Хранитель секретов

Моя голова была тяжелой. Даже когда голос Луны прозвучал на весь зал, когда она что-то крикнула про “Blibbering Hundinger”, я не мог найти в себе силы улыбнуться.

– Я видел твой маленький трюк со змеей, Белла, - сказал Невилл. – Это было здорово! Пожиратель Смерти выглядел напуганным.

– Говоря о змеях, - ответила она, - то, что ты сделал с Нагайной, было невероятно, Невилл. Если бы кто-то сказал мне на первом курсе, что ты собираешься стать таким героем, я бы никогда не поверила. Ты был таким…

– Вялым?

– Застенчивым! И тихим, - улыбнулась Белла. – Посмотри на себя сейчас.

– Ох, черт возьми, Белла, - покраснел Невилл. – Каждый, кто сражался, сделал бы подобное. Это было командным действием.

– Могу ли я посмотреть на твой меч, Невилл? – спросил Карлайл, не в состоянии скрыть свою заинтересованность.

– Конечно! Присаживайтесь.

Все члены моей семьи заняли места за длинным столом, другие студенты потеснились, чтобы освободить пространство для них. Белла, однако, осталась стоять, ее голова повернулась к огромной двери, ведущей в вестибюль, через которую входили Рон и Гермиона.

– Эдвард, - сказала она устало. – Я думаю, мне надо использовать человеческий момент. Мне нужно освежиться.

– Ты хочешь вернуться?

– Нет! Нет, не сейчас. – Она выдавила слабую улыбку, а затем переместилась, чтобы поцеловать меня в щечку. – Я скоро вернусь.

Я кивнул и, в свою очередь, посмотрел, как она идет к выходу.

Мое настроение упало, и рассказ о Мече Гриффиндора не представлял для меня интереса. Мне нужно было тихое место, где я мог подумать, или не думать, о том, был ли я готов рискнуть душой Беллы теперь, когда я узнал то, что знаю; перед этим, однако, мне необходима вся информация, которую Гарри мог бы дать мне о потустороннем мире.

Я искал его мысли, предполагая, что он был с Роном и Гермионой, под плащом-невидимкой. Он рассказывал им все, что он видел в Омуте Памяти.

– Таким образом, это был Снейп в лесу? – спросил Рон.

– Да, он работал на Дамблдора все время, а мы никогда не догадывались об этом.

Затем Гарри перешел к повествованию о том, как он оказался последним крестражем, прежде чем рассказать о своей встрече с Воландемортом. Он воздержался от упоминания обо мне, за что я благодарен. Наконец, он перешел к части своего рассказа, в которой присутствовал странный зал. Я слушал, полностью погрузившись в его слова и мысленные изображения.

– Я думаю, он будет вынужден существовать в таком состоянии всю оставшуюся вечность, - сказал Гарри. – Дамблдор сам сказал, что душа Воландеморта полностью разрушилась.

Затем он перешел к рассказу о связи, которая сложилась между его и палочкой Воландеморта, а потом к предмету «Дары Смерти». Я узнал, что там была какая-то связь между Камнем Воскрешения, Древней Палочкой и Плащом-Невидимкой, и что мечтой многих было объединить их. Дамблдор тоже был одержим этой идеей, по-видимому; но только Гарри был в состоянии сделать это, потому что использовал их бескорыстно, тогда как другие использовали бы их в личных целях.

– Так… там действительно есть что-то после этого? – Спросил Рон, его мысли направились к Фреду, сопровождаясь мгновенной колющей болью, которая, казалось, пронзила его.

– Да.

– И как ты смог вернуться? – произнесла Гермиона, полностью зачарованная и жаждущая информации.

– Когда Воландеморт использовал мою кровь, он поглотил защиту моей матери. Пока он жил, магия привязывала меня к жизни схожим образом, как делал это крестраж.

– Невероятно! – воскликнула Гермиона.

Они прибыли в главный офис и были встречены невероятными аплодисментами, когда вошли в двери. Когда портреты успокоились, Гарри обратился к белобородому человеку на полотне в большой раме, расположенной за богато украшенным столом.

– То, что было скрыто в снитче… я бросил это в лесу. Я не знаю где именно, но я не собираюсь искать это снова. Поддерживаете ли вы?

– Мой дорогой мальчик, я поддерживаю, - сказал Дамблдор сквозь слезы счастья. – Это мудрое и смелое решение, но меньшего я и не мог ожидать от тебя. Кто-нибудь еще знает, где это упало?

– Никто, - сказал Гарри, обманув, не желая упоминать мое имя перед Роном и Гермионой. Эдвард может знать. Будет ли у него желание пойти, разыскать его? Я должен поговорить с ним, на всякий случай.

И, вдруг, я уже шел через вестибюль, направляясь во двор, и переходил на бег. Мои ноги едва касались земли, когда я пролетел мимо деревянной хижины в зловещий лес. Сейчас не было никаких признаков дементоров, они исчезли после недавнего поражения Воландеморта. Звук сотен ударов копыт о землю слышался откуда-то издалека, когда я пробирался сквозь тени.

Поиск нужного места не потребовал ни времени, ни усилий; и без моей совершенной памяти, запах Гарри был отчетливым, даже в окружении десятка других, которые вели в том же направлении. Я шел по следу до того самого места, где он снял с себя плащ-невидимку, быстро обнаружив Воскрешающий Камень среди грязи, веточек и сухих листьев.

Я нагнулся, чтобы поднять его. Казалось, все было обычным – ничего экстраординарного – однако, это не так. Я уже видел его мощь один раз; и я отчаянно хотел повторения, поддаться искушению. Тем не менее, я отчетливо понимал, что это крайне неправильно – беспокоить мертвых. Гарри знал это, тоже, значит, по этой причине он хотел поговорить со мной.

Но если это происходило раньше – в тот раз, - может, не повредит… всего лишь еще один раз, и больше никогда. Камень сделал три оборота в моих пальцах, мои веки плотно закрылись, когда страх и восторг взорвались в моих венах.

Сначала я думал, что это была неудачная попытка – я не слышал ни звука, чтобы подтвердить, что кто-то стоял рядом, - но затем, сквозь плотный, мистический барьер я почувствовал взрыв положительных эмоций – абсолютной, бесконечной любви.

– Эдвард, - произнес голос.

У меня перехватило дыхание, глаза в тот же момент распахнулись.

А там стояла она, густые бронзовые волосы мягкими волнами ниспадают до талии, закрытое изумрудное платье, в котором, как я помнил, она так часто ходила по дому: Элизабет Мейсен, моя мама.

Даже если бы я точно знал, что хотел сказать, я был бы не в состоянии произнести слово. Мое тело ощущалось подобно статуи, каким оно должно было быть, мой язык был полностью заморожен, когда я смотрел на женщину перед собой.

Она приблизилась ко мне, пока между нами не осталось нескольких дюймов, после чего ее рука поднялась, чтобы коснуться моей щеки. Я сглотнул. Ее прикосновение не было теплым или холодным, или же ощущалось вполне реальным. Нежность и удивление появились на ее лице, когда она сделала этот жест, и я тут же почувствовал, что мое собственное выражение лица зеркально тому, что видят мои глаза.