– И у меня из-за этих гадов были проблемы. Так что ничего страшного. Предлагаю перевернуть страницу и начать новую жизнь.

– А вы думаете, они не будут его искать? – теперь уже с серьезной надеждой спросила Овалова.

Она явно начинала видеть в Ефиме Аркадьевиче союзника. И даже более того – пропуск в эту самую, только что упомянутую вслух, новую жизнь.

– Думаю, не будут, – вновь вспомнив Мойшу, уверенно сказал Береславский. – Поехали к Вадиму, начнем серьезный разговор.

– Может, лучше, завтра? – устало сказала девушка, посмотрев в окно: там явно начинало смеркаться.

– Почему завтра? – не понял увлеченный Ефим. – Время-то детское!

– Потому что он сейчас в деревне живет.

– Ну, так поехали в деревню! – Ефим Аркадьевич не терпел промедлений, если дело пошло в правильном направлении.

– А деревня эта – возле Онежского озера, – наконец решилась Овалова. – Тысячу километров пилить. – Теперь она полностью доверяла Береславскому.

Ефим Аркадьевич с минуту переваривал новость. Но запал был силен, и он предложил выезжать немедленно – все равно эту тысячу километров надо проехать! Соответственно, чем раньше маршрут начнут, тем быстрее закончат.