Хранитель Виртуальности
Шрифт:
— Зато теперь…
— Теперь тоже не знаешь. Женщину вообще невозможно познать. Мне, во всяком случае, еще ни разу не удалось этого — ни по отношению к другим, ни по отношению к себе самой. Но зато теперь ты не будешь меня бояться.
— Я? Тебя?? Бояться???
— Мужчины тоже плохо знают себя. Но для женщин вы прозрачны, как партитуры Моцарта.
Судя по сравнению, Клеопатра живет в мире еще менее реальном, чем вирт. Кого сейчас интересует Моцарт? И многие ли знают, что такое партитура? А самое забавное — почему она решила, что я ее боюсь? Впрочем, с женщиной лучше не спорить. Это — самое
— Пожалуй, к столь красивой девушке действительно не так просто подойти. Но мы уже познакомились, так что мне, наверное, нечего бояться?
— Я сама тебя чуточку боюсь, — признается Клеопатра. — Вернее, за тебя. Вдруг ты меня разочаруешь?
— Поживем — увидим.
Мы вновь сворачиваем на Охотный ряд.
— А ты молодец, не стал ни бахвалиться, ни сомневаться. Действительно, зачем гадать? Сейчас все станет ясно как божий день.
Мы входим в просторный вестибюль, поднимаемся по широкой лестнице на второй этаж. Клео вставляет в щель магнитный ключ, тяжелая дубовая дверь медленно отворяется. Клеопатра ставит сумочку на столик, подходит к зеркалу и поправляет волосы. Все правильно, прическа — основной предмет заботы всякой женщины. Она частично заменяет ей ум.
Подойдя к Клеопатре вплотную, я жду, пока она увидит меня в зеркале, удивившись, повернется и попадет прямиком в мои объятия. Резко и сильно прижав к себе Клеопатру, я страстно целую ее.
Клеопатра не сразу раскрывает губы: слишком неожиданным был маневр. Поначалу она даже пытается выскользнуть из моих объятий. Но, убедившись, что это бесполезно, вся отдается поцелую.
В ее возрасте поцелуи еще доставляют наслаждение, и я не лишаю девушку этого невинного удовольствия, предвестника удовольствий противоположных по смыслу, ассоциирующихся со словом «вина», греховных.
Как отчаянно она целуется… Словно этот наш затянувшийся поцелуй последний в ее жизни.
Наконец Клеопатра, почти задохнувшись, отстраняется от меня. Глаза девушки закрыты. Не позволив ей высвободиться из объятий, я чувствую, как сокращаются мышцы плоского, явно тренированного живота.
Она что, уже испытывает оргазм? Ну и темперамент…
Чуточку отстранившись, я протискиваю между ее и своей грудью руку, открытой ладонью в сторону упругих полушарий.
— Подожди… — останавливает меня Клеопатра. — Рыбу, птицу и девицу берут руками — но вначале их моют!
Ишь какая чистоплотная.
Я иду в роскошную ванную комнату, включаю воду, через минуту выхожу.
Клеопатра уже сбросила плащ и ждет меня в спальне. Постель разобрана — эта девушка явно не любит терять время даром.
Что ж, последуем ее примеру.
Но снять с себя жакет Клеопатра не позволяет. Зато теперь уже сама впивается в мои губы.
Однако! Буквально за каждый снятый с нее предмет одежды мне приходится расплачиваться серией пылких поцелуев! Так я и до вечера не управлюсь…
И потом, когда мы уже наконец достигаем постели, дела идут все так же медленно. Я пытаюсь применить силу, но Клеопатра, свернувшись калачиком и выставив во все стороны множество локтей, коленок и даже пяток, в корне пресекает мою попытку.
— Я не люблю, когда со мною грубо обращаются. Не разочаровывай меня, пожалуйста, — говорит она, когда я на секунду отступаю, чтобы перегруппировать
силы. И мы вновь начинаем целоваться.Наконец Клеопатра разводит плотно сжатые колени.
Войдя в нее, я оптимизирую размер своего полового органа. Это удается мне не сразу — оказывается, Клеопатре не нравится, когда фаллос слишком велик.
— Мне больно, — чуть слышно шепчет она.
— А так? — столь же тихо спрашиваю я, несколько укорачивая фаллос и делая его чуточку менее твердым.
Клеопатра не отвечает. Но судя по судорогам, сотрясающим ее живот и бедра, оптимум достигнут.
Не знаю, сколько оргазмов Клеопатра испытала, пока я ее раздевал, но на финишной стадии я насчитал пять.
— Все… Больше не могу… — просит она пощады. — А ты… Я совсем не нравлюсь тебе, да?
— Безумно нравишься! — говорю я и доказываю это, доведя до почти болезненного шестого оргазма и разразившись наконец своим.
Потом мы еще долго лежим в объятиях друг друга, изредка перебрасываясь ужасно глубокомысленными фразами, типа «Тебе было хорошо со мной?», «Безумно хорошо. Как ни с кем другим» «А тебе?»…
Эта фаза коитуса занимает неоправданно много времени, но, к сожалению, без нее не обойтись. Именно в эти минуты женщина благодаря довольно-таки примитивным химическим процессам, происходящим в ее организме, наиболее остро чувствует то, что у обывателей обозначается словом «любовь». А ради любви женщина готова на все…
Например, стать стукачкой.
— Поговори со мной, — просит Клеопатра, — Все равно о чем. Ты только не молчи, ладно?
— Знаешь, перед моим отделом поставили почти невыполнимую задачу — найти и обезвредить этого самого Заратустру, который учиняет безобразия в вирте. Я целыми днями мотаюсь по виртуальным, странам и страницам, устаю, как собака, даже в постели стал не так хорош, как раньше, а этот Заратустра всегда появляется там, где меня нет. Поможешь его поймать?
— А что ему за это будет?
— В общем-то ничего. Проведут беседу, при повторном нарушении отлучат на некоторое время от вирта.
— А что мне за это будет? — улыбается Клеопатра, и взор ее вновь затуманивается.
— Море любви. Аванс — прямо сейчас.
Глаза Клеопатры загораются радостью.
— Прямо сейчас? После того, что было?
— Тебе ведь понравилось?
— Безумно.
— Бармен, повторить! — щелкаю я пальцами и, отбросив простыню, вновь набрасываюсь на Клеопатру.
Не забыть бы потом выдержать паузу, полежать с нею, обнявшись и болтая всякие глупости. Чтоб крепче любила — а значит, и усерднее служила.
Часа через полтора, воспользовавшись тем, что Клеопатра вышла в ванную, я быстро обыскиваю ее номер, потом заглядываю в сумочку. Конечно, я не рассчитываю найти здесь какие-то документы — все личные данные зашиты в памяти теркома Клеопатры. Я мог бы воспользоваться своим служебным положением, составить ее фоторобот и отыскать основные сведения в базе данных «Граждане России». Но пока это не нужно. Мне просто интересно, чем Клео живет, чем дышит. Ничего интересного ни в номере, ни в сумочке я, однако, не обнаруживаю. Косметичка, прокладки, противозачаточные средства, флакончик духов… И билет на поезд! На послезавтра, до Смоленска, отправление в девятнадцать двадцать пять.